Макс ее оставил, а теперь вот жалеет. Но поздно – она замужем уже, двое детей. И муж не из тех, кто по сторонам поглядывает. Да, умнее нужно было быть в свое время, умнее. И дальновиднее. И старших слушать.
В общем, бабушка оказалась права. Как всегда.
Вспомнив про бабушку, я снова пригорюнилась. Опять заболело сердце, и я сердито ответила вопросительно глядящим на меня парням:
– Лену мне жаль. Но вмешиваться в чужие отношения я не буду. Вдруг там все серьезно, а я им помешаю? Да и с чего вы решили, что он на меня поведется?
Вадька с затаенной грустью меня уверил:
– Да тебе стоит ему в наглые глазенки посмотреть и улыбнуться, и все, он твой навеки.
И тут черт меня дернул его подначить:
– Как ты?
Он печально усмехнулся и, вместо того чтоб меня высмеять, серьезно признал:
– Да, как я.
Мне стало не по себе. Ну к чему я постоянно ляпаю не то, что нужно? Не зная, как реагировать на это странное признание, промолчала. Выручил меня Серега:
– Ты ничему не помешаешь. Этот Леха Красовский девчонок коллекционирует. Он даже с парнями об заклад бился, что любая будет его, едва он свистнет. Так что Ленка просто на развод попала. Ночами не спит, по саду бродит. Мечтает. А он такой – попользуется, бросит, да еще и посмеется. В общем, помоги, а?
Мне в это грязное дело влезать вовсе не хотелось, и я постаралась увернуться:
– А если я и сама на него западу? Что тогда?
Парни переглянулись и дружно рассмеялись.
– Ты? Влюбишься? Серьезно? Да тебя кто только соблазнить не пытался! Даже киноактеры вокруг тебя вились, и что? На кого ты запала?
Я разобиделась. Нет, это что же? Я что, по их мнению, даже и влюбиться ни в кого не могу? Из железобетона я сделана, что ли? И тут в моей буйной голове возник не менее шальной план, чем у парней.
Познакомлюсь с этим Лехой Красовским и притворюсь, что вусмерть в него влюбилась. Вот тогда они пожалеют, что втравили меня в это дело, но будет поздно.
Сделав вид, что повелась на их уговоры, снисходительно согласилась:
– Ладно, посмотрю на этого вашего доморощенного Казанову. Но только издалека. Потом и решу, как быть, – Осмотрительность, она лишней не бывает. Вдруг он страшило какое-нибудь?
– Договорились! – Сергей был рад, а вот Вадька не очень. Похоже, он рассчитывал на мой категоричный отказ.
Я посмотрела в сторону родителей. Они о чем-то тихо препирались, сердито глядя друг на друга. Понятненько, опять отец маму к кому-то приревновал. И не надоело ему? Сколько можно, ведь далеко уже не юнец. Маме за сорок, отец постарше. Или это мне кажется, что они не молоды, а они считают, что в самом расцвете сил и только-только начинают жить, как говорила мне бабушка? Не знаю…
Вадька положил руку мне на колено и спросил:
– Пойдем, искупнемся?
Я свирепо посмотрела на его нахальную ручонку. Он нехотя ее убрал и демонстративно понурился. Надо же, он еще и обижается! Не понимаю я этих парней – нарушают мое жизненное пространство и при этом еще считают виноватой меня! Я же к ним не лезу со всякими обжималками и поцелуйчиками, вот пусть и ко мне не пристают!
Вадька встал, протянул мне руку. Пришлось подниматься. Но руку я ему не дала. Обойдется. Быстро пробежала вперед и с разбега влетела в прозрачную теплую воду. Бухнулась в ласково принявшую меня реку и, засмеявшись от нахлынувшего счастья, поплыла.
Плавала я неплохо. Зная дурную привычку парней подбираться поближе и хватать за разные места, быстро нырнула и чуть не столкнулась с Вадькой, как раз в этот миг подбиравшегося поближе. Стремительно изогнувшись, ушла от его захвата и выскочила на поверхность. Едва он показался следом, мрачно пообещала:
– Если ты еще раз попробуешь свои ручонки распускать, я тебя знать не буду! Ты меня понял?
Он подплыл поближе и жалобно протянул:
– Ну почему ты такая?..
Я потребовала уточнения:
– Какая такая?
Он немного подумал. У него всегда были сложности с формулировками. Он привык изъясняться двумя словами, и оба из них были неприличными. Но все-таки собрался с мыслями и пояснил свою глубокую мысль:
– Недотрога.
Поймать его в словесные тенета было проще пареной репы, что я и сделала:
– Это плохо?
Он снова подумал.
– Не для всех.
– Для кого конкретно плохо? – я отплыла подальше от малыша на надувном круге, с воодушевлением колотившего руками по воде и вполне заменявшего средней величины фонтан.
Плывшая рядом с ним мамочка с подозрением глянула на нас с Вадькой, явно решив, что мы занимаемся чем-то неприличным. Ну и пусть. Каждый судит по себе, это уж как водится.
– Для меня, – подплывший поближе Вадька решил докопаться-таки до сути вещей.
– То есть то, что хорошо для других, плохо для тебя? – я легла на спину, закинув руки за голову и для равновесия медленно перебирая ногами.
– Как-то так, – он тоже устроился на спине рядом со мной.
Соображал он еще труднее, чем обычно, поскольку не мог отвести взгляда от моей груди. Надо было перевернуться, но было лень. Да и почему я должна вести себя как затворница в келье? Почему им можно, а мне нельзя? К тому же, где гарантия, что моя пятая точка не понравится ему еще больше, чем грудь? А я это даже и отследить не смогу, не то, что пресечь?
– Ты что, извращенец? – это было жестоко, но как еще отвязаться от прилипчивого парня?
– С чего это ты решила? – встрепенулся он и даже соскользнул вглубь, не удержавшись в статичном положении.
– Ну, раз ты не такой, как все…
– Я такой же, – возмутился он, явно подумав про секс-отклонения. – Ничего во мне ненормального нет, – и с откровенным намеком обвел взглядом мое тело.
Встав в воде солдатиком, чтобы уменьшить его обзор, провокационно заявила:
– Тогда то, что я недотрога, хорошо не только для других, но и для тебя тоже, разве не так?
Мои софизмы привели его в состояние полной прострации, и он только вздохнул, ничего не отвечая и продолжая пристально изучать мою виднеющуюся в воде грудь. Мне это не нравилось, но возражать было глупо. Я же не на необитаемом острове живу, люди кругом. Значит, глазеть можно. Это трогать нельзя.
Мы с ним так и проплавали минут десять: он рядом, как говорят, в шаговой доступности, или, что точнее, одного гребка, и я с глупо-гордым видом, будто не нахожусь полуголая в воде, а выступаю при полном параде по центральной улице города. Смешно, конечно, но что поделаешь? Как еще дать ему понять, что он мне не нравится?
Неподалеку раздался голос отца:
– Маша, еще немножко и домой. Мы уходим.
Я тут же выскочила из воды. Оставаться без родителей, как сдерживающего парней кнута, мне бы и в голову не пришло. Я не любитель любовных признаний. Тавтология, ну и черт с ней. Осмотрительность и еще раз осмотрительность – вот мой девиз! Никогда авантюризмом не страдала, надеюсь, не буду и впредь.
Быстро накинула пляжный халатик, и мы втроем пошли на дачу. Парни обездоленно смотрели мне вслед, но провожать не решились. Я ведь могу и гадость какую-нибудь сказать, за мной не заржавеет. А при родителях они даже и ответить не посмеют.
Подходя к даче, папа рассмеялся и щелкнул меня по носу.
– А вот нельзя быть красивой такой! Тогда и от кавалеров за спинами родителей прятаться не надо будет!
К разговору подключилась и мама, сведя на нет всю его подначку:
– Да, доча, ты себя странно как-то ведешь. Я в твои годы уже вовсю по свиданиям бегала.
Папа с укором на нее посмотрел, но промолчал. А что, я историю семьи знаю. Бабушка рассказывала. Мама замуж собиралась за другого, когда ее папа увидел. И решил, что она будет его женой. А он упорный, вот она и отказала жениху перед самой свадьбой и за папу вышла.
В общем, ужасно романтическая история была. Но вот только мне отвергнутого жениха жаль. Хотя он потом тоже женился, но до того еще пять лет возле нашего дома отирался, как бабушка говорила. Так что у любви тоже есть неприятные стороны.
– Мама, я не хочу, чтоб из-за меня кто-то страдал. Лучше никому никаких надежд не подавать. Зачем, если мне никто не нравится?
Мама сильнее стянула на груди купальный халат и насмешливо заметила:
– Какая-то ты несовременная совсем, доча, уж слишком о других заботишься. А что касается мужчин, то безответная любовь делает из мальчика мужчину. Так что это им на пользу. Пусть пострадают слегка, хоть узнают, что это такое. А то все и сразу их только развращает.
Сразу видно, что мама медик. Все-таки им свойственна некоторая профессиональная бессердечность. Я понимаю, что жалостью человека не спасти, особенно когда нужна решительность и некоторая жесткость, но все-таки…
– Мама, ты судишь по себе. Ты на свидания бегала, потому что у вас интернета не было и социальных сетей. Сейчас на свидания бегать некогда. Надо в компьютере пропадать, в социальных сетях светиться, селфи выкладывать, не то отсталой обзовут. Я, кстати, игрушку классную скачала, так что сейчас ею и займусь. И, уверяю тебя, она гораздо увлекательнее любого свидания.
Мама только обескуражено развела руками, не зная, что мне ответить. Мы вошли в дом. Я тут же убежала к себе, игнорируя сокрушенно-возмущенные взгляды недовольных моими словами родичей.
А что, неправда, что ли? Все правильно. Ну не встретился мне еще парень, с которым мне было бы интереснее, чем с компом. И мама зря думает, что я на свиданки не хожу. Вернее, не ходила. Я всю прошлую зиму только этим и занималась. Под чутким руководством Инки, своей подружки.
Та кого только мне не сватала! И каждый, по ее мнению, был светилом на мужском небосклоне. Или хотя бы звездой средней величины.
И что? Сидит эта самая звезда рядом со мной, за руки хватает, мычит что-то невразумительное, да еще и облобызать пытается слюнявыми противными губами. Скукотища несусветная! И это должно мне нравиться? Да с чего это вдруг?
Нет, если я влюблюсь, то, возможно, и понравится. Просто никто до сих пор мне не приглянулся. Хотя нет, вру. Нравился мне Влад, сосед наш по городскому дому из второго подъезда. Я тогда в восьмом классе училась, а он в высшем военном училище. Глаз с него не сводила, после школы у подъезда караулила.