Изменить стиль страницы

Никогда не думала, что подружусь с лошадью после перелома ключицы, но это случилось, похоже, я поторопилась делать выводы. Я искренне обрадовалась, когда Лаиш разрешил оставить большого коня, и не только потому что лучше ехать верхом, чем идти пешком по всему аду. И да, у меня всё ещё были проблемы с неправильной (или правильной?) посадкой, но я пообещала себе научиться справляться с трением. Так или иначе, я обрадовалась, что Кюрекс останется с нами подольше.

Как только Харон (который оказался более жутким, чем я его представляла) провел его на черный паром, конь посмотрел на меня, ожидая, когда же я последую за ним.

— Всё хорошо, мальчик, — сказала я ему, — я скоро присоединюсь к тебе.

Мне не очень-то нравилась эта идея, и не только потому что Харон был всего лишь скелетом в тряпье. Здесь переправляли мертвецов, и мне было не по себе от этой мысли. Также я не умела плавать и даже не хотела думать о том, что произойдет, если вдруг упаду за борт в эту черную слизь.

Тем не менее другого способа перейти на второй круг ада не было, а время шло. Глубоко вдохнув, я шагнула вперед с намерением взойти на паром.

Но не смогла.

Нахмурившись, я попыталась ещё раз, но безуспешно. Мне мешал какой-то невидимый барьер, я его чувствовала, но не могла обойти.

Я попробовала снова, на этот раз наклонившись вперед корпусом, и снова уперлась в невидимую стену. Я вытянула руки, чтобы прощупать её во всех направлениях, пытаясь найти ладонями невидимые грани. Наверно, я походила на мима и не на очень-то смешного.

В конце концов, я бросила попытку обойти стену и повернулась к Лаишу, который совершенно спокойно наблюдал за мной.

— Что происходит? — потребовала я. — Ты уверял, что проезд бесплатный. Почему я не могу пройти?

— Я никогда этого не говорил, mon ange, — пробормотал он. — Стикс — это барьер между кругами ада; ты не можешь перейти на следующий круг, не заплатив пошлину.

— Какую пошлину? — Я покачала головой. — Ты упоминал это раньше, но не объяснил. Я уже пыталась заплатить монетой, но он отказался.

— Ты должна заплатить не деньгами. — Лаиш пристально смотрел на меня. — А делом. Чтобы перейти из одного круга ада в другой, ты должна внести налог на грех.

— Налог на грех? Что ты вообще несешь? — Я положила руку на бедро, теряя терпение. — Послушай, Лаиш, просто скажи мне, что я должна сделать, и я сделаю это. Давай же, помоги мне!

— Я более чем рад помочь, но не думаю, что тебе понравится, — тихо сказал он. — Видишь ли, Гвендолин, чтобы перейти на другой круг, ты должна согрешить. Сейчас тебе необходимо лишь немного согрешить, но чем дальше, тем тяжелее потребуется грех для оплаты пошлины. Это единственная возможная плата за переход для живого человека.

— Но… какой грех подойдет? — спросила я, хотя и знала ответ на этот вопрос.

— Я думаю, похоть. — Лаиш устремил на меня рубиновый взгляд и поманил меня. — Иди ко мне, Гвендолин, я помогу тебе заплатить налог.

Наконец я всё поняла. Вот, что он имел в виду, когда упомянул, что я должна разрешить ему прикоснуться к себе для прохода через ад. Во мне загорелся огонь похоти или гнева, или и того, и другого — я не была уверена.

— Ты… Я… — У меня не было слов, да и что я могла сказать? — Что… Что я должна делать? — произнесла я в конце концов.

— Просто подойди ко мне, — тихо сказал он. — Я буду нежен, обещаю.

Его слова больше напугали меня до чертиков, чем успокоили — простите за каламбур.

— Ну и что ты задумал? Заняться сексом прямо на берегу реки? — поинтересовалась я. — Я не соглашусь, даже чтобы пересечь реку.

Лаиш вздохнул:

— Как бы мне хотелось, чтобы ты не боялась моего прикосновения. Нет, mon ange, я не буду проникать в тебя. Как упоминал, сейчас тебе необходимо лишь немного согрешить. Думаю, мы сполна уплатим налог, если ты позволишь мне просто к тебе прикоснуться.

— Как прикоснуться? — спросила я, всё ещё не желая идти к нему. — Что ты намереваешься делать? Мне необходимо знать.

— Я всего лишь поласкаю тебя. — Его наполненные страстью глаза были полуприкрыты, глубокий голос нежен. — Давай же, Гвендолин, не бойся меня. Клянусь, я никогда не обижу тебя.

— И мы сможем взойти на борт и пересечь реку, если я позволю тебе это, позволю прикоснуться ко мне? — уточнила я, скрестив руки на груди.

Он кивнул:

— Всё верно. Соглашайся.

Наконец я подошла к нему. Я не могла встретиться с ним взглядом; вместо этого смотрела на свои маленькие черные туфли.

— Отлично, вот она я. Приступай, — пробубнила я.

Лаиш тяжело вздохнул:

— Позволь мне напомнить, ты должна сделать это по доброй воле. Здесь ты платишь налог — не я.

— Но я не знаю как. — Мое сердце колотилось, и я с трудом подняла на Лаиша взгляд. — Я не знаю как… Как мне уговорить себя захотеть этого.

— Я могу помочь тебе. — Лаиш обнял меня, прошелся губами по моей шее и, приоткрыв губы, горячо поцеловал чувствительную кожу горла.

Я не смогла сдержать пробежавшую дрожь. Богиня, помоги мне! Я хотела, чтобы он сделал это, хоть и знала, что это неправильно. Не могла отрицать наслаждение от его прикосновений. Было необычно, опасно и, несомненно, грешно.

Я думала, он продолжит поцелуи. К моему удивлению, он нежно развернул меня, чтобы я прижалась к нему спиной.

— Всё хорошо, — прошептал он мне на ушко; его большие, теплые ладони поглаживали мои дрожащие голые руки. — Я не причиню тебе боль, Гвендолин. Я хочу доставить тебе только удовольствие.

И у него уже неплохо получалось, а он даже не прикасался к моим «грешным» частям тела. Я прикусила губу, когда его руки скользнули по тонкому шелку платья, лаская мой живот и немного задевая снизу грудь.

— Ты даже не представляешь, как сильно я хотел сделать это ранее, в седле, — прошептал он. Мне пришлось прикусить губу, чтобы сдержать стон, когда он обхватил мою грудь и потер тугой бутон соска большим пальцем.

— Ты… хотел? — спросила я, затаив дыхание.

— Ммм, да-а-а. — Его голос походил на сладострастное рычание.

Что-то уперлось мне в поясницу. Он нежно ущипнул другой сосок. Я вскрикнула, внутри разлетелись искры боли и удовольствия. И прикусила губу, стараясь заглушить звуки, которые пытались вырваться из груди.

— Всё хорошо, mon ange, — тихо произнес он на ухо. — Ты можешь пошуметь, если хочешь. Я хочу услышать тебя, услышать, как ты отзываешься на мои прикосновения.

Мне отчаянно хотелось не согласиться с ним, но тогда он сразу раскусит мою ложь. Мое сердце отчаянно билось, дыхание было частым и неровным — очевидно, так я реагировала на его прикосновения.

Почему я так остро отзывалась на его прикосновения? Раньше я позволяла другим парням трогать мою грудь, в основном в период бунтарства в средней школе. Это было до того случая с Кейшей. Я решила, что не хочу закончить также. Забавляясь с парнями, я не давала им прикасаться ко мне ниже талии, поэтому всё всегда неприятно заканчивалось. Хотя, должна признать, мне всегда было чертовски приятно.

Никто никогда так не трогал меня, как Лаиш. Его касание было нежным и в то же время невероятно собственническим. Он трогал меня так, будто я принадлежала ему, и он мог распоряжаться мной, как пожелает, а именно заставить меня стонать. Я не могла сдержаться.

— Тебе приятно, mon ange? — промурлыкал он, стягивая верх платья и обнажая грудь.

Мне хотелось возразить ему, сказать, что мы не должны заниматься этим прилюдно. Но затем он прикоснулся ко мне, и только стон слетел с моих губ.

— Лаиш, — вздрогнула я. Он взял мои обнаженные груди, потеребил соски, затем отпустил их и нежно погладил.

— Да, mon ange? — нежно прорычал он на ухо, его дыхание жгло чувствительную кожу. — Скажи, моя маленькая ведьмочка, не изголодалась ли ты после стольких лет воздержания? Твое тело жаждет моих прикосновений?

В этом-то и была настоящая проблема. Я так жаждала прикосновений, что мне было всё равно, кто меня трогал, даже демон.

— Остановись, — прошептала я. — Стой, мы… Мы уже должны были заплатить налог.

— Ещё нет. — Неожиданно его рука отпустила грудь и проскользнула ниже, мимо моего подрагивающего живота, останавливаясь меж бедер.

— Лаиш! — запротестовала я, сильно сжав ноги. После езды верхом в жестком седле я была уже возбуждена и опасалась, что не смогу сопротивляться Лаишу, если он прикоснется ко мне.

— Расслабься, Гвендолин, — промурлыкал он. — Я всего лишь хочу почувствовать твой жар на моих пальцах. Я обещал не проникать в тебя и сдержу своё обещание.

«Я не хочу этого», — пыталась уговорить себя, но почему-то развела для него ноги.

— Вот так, хорошая девочка, — прорычал он нежно. Не успела я опомниться, как его большие теплые руки скользнули под платье, затем его длинные пальцы проложили дорожку к бедру.

Я задрожала, ожидая, что в любой момент его пальцы соскользнут в мои кружевные трусики. Вместо этого он обхватил меня, как и обещал, нежно, но твердо, держа мое лоно в ладони.

— Отчего, Гвендолин, — тихо сказал он, очерчивая щель через тонкую ткань, — твои трусики так намокли?

Я резко втянула воздух, подпрыгнув от его дразнящего прикосновения.

— Лаиш, пожалуйста, — просила я, не зная, чего именно.

— Что пожалуйста, mon ange? — его глубокий голос наполнен страстью. — Ты хочешь больше? Хочешь, чтобы мои пальцы отодвинули ткань и заполнили твою нежное маленькое лоно, пока ты объезжаешь мою ладонь?

— Я… Ты… Мы не должны, — прошептал я, затаив дыхание. Я все ближе и ближе подходила к незнакомому ощущению; к какой-то запретной вершине, которой не могла достичь раньше, как бы сильно я её ни искала. — Я не должна хотеть этого.

— Но ты хочешь, не так ли? — настоял он. — Ты хочешь, чтобы я наполнил тебя, вошел в твое горячее маленькое влагалище и оттрахал пальцами, пока ты не кончишь мне на руку. Давай же, Гвендолин, признай это.

— Хорошо, — простонала я, не сумев сдержаться. — Я… Я признаю, что хочу тебя. — Как только призналась, вокруг меня содрогнулся воздух, будто что-то исчезло. Всё ещё способная к рациональному мышлению крошечная часть моего мозга задалась вопросом, что это было. Но большая часть меня была полностью сосредоточена на руке Лаиша между бёдер.