В итоге я оказался прав, и теперь, глядя на растерянное лицо Киры, чувствовал, как покрывается мурашками моя спина при одной только мысли о том, какой беспросветный ужас выплеснулся на нее. Даже при всем напряжении фантазии я бы не смог, да и не испытывал желания представить себе ощущения человека, которому обрубили доступ в виртуальный мир, одновременно лишив возможности вернуться в мир реальный.

Где бы он ни находился – в гуще сражения с орками, на космической базе, среди мчащихся по треку гоночных болидов – в один миг, как по щелчку тумблера, все обернулось кромешным мраком и ватной тишиной. Попытавшись рефлекторно выругаться, он внезапно обнаружил, что не может издать ни звука, что его рот перестал ему подчиняться, и, более того, он вообще не чувствует своего языка и губ! Он хотел вскинуть руку, чтобы убедиться, что все его органы на привычных местах, но ничего не произошло. Руки, ноги, да и все его тело бесследно исчезло, испарилось, сгинуло в небытие!

Если бы он мог, то покрылся бы липким потом страха от мысли, что это все, конец, смерть! Но, лишенный тела, он не имел возможности ни потеть, ни кричать, ни плакать. Все, что ему осталось – тягучий, вязкий, обволакивающий ужас, постепенно затапливающий колотящееся в панике сознание.

И сейчас этот поток густой как гудрон черноты ворвался в мозг Киры и ее приспешниц, а через них и в умы всех тех, кого они подкармливали здесь, в «Светлом Городе». В распахнутые глотки их клиентов, привыкших насыщаться удовольствиями и радостями, вместо сладкой патоки ментального блаженства вдруг хлынула кипящая смола истерического, брызжущего слюной страха и бездонного до тошноты отчаяния.

Дикий, почти звериный вой ударил меня по ушам. Окружавшая меня публика начала заваливаться на пол, корчась в невыразимых муках, истязавших ее сознание. Кира пока еще удерживалась на ногах, но я видел, с каким трудом ей удается сохранять последние остатки самообладания. Она лихорадочно шарила глазами по сторонам, в то время как ее мозг тщетно пытался нащупать хоть какую-то соломинку, за которую можно было бы ухватиться. И единственным огоньком, едва теплящимся в океане окружающего мрака, оказался я.

-Олеж… Олежка! – Кира протянула руки мне навстречу, ноги ее подкосились, и я едва успел подхватить свою обмякшую супругу. Свалившаяся с ее головы корона с хрустальным звоном запрыгала по полу.

-Олежка, прошу… прости меня! – на какой-то миг сквозь маску того властолюбивого чудовища, почти поглотившего ее личность, проступила та невинная, хрупкая и по-детски непосредственная Кира, которую я когда-то любил.

-А ты прости меня, - я наклонился и поцеловал ее, одновременно вытаскивая из рукава небольшой заправленный инъектор…

За все то время, пока я с бесчувственной Кирой на руках шел по коридорам Дворца, направляясь в гараж, в нашу сторону никто даже не взглянул.