ГЛАВА 1
Скрываться всегда было сложно в это время года. Высокие золотые поля пшеницы, овса и ржи скосили, и их голые земли не скрывали ее. А еще то, что она другая, выделяло ее как свадебный венец, хоть радовало меньше.
Но у нее хотя бы было это — вид на мир снаружи между листьев, хоть лишь проблеск. Если она не вернется домой дотемна, мама снова накажет ее плетеной ивой, но она придет домой вовремя. Небольшой крюк при сборе ингредиентов не навредит.
Стараясь не наступить на горшки меда или подсохшие буханки хлеба, Бригида выглянула из-за большого дуба на границе, в его плоть попала молния великого Перуна. Вдали крупный мужчина шел рядом с лошадью, резкими движениями опускал кисть в ведро с побелкой. Под покрашенной в синий рамой окна он нарисовал на дубовой стене точки, на его пальцах сияли драгоценные камни и металлы в свете солнца, будто клинки.
Одна из их традиций, Бригида видела ее раньше. Они сообщали деревне о доступной для брака дочери, и это происходило близко к Торжеству матери, но у этой дочери хотя бы будет шанс выбрать того, с кем она разделит жизнь. Она станцует завтра ночью на празднике, сплетет венок изо ржи, сделает подношения в храме и будет с другими девушками и всей деревней. Праздновать вместе.
В лесу такого не было.
Ветер налетел на поля, склонял обрубки колосьев к деревьям. Сжимая флакон с водой Мрочного озера у шеи, Бригида отвернулась, прислонилась к дубу Перуна с тоскливым вздохом. У ведьм Мрока, как она, судьба была не такой. Их не хотели видеть в деревне, и они туда не хотели. Дубы были их деревней, магия — их женихом, озеро — их храмом и подношениями под луной.
Мама и мамуся были друг у друга, и им так нравилось, но кто был у нее?
Никто не жил в лесу, кроме нее и ее матерей, ведьм Мрока. До конца ее жизни там вряд ли появится кто-то еще, и ее матери намекнули прозрачно, как вода в реке Скаве, что ей не только нельзя было в деревню, но ей и не будут там рады.
Глубоко вдохнув, она оттолкнулась от дуба и ушла в лес. В деревне Чернобрега заканчивалась жатва, Завтра будет заслуженный отдых и праздник, но в доме Мрока всегда была работа.
Еще хватало времени собрать жимолость и рамшип, как сказала ей мама, но она уже задержалась у границы. Ее матери не одобрили бы это, могли наказать. Она вздрогнула.
Цветы жимолости, распустившиеся в сумерках, росли у края леса, но их сладкий запах встретил ее задолго до того, как светлые лепестки показались среди темно-зеленых листьев. Манящий запах обещал приятный вкус жимолости, мамуся давно показала ей это, а теперь, наверное, жалела.
Лишь миг. На это уйдет лишь миг, да? Разве это может навредить?
Хитро улыбаясь, Бригида сорвала цветок с лозы и сжала, чтобы отцепился лепесток. Она медленно потянула за край цветка, направила вкусный нектар, чтобы он собрался каплей на лепестке. Она сглотнула, поднесла угощение к губам, попробовала сладость. Она угостилась еще парочкой, но остановилась, чтобы оставить немного птицам.
Она могла говорить лишь с матерями, и эти простые радости были лучами солнца в ее жизни. В детстве она часами бывала с мамусей в этой роще, смеялась, играла и наслаждалась медовым нектаром этих цветов. Но накануне Торжества матери, когда все праздновали, мамуся становилась хмурой, хоть и изображала улыбку.
Бригида собрала еще цветов и сунула в фартук. Завтра, в день осеннего равноденствия, ей исполнится семнадцать. Мамуся не говорила об отце Бригиды, так что сомнений не возникало насчет причины, по которой она мрачнела в это время года. Что-то произошло с ним или с ней, или с ними обоими, но это было давно, и у Бригиды не было воспоминаний о нем.
Может, эти травы были для мамуси. Вода, в которой настоялись эти цветы, хорошо помогала от головной боли, и раз цветов было достаточно, ей будет проще пережить этот месяц.
Медовый свет полуденного солнца угас, а ей нужно было вернуться домой дотемна. Времени оставалось мало, ей нужно было поспешить.
Глубже в лесу раскинулись кустарники мирта, четырехлистного вороньего глаза и дикой смородины, и там было полно черных ягод вороньего глаза. Яд в них был хуже, чем у змей. Все старались не трогать их и черную смородину, боясь перепутать. Но она была ведьмой Мрока на своей земле, все это место было ее домом, она знала все тайны. Она сорвала черную смородину, проходя мимо, резкий вкус перебил сладость жимолости во рту.
Ежик робко встретил ее среди папоротника, она осторожно обошла его. Божья коровка опустилась на руку Бригиды. Было позднее время для них, но встреча всегда была приятной. Маленькие феи сияли неподалеку, суетились среди колючего крыжовника. Может, Бригида пропустила пару ягод, когда собирала их.
Виновато кривясь, она подошла со смородиной на протянутой ладони. Феи слетелись, взяли группами по ягоде. Семья помогала друг другу. Она надеялась, что за крыжовник ее теперь простят.
В лесу спалось хорошо, сколько она помнила: там были сны, а не кошмары, как предупреждал гримуар Мрока, и, если пожелает Святая Мокоша, так и останется. Тихо, спокойно, сонно. Феи процветали в здоровом лесу, но боялись жителей деревни, а те боялись их в ответ. Они прятались, когда люди были близко, как делала и она.
Но жители деревни не забредали в лес, особенно когда шла жатва, собирали все зерна и готовились к завтрашнему празднованию. Если в Чернобреге и можно было спокойно выдохнуть, то в эту ночь. Можно было даже заметить тень Великой Матери Мокоши.
Рамшип ждал ее, тоже ядовитый, еще и душистый. Мамуся порой делала из него зеленый пигмент для письма в гримуаре.
Бригида миновала облако эфемерных призраков снов, прошла к озеру, где группа фей летала рядом с ней, как они всегда делали, когда были только она, мама или мамуся.
Недалеко от озера феи запели вокруг плеч Бригиды, но от знакомой песни она замерла. Эту песню исполняли девушки в деревне, когда к их отцам не подходили возможные женихи.
И за их пением был ее голос. Она пела про себя.
«Моя осень еще не настала».
Глупости. Ее осень и не наступит, как знали все ведьмы Мрока. Ведьмы не выходили замуж. Для нее никого не будет, только лес. Она любила дом, и… ей придется смириться. Деревня была слишком опасной, и, как мама много раз говорила, ее там не хотели видеть.
— Прошу, не останавливайся из-за меня, — произнес мужской голос.