Глава третья

Когда «Диана» налетела на не отмеченный на карте риф, она везла британского посланника к султану Пуло Прабанга обратно в Батавию — первый этап на его пути домой. Несмотря на активное соперничество французов, мистер Фокс успешно заключил договор о дружбе с султаном. Поскольку он страстно жаждал как можно скорее доставить договор в Лондон, то с большей частью свиты отправился на пинасе под командованием офицера и с командой, достаточной чтобы пройти оставшиеся двести миль при, казалось, благоприятной погоде. Однако он оставил заверенный, подписанный и запечатанный дубликат договора со своим личным секретарем Дэвидом Эдвардсом — как разумную предосторожность и как способ избавиться от него. Мистер Фокс был настроен против молодого человека и не намеревался оставаться в его обществе в ходе долгого путешествия из Батавии в Англию.

Но пинас попал под удар того же тайфуна, который разбил севшую на мель «Диану». С гибелью посланника и оригинала договора дубликат приобрел совершенно иную важность. Не имеющий за душой ни пенни, но добродушный и жизнерадостный молодой человек, крайне нуждавшийся в надежном месте службы, возлагал на документ большие надежды. Если явиться в Уайтхолл и обратиться к министру: «Сэр, вот договор с султаном Прабанга» или «Сэр, имею честь представить вам соглашение между Его Величеством и султаном Прабанга», должно же это к чему–то привести? Конечно, не к посвящению в рыцари или баронетству, чего ждал Фокс, но все же к какому–нибудь местечку в правительстве. Может атташе в каком–нибудь небольшом отдаленном посольстве или помощник глашатая при гофмаршальской конторе? Честное создание не знало о ядовитом письме, которое Фокс оставил вместе с дубликатом. В нем Фокс дурно отзывался практически обо всех на борту «Дианы», но особенно — о своем секретаре. Стивен же, обязанный как агент разведки следовать другим правилам, с содержанием письма был знаком.

Эдвардс, следуя велению долга, остаткам привязанности к шефу, умеренным интересом и тому подобным, завернул договор в парусину, потом в промасленный шелк, а потом еще в одну оболочку. Документ он все время носил на груди и теперь, стоя рядом со Стивеном на высокой корме джонки Ли По и всматриваясь назад, он постучал по груди — та издала пустой картонный звук:

— Иногда мне кажется, что на этой бумаге висит проклятье. Она потерпела крушение и едва не утонула. Ее атаковали даяки и едва не сожгли, а теперь она подвергается серьезной опасности быть захваченной пиратами, чтобы полностью уничтожить все наши усилия.

— Конечно, от этого зрелища должна застывать кровь в жилах, — ответил Стивен, глядя на мчащееся в их кильватере круто к зюйд–весту злобное проа. Два его балансира взымали белую пену. Злобное — потому что это наверняка пират, и гораздо быстрее джонки. Но не очень опасное — маленькое, на него едва ли набилось больше пятидесяти человек, и нет ни одного орудия.

— Даже так. Они, я думаю, скоро уберутся прочь — капитан Обри заставит их, как только он с мистером Уэлби расставит морскую пехоту вдоль борта. В любом случае, Май–Май, которая о морских даяках и пиратах в целом знает больше, чем дюжина из нас на выбор, заверила, что это всего лишь жалкое проа из Кариматы. Она удивляется их наглости — это территория Ван Да. Когда он не охотится и не исполняет обязанности во дворце, то снует туда–сюда по проливу, собирая дань с тех, кто принял его протекцию, и топя или сжигая остальных.

Наконец, морские пехотинцы собрались кучками — красные мундиры, белые перевязи, мушкеты и все остальное сверкают, хоть сейчас на парад. Они выстроились вдоль поручня, вдоль всех поручней, и капитан Обри позвал Стивена:

— Пожалуйста, скажи ему положить руль на левый борт.

Последовала серия лающих приказов фальцетом на китайском, и джонка начала описывать плавную кривую, демонстрирующую ее превосходящую огневую мощь, включая две карронады. Пираты, некоторое время поразмышляв над этим, повернули и умчались прочь на север в поисках добычи полегче.

— Мистер Уэлби, — посоветовал Джек, — много ценных жизней будет спасено, если вы немедленно распустите своих омаров и разрешите им снять все эти колодки.

С Ли По он обменялся улыбками и поклонами, а перед Стивеном и Эдвардсом извинился:

— Мне очень жаль, что столько времени заставил вас трястись и дрожать от страха, но конструкция джонки слишком отличается от того, к чему мы привыкли, и бедняги не могли найти свои вещи. Сапоги в одном трюме, амуниция в другом, штыки далеко от перевязей, а белая глина в кормовом погребе с порохом. Вы мне поверите, джентльмены, если я вам расскажу, что у судна не меньше шести отдельных трюмов? Говоря о раздельных, я имею в виду, что они разделены между собой водонепроницаемыми переборками.

Его офицеры толпой поднялись по трапу на странную маленькую палубу или площадку, не имеющую своего названия в словаре королевского флота, озираясь вокруг с потерянным изумлением, обычным для сухопутных крыс на борту военного корабля.

— Разве я не прав, мистер Филдинг, когда сказал доктору, что здесь минимум шесть отдельных трюмов?

— Это преуменьшение, сэр, — ответил Филдинг. — Ричардсон и я насчитали семь, штурман обнаружил восемь. Мы планируем еще один тур. Мичманы называют цифры вдвое больше.

— Май–Май, дорогая, — позвал Стивен сквозь решетку, через которую можно было видеть, как девочки внизу играют в какую–то сложную разновидность классиков — будь добра, покажи этим господам все отсеки джонки по очереди. Я уверен, они тебе дадут одной целый корабельный сухарь.

Сухари. Дети страстно к ним пристрастились, какими бы старыми они ни были, и не могли поверить, что в нормальных условиях моряки получают по фунту каждый день.

— Странный способ строить корабль, — заметил Джек, — но, Боже, в этом есть достоинства! Будь у «Дианы» такие переборки, она всё еще оставалась бы на плаву.

И Джек принялся рассуждать о дивной экономии книц, о прочности и гибкости, которую не могут превзойти даже изобретения Сеппингса{7}, до тех пор, пока бессмысленные выражения лиц слушателей не охладили его пыл.

— Мне надо сменить повязку мальчику, — заметил Стивен, — А вон справа еще один пеликан.

Требовалось не только проверить лубки под тревожным взглядом пациента и обновить пугающую пурпурную мазь, но и провести настоящий обход больных вместе с Макмилланом. Его Стивен, к своему изумлению, обнаружил пьяным. Определенная степень опьянения — обычное состояние на борту военного корабля после обеда. Здесь же эта степень была еще заметнее — грог замешивали на араке Ли По. Спиртное оказалось почти вдвое крепче того, что они спасли с «Дианы», его казначей разбавил чистой дождевой водой и капелькой купороса. Конечно же в полдень Макмиллан пообедал с мичманами. Но все же Стивен удивился — обычно Макмиллан вел себя очень строго и воздержанно. Даже сейчас на ногах он держался совершенно твердо, а его перевязки были почти верхом совершенства, но в более–менее нейтральный английский вторгся родной шотландский, с его забавными гортанными согласными, сильными придыхательными звуками и раскатистыми «р». В целом он вел себя более самоуверенно и многословнее обычного:

— Ночь пррролежал без сна, — заметил он, — и тут мне стукнуло, зачем вы завязали юнцу здоррровую ногу. Эх, вы, наверррное, подумали, что я самый тупой из тупых дурррачков.

— Вовсе нет, ничуть, — ответил Стивен. — У него там родимое пятно на голени, которое лучше бы прижечь, чтобы избежать будущих проблем. Вы его заметили?

— Ага, это заметил. У моей жены почти такое же, но над коленом.

Они находились в относительной уединенности помещения, служившего одновременно капитанской кладовой и лазаретом. Стивен, испытывавший искреннее уважение и даже привязанность к своему помощнику, счел должным заметить:

— А я и не знал, что вы женаты, мистер Макмиллан.

Некоторое время Макмиллан не отвечал, будучи занятым уборкой пилюль, повязок, микстур и пластырей с обычной навязчивой аккуратностью. Когда он заговорил, показалось, будто он уже дал полный ответ — его слова служили продолжением чего–то:

— Думал, что жене можно по–дррружески поведать свои сны. Но однажды она швырррнула мне в лицо биточки прям со сковоррроды, завопила: «К дьяволу твои долбаные сны», вылетела из двери и заперррла ее за собой.

Он закрыл шкафчик с лекарствами, проделав тот же жест ключом:

— Больше я ее и не видел (жили они на самом верху очень высокого дома в Кэнонгейте, в Эдинбурге), — добавил он между делом, прежде чем продолжить другим тоном: — Но я никогда и не был подходящим мужем для такой веселой девчонки, как она. Еще мальчишкой мне снились сны о высоких свечах, оплывающих на солнце, прям до полки, а когда я стал мужчиной — все то же самое. Только наведу пистолет с определенным триумфом, ну вы ж понимаете, а ствол падает и падает.

Через несколько палуб и трюмов Стивен услышал, как барабан отбивает «Ростбиф старой Англии», созывая офицеров на обед:

— Простите меня, мистер Макмиллан. Капитан очень требователен по части пунктуальности.

«Ростбиф» в этот день оказался остатками бабируссы, приготовленными частью на английский, а частью — на китайский манер, множеством мелких яванских блюд, а затем — лучшим супом из ласточкиных гнезд, который кто–либо рангом ниже китайского императора имел когда–либо шанс попробовать.

— Думаю, джентльмены, — произнес капитан через две минуты после того, как они выпили за здоровье короля, — что мы привелись к ветру. Доктор, не попросите ли Ахмеда сбегать на палубу и посмотреть, что там творится?

Ахмед вернулся мгновенно, и, кланяясь, сообщил успокаивающим и молящим голосом, что они останавливаются и спускают паруса, чтобы дать возможность подойти пирату. Пират в два раза больше джонки. Ли По сказал, что бегство и невозможно, и нежелательно — ничего хуже не придумаешь.