Глава 23

— Нора? Нора, — прошептал мне на ухо Джек. — Я сказал: прости.

Я отмахнулась от воспоминаний и бросила на него взгляд через плечо.

— Все хорошо.

— Дублеры Виолы и Герцога Орсино, — позвал Квентин, поворачиваясь к нам, снова прерывая репетицию. Я сползла вниз с сиденья со стоном. — Пожалуйста, воздержитесь от бессмысленной болтовни.

— Мои извинения, — выкрикнул Джек. — Я прекращаю болтовню и мисс О'Брайен тоже обещает не болтать.

— Вы все сведете меня в могилу. — Квентин провел рукой по своим густым темным волосам. — Мой отец был прав. Я должен был инвестировать свои деньги в акции Facebook. Но нет, мне захотелось открыть театр.

Я закашляла, чтобы прикрыть смех, и закрыла ноутбук. Я ни за что не напишу сочинение на репетиции. С моей стороны было глупо так думать.

— Эй.

Я закатила глаза и посмотрела на Джека.

— Что?

Его лицо было на удивление серьезным.

— Я действительно сожалею о твоем отце.

Кивнув в знак благодарности, я обернулась и сосредоточилась на сцене, пытаясь вникнуть в пьесу. Но мысли продолжали возвращаться в Донован. Я пробыла с мамой несколько месяцев, восстанавливая отношения, и на самом деле знакомясь с ней. Она работала всего несколько часов в день в кофейне «Мэй», потому что должна присматривать за Трикси. Меня немного поразило, что она уделяла собаке больше внимания, чем в свое время собственному ребенку, но обижаться я не хотела. Ни на нее, ни на отца. Я слишком устала от обид. Кроме того, было очевидно, что мама изменилась.

Мы провели вместе всего несколько месяцев, и я узнала о моем отце больше, чем за все годы до этого. Пока там жила, я смогла переболеть душой и сделать это свободно, потому что только мама понимала, насколько сложными были мои чувства к отцу. Он был героем, который подвел меня, но я давно простила его за это. Если честно, мне не нравился мужчина, которым он стал, но я любила человека, которым он был, всем сердцем и душой. В некотором смысле, я уже оплакала потерю отца давно. Мне нужна была помощь мамы, чтобы преодолеть страх; я продолжала бояться, он не простил меня за то, что бросила его.

Ничего не скрывая, я рассказала маме о своей жизни в Эдинбурге, о Джиме, Сеоне, Родди и Энджи. О Сильви и о мужчине, который заставил меня бежать домой в Индиану.

От нее не последовало никакого суждения; ей было только жаль, что она не находилась рядом, чтобы помочь.

Что больше всего удивило меня при отъезде в Эдинбург, как тяжело было сесть на самолет и оставить маму. Мы каким-то чудесным образом сблизились, и я не была готова ее отпустить. Но Донован не был моим домом. Эдинбург жил в моей крови, и он призывал меня вернуться.

Сеона, Родди и Энджи, каждое воскресенье общались со мной по Скайпу. Сеона была вдохновлена, по ее мнению, моим смелым решением — отправиться домой и противостоять своим страхам.

И она столкнулась со своим собственным.

Она сказала Родди, что любит его.

Его ответ: «Давно пора, мать твою, женщина!»

Короче, он тоже сказал, что любит ее.

Теперь они либо ссорились, либо обжимались. Они не могли держать руки подальше друг от друга, и так же, как была рада за них, я тайно завидовала им.

Когда была в Штатах, я скучала по ним и отчаянно желала вернуться домой и посмотреть, на что похож мир, когда Родди и Сеона вместе.

Последним толчком покинуть Донован стала мама. Она сказала, что больше не хочет меня сдерживать, и что прилетит в гости, или наоборот. Так и случилось. Мама прилетела летом, и осталась на несколько недель, до начала моего первого семестра в Эдинбургском университете. Я поступила на курс по английскому языку и литературе, и намеревалась продолжить обучение в магистратуре, чтобы в дальнейшем преподавать. Когда-то я интересовалась психологией, но, проведя время с детьми в больнице, поняла, мне нравится просто быть рядом с ними. Преподавание казалось следующим по значимости делом.

Что касается моих детей в больнице, я договорилась с Джен, и звонила по Скайпу, когда начинала по ним скучать. Хотя нам всем было грустно прощаться, я сказала, что должна поехать домой в Штаты, чтобы быть с семьей, что на самом деле не было ложью.

Я очень скучала по детям. Так что да, путь преподавателя был верным для меня.

Однако я не хотела расставаться со своей мечтой оказаться на сцене. Отбросив страхи, я пошла на прослушивание в труппу Квентина, и, к моему удивлению и восторгу, он принял меня, хотя и сказал, что я, цитирую: «Из проклятых колоний».

Сеона, честная как всегда, несколько недель назад сказала, как она гордилась мной, за то что я собрала свою жизнь; что никогда не видела меня такой довольной и такой спокойной. Похоже, она тоже искала утешения в том, что я счастлива. И я сказала ей, что никогда не была счастливее.

Это не было правдой.

Но то, что я чувствовала, было настоящим. Я была полна решимости изменить свою жизнь. Я простила себя. Перестала ругать себя. И я больше никогда не хотела чувствовать, что недостаточно хороша для кого-либо. Более того, я никогда не собиралась ставить себя в ту же ситуацию, в которую поставила с Эйданом Ленноксом.

Вот.

Я произнесла его имя.

Что такое Эйдан Леннокс, как не фантазия, созданная моими желаниями и обстоятельствами? Тем не менее думать о нем все еще больно, поэтому я редко позволяла себе это, что означало, я также редко позволяла думать о Сильви.

И я не буду думать о них сейчас.

Я посмотрела через плечо на Джека, который игрался со своим телефоном.

— Репетиция немного затянулась, верно? — прошептала я.

— Его Величество забывает, что некоторые из нас живут за пределами театра.

Я усмехнулась и собиралась пошутить, что можно включить пожарную сигнализацию, когда большие двойные двери в задней части зала открылись. Высокий мужчина вошел внутрь, но в зале было слишком темно, чтобы разглядеть его черты.

Джек проследил за моим взглядом.

— Эй, — окликнул он мужчину, — сегодня только частные репетиции, приятель.

Мужчина не ответил.

Вместо этого мы услышали, как Квентин закричал:

— Это тот, о ком я думаю?

Мужчина шел по проходу к нам, постепенно выходя на свет.

— Сказал же, что приду, — пророкотал он.

Звук вызвал дрожь в моем позвоночнике.

Я знала этот голос.

Его лицо внезапно попало под свет, и, когда он проходил мимо, его взгляд скользнул по Джеку и мне. В этих зеленых глазах было так много огня, что я подумала, могу загореться.

Он, конечно, выглядел так, что я это и сделала — загорелась.

Эйдан?

Все эмоции схлынули с его лица, словно по нему прошлись ластиком, и Эйдан резко повернул голову вперед и шагнул навстречу Квентину, протягивая руку. Режиссер схватил ее и потряс, улыбаясь до ушей. Он положил другую руку на плечо Эйдана и удивленно покачал головой.

— Эйдан Леннокс, не могу в это поверить.

— Поверь. — Эйдан улыбнулся ему.

Я сидела ошеломленная, задаваясь вопросом, это альтернативная реальность? Или прошлое? Или какая-то странная смесь того и другого.

— Внимание, — обратился Квентин ко всем нам. — Это мой хороший друг Эйдан Леннокс. Он очень успешный музыкальный продюсер и композитор. И по какой-то нелепой причине, он согласился написать музыку для нашей постановки!

Все хлопали в восторге от идеи.

А я?

А я лишь могла махнуть на прощание «никакой драмы вне кулис».