— Я планирую продолжать свой бизнес, несмотря ни на что. — Я не стану отказываться от жизни, которую себе создал.

Грег кивнул.

— Конечно. Ты можешь быть частью дворянства и быть бизнесменом. Как ни как уже 1850 год.

Я улыбнулся, благодарный за его понимание. Если бы мои родители еще были живы, они бы не успокоились, пока я не отказался бы от своего дела по импорту тканей. И все потому, что это считалось недостойным того, у кого имелся титул графа.

— Пойдем. Позволь представить тебя персоналу, — сказал дядя, и я был благодарен за то, что он прервал мои воспоминания о родителях.

Мысль о родителях всегда заставляла меня вспомнить о сестре Делайле и о выборе, который она сделала. Наши родители не были хорошими людьми, но они не заслуживали казни.

И пока я думал о том, реабилитировал ли Змеиный Остров мою сестру, и нужно ли мне ее навестить, дядя привел меня в вестибюль, где собрались работники.

Потерянный в собственных мыслях и наполненный воспоминаниями, которые хранил мой дом, я едва улавливал имена персонала, не говоря уже о том, чтобы запоминать их. И только, когда последний слуга был представлен, я вернулся в реальность. Или, скорее, это была она, кто вернул меня в реальность.

— Это Джоли, наша горничная, — сказал дядя, и юная девушка присела в реверансе. Ее движения были полны грации. У нее были хрупкие руки и запястья, и осиная талия. — Она следит за подачей блюд и помогает в организации и подготовке общественных мероприятий. Она — настоящая жемчужина.

— Приятно познакомиться, — грубым и хриплым голосом произнес я.

Ее глаза расширились. Скорее всего не из-за моего голоса, а из-за моих слов. Я обращался к ней так, будто она была моего социального положения, а не являлась слугой. Из-за дарованной ей элегантности и красоты мне было тяжело принять, что она не являлась частью дворянства.

— Мне тоже очень приятно, — сказала она мелодичным убаюкивающим голосом.

Впервые за пять лет мое желание уединиться и сохранить дистанцию соперничали с желанием слышать ее голос. Мне хотелось бы слышать ее постоянно, а не только когда она отвечала мне или сообщала о состоянии дел в особняке. Я хотел бы, чтобы она рассказывала мне истории, делилась своими мыслями. Бьюсь об заклад, этой девушке с карими глазами, вороньими волосами и фарфоровой кожей было что сказать.

Но, вероятно, не сейчас. Мы уставились друг на друга. Тишина становилась неловкой, пока Грег не нарушил ее.

— Почему бы тебе не обустроиться?

Последнее, чего бы мне хотелось, это идти наверх. И все же, я не мог продолжать просто пялиться на горничную напротив меня. Поэтому, я кивнул и последовал за Грегом. На полпути наверх, он кинул через плечо:

— Джоли, пожалуйста, скажи портному прибыть к десяти. Пусть он не планирует другие встречи.

— Конечно, господин Хайнберг.

Такие простые слова, и вот снова ее голос влек меня, почти заставив повернуть голову. Это была опасная девушка. Она станет моей погибелью, если позволю. Я ускорил шаг и достиг второго этажа, желая установить между мной и ею такую большую дистанцию, какую возможно.

— Тебе стоит проверить свой шкаф и посмотреть, осталось ли что-то, что тебе подходит, — сказал дядюшка, но я прошел мимо моей спальни и направился к западному крылу, которое раньше занимали родители.

— Как наследник Хайнберга, ты можешь претендовать на западное крыло. Я не пользовался им в твое отсутствие и не производил там никаких изменений, — произнес дядя. Он, правда, думал, что я хотел перебраться в западное крыло, где мои родители были убиты?

Я замер, уставившись на блестящий паркет в главной спальне. Последний раз, когда я был здесь, тела отца и матери лежали на полу, а паркет был залит кровью. Сейчас же все следы преступления исчезли. Жаль, что никто не удосужился стереть мне память.

Грег тяжело вздохнул позади меня.

— Не делай этого с собой.

— Мне нужно встретиться с прошлым лицом к лицу. Я слишком долго убегал от него.

Воспоминания, которые я прятал на протяжении пяти лет, нахлынули, и я поприветствовал их, зная, что запоздал с исполнением своих семейных обязанностей.

Лиам и я охотились все утро и вернулись в усадьбу в обеденное время. Лиам разговаривал с конюхом, а я поспешил в особняк уведомить родителей, что Лиам присоединится к нам на обеде.

— Отец, матушка, я вернулся! — мой голос эхом пронесся по фойе. Когда никто не ответил, мое хорошее настроение окрасилось беспокойством. Отец и мать никогда не уходили в такое время дня. Грохот раздался с верхнего этажа, и мое сердце учащенно забилось. Начала ли матушка пить раньше, чем обычно и снова опрокинула свой ночной столик?

— Что ты делаешь? Прекрати! — прогремел сверху голос отца. Затем последовал глухой ответ.

Я помчался вверх по лестнице, готовый оттащить его от матери, но то, что я увидел, заставило меня оцепенеть.

Отец никого не трогал. Наоборот, именно он лежал на полу — кровь текла из груди, пока остальная часть тела содрогалась, в то время, как моя сестра стояла над ним, держа окровавленный кинжал.

— Делайла? — мой голос дрожал и был едва слышен, но все же сестра обернулась.

Ее непослушные светлые кудри были в беспорядке, а зрачки расширены.

— Тебя не должно быть здесь.

— Что ты натворила?

Мое сердце бешено колотилось, в то время как мозг пытался понять суть происходящего предо мной, но безуспешно.

— Я не могла этого больше терпеть, — произнесла она, а я автоматически искал синяки, рубцы и царапины на ее теле, но ничего не нашел. Должно быть, она проследила за моим взглядом, потому что рассмеялась и сказала, — Отец не прикасался ко мне сегодня. Я остановила его до того, как он смог это сделать. Он никогда не навредит мне снова. Тебе больше не нужно защищать меня, братец.

Я проглотил камень, застрявший у меня в горле. Шок и облегчение воевали во мне. Ярость отца была ужасающей. Он никогда не цеплялся ко мне, но это не улучшало ситуацию. Я ненавидел его за то, что он обижал мать и сестру. Я пытался защищать их как мог, но мне не всегда это удавалось, в особенности, потому что матушка просила меня не встревать и настаивала на том, что сама виновата в том, что провоцировала его «взрывы».

— Где мама?

Я озадаченно смотрел из стороны в сторону, желая найти ее.

Делайла кивнула в сторону кровати, и на полу я заметил подол маминой юбки. Парчовые туфли выглядывали из-под нее. Я поспешил к матери. Ее тело было неподвижным, губы — синими.

— Нет!

Я поднял ее на руки, но было слишком поздно. Пульс и дыхание отсутствовали. Как мама могла умереть? Как она могла оставить меня?

Я обернулся к Делайле.

— Отец сделал это?

Она кивнула, но отвела взгляд, и я понял, что она врет.

— Что случилось с мамой? — потребовал я ответа. Когда сестра не ответила, я закричал: — Ты навредила ей? — не в силах заставить себя задать вопрос, не она ли убила нашу мать.

Янтарные глаза Делайлы потемнели.

— Она была бесполезной. Она была такой же, как и он. Лишь потому что она не била меня, не значит, что она не оставила на мне свой след.

— Поэтому ты убила ее? — я сжал кулаки.

Возмущение на лице сестры утихло, уступив место страху. Мгновение она стояла, не двигаясь, а потом побежала. Мне понадобилась секунда, чтобы понять, что она делает, учитывая то, как непостижимо это было — моя тринадцатилетняя сестра убила наших родителей, мать и отца, и ничего не чувствовала по этому поводу.

Когда я бросился вниз по лестнице, в конюшне заржали лошади. Моя сестра была отличным наездником, но я тоже.

— Лиам, приведи полицию, — прокричал я, выбегая из дома, промчавшись мимо друга, который собирался войти.

Я вскочил на лошадь, признательный за то, что ее еще не расседлали, и поскакал вслед за гривой густых светлых кудрей. Удивительно, но моя сестра решила отправиться в центр города, вместо того, чтобы держаться леса. Видимо, она надеялась затеряться в толпе. К моему счастью, несколько полицейских были на площади, когда мы прибыли.

— Схватите ее!

Я спешился с лошади, в то время, как полиция оттаскивала Делайлу от ее коня. Сестра боролась с ними. Это привело к тому, что она оказалась в наручниках.

— Отцепитесь от меня! Я ничего не сделала!

Она изворачивалась и пиналась.

Я приближался и остановился лишь на расстоянии вытянутой руки.

— Ты убила наших родителей! Как ты могла это сделать? Отца — я могу понять, если бы это было в разгаре схватке с целью самообороны. Но мать? Она не смогла защитить нас от ярости отца, но никогда не причиняла нам вреда. Она была жертвой.

Делайла задрала нос.

— Я не делала этого.

— Не отрицай этого! Я застал тебя с окровавленным ножом в руке!

Ее глаза вспыхнули ненавистью.

— Они это заслужили! — сестра плюнула, и ее плевок достиг моей щеки. — Ты — стукач, и тебя ждет участь куда похуже.

Подошел еще один человек, и я повернулся к ним, готовый объяснить полиции то, что случилось, но увидел рядом с собой старуху с пустыми глазами, уставившуюся на мою сестру.

— Делайла, ты заплатишь за свои грехи. Ты умрешь от собственно клинка, — старая женщина повернулась ко мне. — Нолан, твоя честность и храбрость будут вознаграждены. Когда ты будешь готов принят свой титул, то найдешь любовь всей своей жизни. Она поможет залечить раны и сделает тебя целым вновь.

Горький смех вырвался из моего горла, когда я вспомнил эту необычную финальную часть. Старуха была шарлатанкой. Моя сестра не умрет в ближайшее время. Она будет в тюрьме, как того заслуживает, а я позабочусь о поместье Хайнбергов, как хотели бы мои родители. Мне не нужно, чтобы мои раны залечивали. Со временем они покроются струпьями. На счет того, чтобы быть целым снова, это никогда не стояло у меня на первом месте, так что я не желал преследовать такую нереальную цель. В моей жизни было достаточно неудач. Все, чего я хотел — тихая и мирная жизнь. Ничего более.

4. Джоли

Что-то необъяснимое, ужасное и волнующее вспыхнуло во мне, когда я стояла перед молодым лордом Хайнбергом. Не знаю, что это было. Знаю лишь, что присутствие Нолана пробудило во мне ликование, тревогу и рассеянность. Мои щеки, нет, все тело пылало, а четыре стены, окружавшие меня, стали слишком большими и удушающими. Поэтому, признательная Грегу Хайнбергу за поручение, я поспешила покинуть особняк, не удосужившись захватить пальто с кухни, зная, что персонал собрался там обсудить свои первые впечатления о Нолане. У меня не было желания знать, что они думают. Я была не готова услышать их мнение до тех пор, пока не пойму, почему меня влекло к Нолану, и что это значило.