Глава двадцать шестая

Руки Гвен напряглись, пот и дождь смешались на ее лице, пока она бежала вниз по коридору центра для детей-аутистов. Где-то наверху разбилось окно. Сиделки выглядывали из комнат, лица взрослых пылали любопытством, беспокойством и необходимостью участвовать в процессах.

— Назад внутрь и заприте двери! — крикнула на них Гвен, боковым зрением замечая фигуры за своей спиной. — Назад!

Двигаясь по узкому коридору, Гвен повернула за угол, быстро заглядывая в каждую комнату. Так, где же оно? Через три двери дальше, прямо в конце центра, она наконец остановилась.

Уставившись в маленькую комнату, она очень осторожно поднесла руку к уху.

— Джек? — прошептала она. — Поторопитесь. У нас инцидент.

— О Боже!

Голос заставил Гвен подпрыгнуть. Повернувшись, она схватила женщину за руку и настойчиво, но аккуратно оттолкнула ее от двери.

— Я сказала, всем держаться подальше! Я хочу, чтобы вы пошли и ждали в приемной. — Гвен надеялась, что ее собственные руки не дрожали очень сильно. Кровь, состоящая почти только из одного адреналина, бежала по ее венам.

— Я его сиделка! — округлое лицо женщины дрожало, пока она глотала слезы от шока. — Я Чери Дэвис, сиделка Райана. Он совершенно аутичен. Я забочусь о нем с самого его появления. Эта женщина… его мать, Эдриенн. У нее сегодня день посещения. — Женщина замолкла. — О боже. — Рука поднялась ко рту, и она испустила всхлип. — Что это? Оно причинит ему боль? Я не могу его оставить. Я не могу.

Гвен теребила женщину за руку.

— Стойте здесь. Вы можете понадобиться.

Она не ответила ни на один из вопросов. Ответов у нее не было. Оставив женщину прислонившейся к стене, Гвен осторожно посмотрела на дверь и в комнату мальчика. Ничего не изменилось.

Окно было разбито, выбито вовнутрь с такой силой, что некоторые осколки покрыли строго вида брюнетку, скрученную и валяющуюся на ковре. Ее бледная наманикюренная рука была отсечена от запястья, а большой кусок стекла воткнулся прямо под подбородком, торча вверх и отражая остекленевший взгляд ее глаз. Гвен даже не думала подойти и проверить пульс. Ей не нужно было других доказательств, кроме собственных глаз, чтобы сказать, что мать мальчика более чем мертва. Кровь была повсюду. Огромный, увеличивающийся бассейн под телом, большие пятна на стенах маленькой комнатки, где, должно быть, артерии ей перерезали, пока сердце билось, марая красным потоком все, чего оно касалось.

Гвен взглянула на маленького мальчика, сидящего на полу по-турецки. От материнской крови его соломенно-светлые волосы потускли, тонкие поблескивающие струйки стекали по гладкому лицу, которое оставалось бесстрастным. Он пел мягко и идеально, несмотря на лежащую поблизости мертвую мать и ужасное создание, присевшее перед ним с протянутой рукой, прикасающейся к его тонкому маленькому горлу.

— Он поет постоянно. — Сиделка материализовалась около нее. Она разглядывала хаос, ужас увиденного отразился в ее сдавленном шепоте. — Он поет, чтобы отгородиться от мира. — Гвен чувствовала тепло женщины рядом с собой и не могла заставить себя оттолкнуть ее.

Тяжелые быстрые шаги отозвались на по-больничному тяжелому ковру, и Гвен, вскинув голову, увидела бегом приближающихся Джека и Катлера. Она подняла руку, обращая взгляд к мальчику и пришельцу в комнате. Инстинктивно Джек замедлил шаг, Катлер последовал его примеру, обесшумливая свое появление.

Молча отступая, Гвен позволила Джеку рассмотреть ситуацию самому. Его глаза прочли бы все быстрее, чем она смогла бы объяснить. Джек впритык подошел к комнате, держась стены, Гвен пошла за ним крошечными шагами, подкрадываясь к месту событий.

— Он абсолютно аутичен, — прошептала она ему. — Постоянно поет.

Джек кивнул. Медленно достал портативную тюрьму.

— Нужно оттащить ребенка от него. Я не могу схватить его в ловушку, пока он трогает ребенка. Он может вскрыть ему горло внутри ловушки.

— Я не чувствую пустоту, о которой говорил Янто, — Гвен позволила Джеку отойти от себя. Если они собирались отвлечь пришельца, чтобы вывести Райана, им нужно было быть в разных частях комнаты.

— И я не чувствую, — тихо ответил Джек. — Но оно обычно не сохраняет людям жизнь.

Гвен посмотрела на тело женщины.

— Ей не сохранило.

В центре комнаты пришелец откинул голову, красные лучи излились из черных дыр в голове, исследуя безмятежное лицо мальчика. Непропорциональной формы дыра несколько раз разинулась и захлопнулась внизу головы, а под конец издало какие-то звуки.

— Остальные прекращали.

Слова звучали так, словно просачивались сквозь воду, искаженно и клокоча, и хотя существо прикладывало много усилий произнести их, смысл был ясен.

Гвен посмотрела на Джека. В дверном проеме появились сиделка и Катлер, перекрывая выход. Джек не дал им сигнала отойти, как и не дал Гвен понять, что хочет начать отвлекающий маневр, чтобы перехватить ребенка. Он нахмурился. Гвен знала этот взгляд. Ему стало любопытно.

Он сделал два шага вперед и склонил голову.

— Что ты имел в виду под «остальные прекращали»?

Пришелец не отрывал взгляда от мальчика, но качал головой по сторонам, словно купался в звуках.

— Они позвали меня. — Слова звучали грубо, без тона или резонанса, как лай, словно слова были преступлением против самой природы существа. — Издалека. Ничто принесло меня к звукам. Они были прекрасны.

Джек осторожно прошел в дальний угол комнаты, присаживаясь там, откуда мог видеть и пришельца и ребенка. Поющий ребенок поднял голову, глаза на гротескно слепленный серый образ перед собой.

— Ты с Тихой планеты?

Красные лучи стали тоньше и слабее, края размягчились.

— Мой мир не имеет названия. Нет имен. Нет звука. Нет взгляда. Только ты один. Навсегда.

Джек нахмурился.

— Так почему ты здесь? — он на дюйм приблизился к мальчику, и Гвен увидела портативное устройство в его руках. — Мы должны быть худшим кошмаром для тебя.

Существо вздохнуло, его рот потерял форму.

— Я… — оно замолкло. — Я неправильный.

— Почему ты убил тех людей?

Какой-то долгий момент Гвен слышала только пение мальчика. Это было «Иисус Милосердный». Песня, которую она наверняка слышала сотни раз до того, но никогда не проникалась ею так сильно. Если бы ее сердце не разрывалось от напряжения, оно бы наверняка разбилось от безупречного эмоционально чистого исполнения.

— Звук. Я хочу звук. — Существо покачало головой, и Гвен почувствовала движение воздуха от этого движения. — Но они не работали. — Впервые пришелец обратил взгляд от ребенка к Джеку. — Когда я брал органы и делал их частью себя, они не работали. Я не могу издавать звуки. Только слова.

В первый раз Гвен почувствовала волну ужасного одиночества, о котором говорил Янто. Кристальное забытье и опустошенность от полного одиночества.

— Звук издают не органы, — Джек подался вперед и был в зоне доступа от ребенка. Это люди. Живые. Мы ведь не машины.

Рука пришельца разрезала воздух, всего лишь на чуть-чуть отодвинувшись от шеи ребенка, контакт нарушился. Джек встал в позицию для действия, Гвен приготовилась схватить ребенка и выбежать с ним.

— Смотрите! — указывая, воскликнула от дверей Чери.

Райан поднялся с пола и дотронулся до лица пришельца. Катлер чертыхнулся, Гвен разделяла его злобу. Момент был упущен. Пришелец вновь сфокусировался на ребенке, его собственная рука вновь дотронулась его горла. Чери издала короткий смешок.

— Он никогда не делал так раньше. Никогда никого не касался. Он даже не подавал признаков, что замечает чужое существование! — хлопнув в ладоши, она одарила их радостным взглядом, словно не было убитой женщины на ковре и пришельца посреди комнаты. Гвен уставилась на нее, затем посмотрела на Джека. Он долго рассматривал пришельца и мальчика, а затем спрятал портативную тюрьму в потайной карман шинели, прежде чем податься назад.

— Джек? — нахмурилась Гвен. — Какого черта ты творишь?

Джек поднялся.

— Он никогда не делал ничего подобного раньше?

Сиделка покачала головой.

— Никогда. Он только пел. С тех пор, как научился говорить. Так он не подпускал к себе мир.

— Что думаешь, Джек? — Гвен притопнула ногой. Они должны спасти ребенка, прежде чем эта вещь опять исчезнет у них на глазах.

Он не смотрел на Гвен, завороженный руками мальчика на лице пришельца.

— Думаю, эти двое созданы друг для друга.

— Что?

— Все предельно ясно. Так они будут счастливее.

— Про меня слегка забыли, Харкнесс, — сказал Катлер из проема. — Как бы там ни было, это Торчвуд. Почему я ждал чего-то другого?

Джек переводил взгляд с пришельца на мальчика.

— Джек? — прогремела Гвен. Одно дело Катлер — он не был одним из них, но она была частью команды. И требования Янто в ее ухе разъяснить ситуацию делу вовсе не помогали.

— Им нужно стать единым целым. Взгляни на них. — Лицо Джека было исключительно серьезно. Гвен редко видела у него такое, но каждый раз, когда он боролся с собой, принимая решение, которое шло в совершенный разрез со всеми его убеждениями о гуманности. Гвен почувствовала, как ее собственная злоба отступает. Посмотрев на дверь, она увидела кивающую Чери.

— Что сделать, Джек? — Глаза Гвен метались между пришельцем и людьми.

Впервые Джек посмотрел на нее и улыбнулся.

— Ты не понимаешь, Гвен? Вот этот парень — иной, потому что не хочет этот мир. Он хочет изоляции. Полного одиночества. Он не понимает самой концепции общества, компании, коммуникации… — Джек не беспокоился о том, чтобы говорить тихо, наоборот, становился более энергичным, объясняя. — Все, что является частью нашего мира, он прячет за пением. — Он повернулся к Чери. — Я правильно понимаю?

Сиделка кивнула, слезы все еще стекали по щекам, размазывая тушь по лицу.

— И я могу представить, что на Тихой планете наш визитер их эквивалент аутиста. Он хочет контакта с кем-нибудь или чем-нибудь. Поэтому-то он и пошел за музыкой. — Джек взглянул на Катлера. — Поэтому он и убивал лучших певцов. Ради силы эмоций в их исполнении. Чтобы суметь разделить эмоции. — Он слегка покачал головой.