Лань Ванцзи бросил на него быстрый взгляд. Вэй Усянь вскинул руки:

— Ладно-ладно, прекращаю. Мы уже в таких отношениях, почему же ты так застенчив? Чуть что — сразу смущаешься, но именно это мне в тебе и нравится. Ты принёс еду из харчевни с кухней Хунань (2) в Цайи?

Лань Ванцзи ничего не ответил, так что Вэй Усянь принял это за молчаливое подтверждение. Он уселся за стол.

— Интересно, та харчевня ещё работает? В прошлом мы всегда ели там, а то на рационе вашего ордена, боюсь, я бы и те несколько месяцев не протянул. Только посмотри на это. Именно таким и должно быть настоящее пиршество.

— «Мы»?

— Я и Цзян Чэн. И Не Хуайсан иногда, да и остальные.

Скосив взгляд на Лань Ванцзи, Вэй Усянь усмехнулся.

— И чего ты так на меня смотришь? Ханьгуан-цзюнь, не забывай, в прошлом я звал тебя поужинать вместе. Как отчаянно я старался! А вот ты всегда отказывался. Каждый раз, как я с тобой заговаривал, ты мрачно смотрел на меня, и все твои ответы начинались со слова «нет». Сколько раз я получил от ворот поворот? И ты, между прочим, так и не рассчитался со мной за те отказы, а ещё дуешься. Кстати… — Он скользнул под бок к Лань Ванцзи. — Я заставил себя сидеть смирно и послушно ждать тебя только потому, что не хотел нарушать правила ордена. И кто бы мог подумать, что ты сам нарушишь правила и отправишься за едой для меня, Ханьгуан-цзюнь! Вот так наплевать на запреты… если бы об этом узнал дядя, у него бы снова сердце разболелось.

Лань Ванцзи опустил голову и обнял Вэй Усяня за талию обеими руками. Он казался тихим и неподвижным, но Вэй Усянь чувствовал, как пальцы то ли намеренно, то ли нет, поглаживают его спину. Прикосновения эти были такими обжигающими, что жар проникал сквозь одежду и устремлялся прямо к коже. И Вэй Усянь весьма отчётливо ощущал это. Он тоже обнял Лань Ванцзи и прошептал:

— Ханьгуан-цзюнь… Я выпил целебный отвар твоего ордена, и теперь у меня во рту горчит. Ничего не могу съесть. Что же мне делать?

— Один глоток.

— Да. Я выпил всего один глоток, но уж не знаю, кто готовил этот ваш отвар, а послевкусие у него ужасно сильное. Горечь прошла от кончика языка до самого горла. Скажи же… что мне делать?

Немного помолчав, Лань Ванцзи ответил:

— Уравновесить.

Вэй Усянь смиренно спросил:

— И как мне это уравновесить?

Лань Ванцзи поднял голову.

Мягкий аромат лекарственных трав скользил между их губами. Лёгкая горечь придала поцелую особую тягучесть.

Когда они наконец смогли оторваться друг от друга, Вэй Усянь прошептал:

— Ханьгуан-цзюнь, я тут вспомнил. Ты же выпил целых две чаши отвара. Тебе ещё горше, чем мне.

— Мгм.

— Но ты всё равно на вкус довольно сладкий. Странно.

— Сначала поешь. — Немного помолчав, Лань Ванцзи добавил: — Можем заняться этим, когда закончишь.

— Сначала я съем капустку.

Лань Ванцзи слегка нахмурился, словно пришёл в замешательство от столь внезапного упоминания капусты. Вэй Усянь рассмеялся и обвил руками его шею.

Все эти так называемые пиршества лучше всего проводить за закрытыми дверьми.

Примечания:

(1) Поговорка, означающая неподобающее отношение к чему-либо прекрасному. Чаще всего употребляется в контексте, когда любимая дочь влюбляется в недостойного, по мнению родителей, кавалера.

(2) Кухня провинции Хунань отличается ярким вкусом блюд, большим количеством специй и обжигающей остротой.