— Четверг? — переспросил Джек, лицо его осунулось. — Я рассчитывал, что пороховая баржа причалит завтра до полудня, потом во время стоячей воды принять скот и отчалить с вечерним отливом.

— Насколько я знаю, у него завтра заседание совета, а потом большой обед для дюжины местных царьков в Бейтензорге.

— Конечно, он очень занят, — признал Джек и, подумав, продолжил: — Четверг означает потерю пары дней. Но меня сильно тревожит возможная невежливость в адрес губернатора — он оказался невероятно любезным. Вот что я тебе скажу, Стивен. Не мог бы ты повидаться с ним до четверга и попросить не беспокоиться насчет писаря и мальчишек, пусть его секретарь даст им рекомендательные письма ко мне. Это было бы гораздо лучше. Губернатору и миссис Раффлз не пришлось бы тяготиться парой неуклюжих болванов, а я бы смог лучше ознакомиться с их способностями. Ты не знаешь, за что их выгнали?

— Пьянство, блуд и лень стали их погибелью. Их не столько выгнали, сколько оставили на берегу. Они выползли из борделя около полудня, шатаясь с похмелья добрались до берега и обнаружили, что эскадра отчалила на рассвете. С тех пор живут в нищете. Хотя губернатор обратил на них косвенным образом некоторое внимание, но, кажется, их друзья ничем не помогли. Возможно, из–за нехватки времени, а не преднамеренно. В конце концов, пока «индиец» доплывет и вернется — пройдет целая вечность.

Джек некоторое время всматривался в Южно–Китайское море — сияющее солнце и бесчисленные суденышки, деловито снующие под ним, зеленоватый оттенок воды. На волосок от горизонта на зюйде поднимается дождевая облачная гряда. Налив Стивену еще чашку, он продолжил:

— Что до казначея, обойдусь и без него. Бедняга Блай обходился умным, относительно честным стюардом и понимающим баталером. В любом случае, капитан Кук был сам себе казначеем. Но от всего сердца поприветствую хорошего писаря. Мне было бы больно потерять все записи, как ты предлагал, поскольку наблюдения для Гумбольдта частично с ними совмещены, и умный человек, привыкший к корабельным журналам, мог бы в этом разобраться. Более того, есть и ужасный случай с Макинтошем. Ты же помнишь Макинтоша, он захватил тридцатишестипушечную «Сибиллу» после погони через весь Пролив. Так вот, он сошел на берег на Кикладах и потерял половину документов. Он взял оставшуюся половину, завернул ее в свинцовый лист, написал на нем «С — адмиралтейский совет, ф — адмиралтейство, б — комиссия по больным и увечным» и вышвырнул их за борт. Неделю спустя греческий ловец губок принес их в отличном состоянии на флагман и попросил вознаграждение.

— Он сосчитал цыплят, не оценив риски, — заметил Стивен.

— Да. Что же до мичманов — взгляну на них, конечно. Но мичман, которого никто не рекомендует, да еще и взрослый при этом… Подумывал я о юном фор–марсовом Конвее, но затруднительная это штука — вылезти на квартердек через клюз на собственном корабле, отдавая приказы своим бывшим сотрапезникам, не говоря уж о том, чтобы войти в общество мичманов, которые до того были твоими начальниками. Опять–таки, мои повышения обычно оказывались несчастливыми. В бою квартердек — чертовски нездоровое место, знаешь ли.

— Я мало что знаю о битвах, но мне казалось, в бою мичманы находятся со своими орудийными расчетами или на марсах со стрелками.

— Да, в большинстве своем, но несколько человек всегда находятся на квартердеке вместе с капитаном и первым лейтенантом. Можно сказать, адъютанты.

В четверг «Мускат» вышел в бухту, пришвартовался к тем же бочкам, которыми пользовалась «Диана» и был очень тщательно обследован капитаном, штурманом и трюмным старшиной. Ни на верфи, ни рядом с пороховой баржей они не могли отойти достаточно далеко, чтобы в полной мере оценить дифферент. Но теперь в их распоряжении было целое море, и все трое согласились: дифферент на корму чуть больше чем нужно. Укладка балласта и штивка трюмных грузов — чрезвычайно трудоемкий и сложный процесс. Его завершили до размещения домашнего скота, так что из форлюка доносился хорошо знакомый запах свиней, разлетаясь по палубам. Перекладывание всего этого привело бы если и не к мятежу, то почти наверняка к недовольству. К счастью, мистер Уоррен, хорошо знакомый со страстью капитана к точной дифферентовке и достижению максимально возможной для корабля скорости, так разложил рукава, что мог переместить несколько тонн воды туда–сюда в нижнем ряду:

— Думаю, на полпояса хватит, сэр, — заметил штурман.

Джек кивнул и, наполнив воздухом легкие, позвал:

— Мистер Филдинг, пожалуйста, начинайте перекачивать воду на нос.

— Какой все–таки голос у нашего капитана, — заметил Стивен Уэлби по пути к шлюпке. — Разносится он на большое расстояние, но стоит отметить, что в нем нет хрипоты или металлических нот, обычных для аукционистов, политиков и сварливых женщин.

— В моей части Англии есть птица, которую мы зовем «болотным барабаном» или «быком из трясины», она почти столь же громкая. В тихий вечер можно услышать за добрых три мили. Но, рискну предположить, вы об этом и так знаете, доктор.

— О, сэр, сэр, пожалуйста, — окликнул голос сзади. Юноша бежал по причалу, тяжело дыша. — Если вы отправляетесь на «Мускат», пожалуйста, возьмите нас с собой. У нас записка для капитана.

— Что вы имеете в виду под «нас»? — насупился Уэлби.

— На той стороне моста мой друг. У него снова подошва ботинка отвалилась.

— Тогда пусть он снимет второй и возьмет их в руки, — приказал Уэлби. — Бегом! Мы тут весь вечер ждать не можем.

— Давай сюда, Миллер, — закричал юнец сломавшимся посредине фразы голосом. — Возьми обувь в руки. Джентльмены не могут ждать весь вечер.

Стивен разглядывал их, пока шлюпка тащилась по холодной воде. Юнцы были бледные, болезненные, тощие и недокормленные, сплошные коленки и локти (как будет по–английски «âge ingrat{10}»? — подумал он).

Оба явно уделили очень много внимания своей внешности и потрёпанной одежде, из которой уже выросли, но презентабельным их вид никак не назовешь. Излишние старания даже сослужили им плохую службу, ведь бриться они толком не умели, а поскольку оба находились на прыщавой стадии, порезы и рубцы превратили непримечательные лица подростков в нечто жуткое. Они выглядели жалкими, потерянными и озабоченными, и не произвели на Стивена особого впечатления, пока уже почти у борта, один из них, поймав его внимательный взгляд, не произнёс тихим голосом:

— Боюсь, мы довольно скверно выглядим, сэр.

Юнец говорил смущённо, но глядя прямо в глаза и, видимо, рассчитывал на доброжелательное отношение Стивена, чем тронул его.

— Нет, вовсе нет, — ответил он, и, поднимаясь, подумал: «Интересно, что Джек станет с ними делать. Надеюсь, он сочтет их моряками. Не то придётся им браться за ткацкий станок или плуг».

На последней ступени трапа Стивена подхватили чьи–то дружеские руки, и, глянув вверх, он увидел улыбающегося Филдинга.

— А вот и вы, доктор. Капитан просил дать вам знать, что он в своей каюте, с сюрпризом.

В каюте Стивену тоже улыбались — сияющая красная физиономия Джека, а рядом с ним, позади огромной горы бумаг — смущённый маленький человечек.

— Вот и доктор! — воскликнул Джек. — А у нас здесь наш старый товарищ!

— Мистер Адамс, — сказал Стивен, пожимая гостю руку. — Как я рад снова вас видеть. И поздравляю с выздоровлением.

— Мистер Адамс клянётся, что может привести в порядок этот хаос, разобраться с необходимыми заменами и обеспечить нам полный комплект — нам следует всё сохранить, и мы сможем сдать все наши отчеты!

— Я всегда верил в магические способности мистера Адамса, — с искренней убеждённостью отвечал Стивен. Адамс служил секретарём и писарем Джека, когда тот временно командовал «Лайвли», и славился на всё Средиземноморье своими способностями. Казначеи с других кораблей тайком поднимались на борт за его советами, а многие капитанские отчёты своей чёткостью, точностью и аккуратностью были целиком обязаны его перу. Адамс давно и сам мог бы стать казначеем, но терпеть не мог заниматься подсчётом мелочей. Кроме того, в качестве капитанского писаря принимать участие в шлюпочных экспедициях было гораздо проще, а это составляло для него особое удовольствие.

— Мне следовало прийти к вам сразу же, как вы прибыли, — сказал Адамс, — но я был на водах в Барбарленге и до вторника не знал о вашем приезде, пока губернатор, благослови его Господь, не сообщил мне.

Отбили три склянки, возникла небольшая пауза, и Стивен воскликнул:

— Я же совсем забыл о тех несчастных молодых людях. Прибыли с нами на шлюпке с запиской от губернатора, точнее от его секретаря, и до сих пор ждут на… ждут снаружи.

— Я могу встретиться с ними попозже, — сказал Джек.

— По–моему, сэр, вам стоит принять их прямо сейчас, — вставил Адамс, собирая свои бумаги. — А я схожу к стюарду казначея. Если у него голова не только, чтобы шляпу носить, мы с ним сумеем заполнить все эти пробелы.

Пять минут спустя юнцов впустили в каюту, бледных от ожидания и дурных предчувствий. Джек встретил их отстраненно и равнодушно — счастье не затмевало его суждений в том, что касалось блага корабля. Первое впечатление едва ли оказалось благоприятным: похоже, мичманы как раз того сорта, которых любой капитан оставит на берегу, не прикладывая особых усилий к розыску.

Он быстро изучил историю их службы (без заслуг) и выяснил природные способности (умеренные). Подумав, он им сказал:

— О вас я ничего не знаю. Не знаю и капитанов, под чьим командованием вы служили. У меня нет ни строчки от них, а записка секретаря просто упоминает ваши имена без рекомендаций. И конечно в списках «Клио» против ваших имен стоит «Д» — технически вы дезертиры. На квартердек я вас не приму. Но, если хотите, могу внести вас в списки матросами первого класса.