И я смотрела на постельное белье, которое было изысканным и взрослым, и сама не возражала бы иметь его в своем доме.
Проблема была в том, что я беспокоилась о его высокой стоимости.
Стеганое одеяло было приглушенно-зеленого цвета с таким же приглушенным блеском, две широкие полосы красиво украшены по бокам бисером. Простыни кремовые. У зеленых евро-наволочек также была широкая полоса бисероплетения посередине. У стандартных - по две полоски по бокам. Маленькие подушечки включали округлую вставку кремового цвета, зеленый прямоугольник с двумя полосками бисера по бокам и квадрат из бисера по углам.
- Берем, - объявила Рианнон, и Эш повернулась к ней с широко раскрытыми счастливыми глазами. - Все это. Даже те, что для маленьких подушечек и евро.
Я начала паниковать.
- Чтобы взять все это, нам понадобится еще одна тележка, - решила Рианнон, когда я бочком подошла к полкам позади кровати, чтобы тайком проверить ценники. - Ты не могла бы сходить за ней, дорогая?
- Конечно, - согласилась Эш, слегка улыбнувшись маме, потом мне и отошла в сторону.
Я посмотрела на ценники на полках, где лежало постельное белье. Быстро подсчитала и снова впала в панику.
Микки дал нам денег. Не много, и не мало. Но если мы купим весь комплект, то это выйдет в больше половины того, что он нам дал.
Теперь постельное белье будет противоречить всей остальной обстановке в ее комнате. Поэтому нам нужна краска. Нужны новые настольные лампы (все основания или абажуры были фиолетовыми или розовыми). Полы в комнате деревянные, и очень маловероятно, что под этим слоем одежды ковры окажутся зелеными, кремовыми, бежевыми, дымчато-розовыми, светло-серыми или какими-то другими, чтобы сочетаться с изысканным постельным бельем.
Декоратор внутри меня завопил. Мама внутри меня завопила еще громче. Выбросить более половины нашего бюджета на постельное белье означало, что обновление завершится неправильно, бестолково, и Эшлинг придется жить в этом, пока все не будет исправлено.
До Рождества оставалось еще несколько недель, и я, вероятно, могла бы потратиться на лампу, коврик или, может, какие-нибудь безделушки, но Микки не захотел бы, чтобы я пускалась во все тяжкие.
Это означало, что нам придется частями прилагать усилия по ремонту, и это не говорило: «Мы любим тебя. Мы знаем, что ты растешь умной, ответственной и красивой, и мы хотим, чтобы у тебя было свое место, которое отражает это». Это говорило: «Мы делаем, что можем. Смирись с этим».
- Ну разве не прелесть?
Вопрос исходил от Рианнон.
Я посмотрела на нее и не знала, что делать. Я не могла внести свой вклад в это дело, потому что это могло расстроить Микки. Я не могла позволить нам потратить весь бюджет на простыни, покрывала и наволочки всех размеров, потому что это означало бы, что остальные вещи нам придется купить по супер низким ценам, либо вообще отложить. И я не могла сказать, что Эшлинг не может взять комплект, потому что Рианнон уже ей разрешила, и было очевидно, что девочке Микки он нравится.
- Тебе не нравится? - спросила Рианнон, прочитав выражение моего лица.
- Я... ну... - я сделала глубокий вдох. - Он великолепный. Ей очень нравится. Так что мне действительно жаль, что говорю это, но на него уйдет половина нашего бюджета, а это первый магазин, в который мы приехали. Я очень волнуюсь…
- Он от меня.
Я не думала, что так будет лучше.
Она прочла и это тоже, отвернулась, и было похоже, что она что-то решает.
Я наблюдала за ней, понимая, что у Микки действительно есть свои типаж женщин.
Похожий на меня.
Конечно, у Рианнон были темно-русые волосы, но у нее также были карие глаза, красивое лицо, она была моего роста (может, на дюйм выше), и очень фигуристой, в хорошем смысле. Она носила стильную одежду, немного смелую. Ухаживала за собой.
На самом деле, наблюдая за ней, я отметила, что сейчас, как ни странно, она не выглядела на пять лет старше меня. Она выглядела на мой возраст. Ее кожа была более сияющей и здоровой, румянец от холода снаружи все еще играл на щеках.
Она прервала мои размышления о типаже Микки, снова посмотрев на меня, и заявила:
- Давай на чистоту.
Боже.
Мы пробыли вместе меньше часа, Эш отправилась за тележкой, а я не была готова к откровенности.
Я напряглась.
Она заметила это, и ее голос смягчился.
- Не в плохом смысле, Эми. Но для меня честность, после всего времени, когда я совсем не была честной, - это хорошо.
- Я... ладно, - сказала я, не зная, что еще сказать, и не говоря того, что хотела, а именно, что я не знала, что она собирается сказать, но все равно хотела, чтобы она этого не говорила.
Мое молчаливое желание не сбылось.
Она начала говорить.
- Знаю, кажется странным, что я покупаю дочери простыни и вещи для ее комнаты в доме отца, но у меня такое чувство, что Микки рассказывал тебе обо мне, и ты знаешь, что я не была матерью года. Ни в этом году, ни в прошлом, ни в каком-то другом.
Когда она имела в виду честность, она не шутила.
Я решила, что лучше не отвечать, но все же сохранила спокойное выражение лица, чтобы она могла продолжить.
- У меня проблема, - заявила она.
Я боролась с тем, чтобы мой рот не открылся.
Неужели она говорит о том, о чем я думаю?
- Я работаю над этим, - продолжала она. - Я буду работать над этим вечно, но, по крайней мере, я начала. Когда дети были со мной, то говорили о тебе, и, зная Микки, я понимала, что ты рядом, потому что важна для них. Я не... это не... - ее голос упал до шепота, - это расстроило меня.
- Рианнон, - сказала я также шепотом.
Она слегка вздернула подбородок.
- Ты им понравилась. Я... вы... вы кажетесь семьей. И я... я... - она покачала головой, - я не очень хорошо справилась с этим. А потом я пропустила день рождения Килла…
- Мы с Микки тогда даже не были вместе, - тихо сказала я ей.
- Нет, были, - ответила она.
Были. Мы испытывали муки причудливого ритуала ухаживания, но мы были влюблены друг в друга. Я просто не понимала этого, а он с этим боролся.
Я ничего не ответила.
- Это было... - она выдержала мой взгляд, - мать так не поступает, Эми. Пропустить день рождения своего мальчика.
- Нет, - осторожно согласилась я.
Она расправила плечи.
- Итак, я пропустила день рождения Килла. Эш начала ускользать. А я погрязла в своих проблемах. Мы с Микки схлестнулись, и я даже не знала, чем обернутся некоторые вещи, сказанные мною. Я знала, что он не такой. Знала, что он никогда не сделает того, в чем я его обвиняла. А когда он сердится, - меланхолично улыбнулась она, - уверена, ты знаешь, что он дает волю чувствам. Так что, даже все еще злясь на меня, он позвонил по поводу сцены с Эшлинг, и до меня дошло, что я должна очнуться. В этой ситуации все вели себя по-взрослому, даже дети. Единственный, кто не вел себя так - это я. Потом я пришла в дом и увидела тебя.
Я продолжала смотреть ей в глаза, не зная, что будет дальше.
Она продолжала говорить.
- Ты была очень мила. Мне показалось, что тебе там комфортно. Мне это тоже не понравилось. Это было больно. Но ты была очень мила. Ты не вела себя ни холодно, ни зло. Ты была... ты была... милой.
- Я тоже разведена, Рианнон, у меня есть дети. Я знаю, что ради детей очень важно стараться поддерживать хорошие отношения со всеми, кто в этом участвует. К слову, нам с бывшим мужем на самом деле это не удалось, - призналась я.
- Ну, мне очень жаль, - ответила она. - Надеюсь, будет лучше. Я действительно удивлена, услышав это, потому что после встречи с тобой я подумала: если эта женщина может стоять в доме, который раньше был моим, и быть дружелюбной и приветливой, что, вероятнее всего, трудно и неловко, учитывая все происходящее, к чему ты приложила руку, тогда что же со мной не так?
- Рианнон… - начала я.
- Я сразу же отправилась к преподобному Флетчеру.
Я моргнула.
- Вечерами по средам в церкви проводятся собрания, - продолжила она. - Я начала туда ходить.
О Боже мой!
Она говорила о том, о чем я думала!
Она покачала головой, посмотрела через мое плечо, потом снова на меня.
- Этого недостаточно. Но в Фулхэме есть общественный центр. Туда нужно ездить, но у них есть собрания в понедельник вечером и в субботу днем. У меня еще нет куратора, или как их там называют, но есть люди, которые продолжают терапию, кто находится в процессе выздоровления намного дольше меня, они дали мне свои номера, чтобы я могла им позвонить, если все станет... тяжело.
Я затаила дыхание.
- Я не пила с тех пор, как встретила тебя в ту пятницу, - объявила она.
О Боже.
Как же потрясающе!
- Рианнон, это замечательно, - сказала я ей, желая протянуть руку и схватить ее, но зная, что время еще не пришло, поэтому я этого не сделала.
- Это очень трудно. Серьезно тяжело. Самое трудное, что я когда-либо делала, - сказала она мне.
- Не сомневаюсь, - тихо сказала я.
- Но это самое лучшее, что я когда-либо делала, если не считать того, что произвела на свет прекрасных детей.
Я молча кивнула.
Она была совершенно права.
- А ты... дети знают? - спросила я.
- Мама себе не наливает, и, думаю, они это заметили. Но официально - пока нет.
- Микки?
- Не хочу просить тебя хранить это в тайне, но мне бы хотелось самой ему об этом рассказать. Я сделаю это в ближайшее время, так что тебе не придется скрывать от него вечно. Мне просто нужно немного времени и чуть больше побыть на верном пути, прежде чем рассказывать. - Она глубоко вздохнула и продолжила: - И самое главное сейчас не я. А забота об Эшлинг. Когда ей станет лучше, я объяснюсь с детьми.
Я снова кивнула. Хотя и думала, что ее рассказ может помочь нам в проблеме Эш, но это было не мое выздоровление и не мое дело высказывать свое мнение.
И я не совсем понимала, почему она говорит мне, а с теми, кто гораздо ближе к ней, намеревалась подождать. Но это ее право - рассказывать тому, кому считала нужным. Все шло поэтапно, и она, похоже, не собиралась кричать об этом на каждом углу.