Глава 22

Эдинбург, Шотландия

Март 2017, 1,5 года спустя

— Не разглашай, кто я, и...

— Стоп!

Я резко подняла глаза от своего задания по литературе на Квентина. Он смотрел на малую сцену, где Эдди и Гвин репетировали конец первого акта, второй сцены «Двенадцатой ночи» Уильяма Шекспира. Эдди играл Морского Капитана, а Гвин — Виолу. Как дублер Виолы, я должна была уделять больше внимания сцене, но вместо этого пыталась закончить домашнюю работу, чтобы сдать ее к концу недели. И, честно говоря, я знала эту пьесу, как свои пять пальцев.

Квентин сердито посмотрел на Эдди.

— Перестань смотреть на ее сиськи, пока она говорит. Ты Капитан, ее гид, поддержка! А не извращенец для молодой леди, распутная ты псина!

Я прикрыла рот, чтобы не фыркнуть. Когда я присоединилась к «Любительской театральной труппе «Толлкросс»» в сентябре прошлого года, меня несколько запугал их, типично мелодраматический режиссер валлийского происхождения, Квентин Александер. Однако со временем с ним стало легче, особенно потому, что он заставлял меня смеяться, даже особо не стараясь.

— Они прямо передо мной, — пожаловался Эдди, указывая на Гвин, с довольно впечатляющей грудью. На ней был обтягивающий свитер с глубоким вырезом, демонстрирующий декольте. — Скажи ей, чтобы одевалась подобающим образом.

Гвин же насмехалась над Эдди:

— Ты понимаешь, что все, что только что сорвалось с твоих губ, и есть причина, по которой родился феминизм?

— Будь мужиком, — прорычал Квентин с аристократичным акцентом, который больше походил на английский, чем на валлийский. — Ты ворчливый паршивец. Говори, не глядя на ее сиськи, или, клянусь богам Шекспира, найду себе другого Капитана.

Распутная псина, ворчливый паршивец. Мои губы затряслись, и я постучала по ним ручкой. Квентин сегодня в ударе.

— Я не обязан терпеть подобные оскорбления, — раздраженно фыркнул Эдди.

— Тогда сойди с моей сцены.

Но Эдди не ушел со сцены. Они начали все сначала, а я снова уставилась на задание.

— Полагаю, ты знаешь реплики… поскольку не обращаешь внимания на сцену? — пробормотал Квентин.

Я удивилась, обнаружив, что он стоит надо мной и одарила его приятной улыбкой.

— Все до единой.

— Чем занимаешься? — он кивнул на недавно отремонтированный MacBook на моих коленях и конспекты, разбросанные на стуле рядом.

— Сочинение по литературе.

— Ну, по крайней мере, это продуктивно, чего не могу сказать о том, что делает Аманда. — Он кивнул мне за спину, и я оглянулась через плечо.

Моя коллега-дублерша Аманда хихикала над тем, что шептал ей в ухо Хэмиш — наш Себастьян.

— Я могу только надеяться, что с Джейн ничего не случится, и эта пьеса не станет причиной развода, — пробормотал Квентин, прежде чем развернуться и вернуть внимание на актеров на сцене.

Джейн исполняла роль Оливии, а Аманда была ее дублером. Однако в их связке Джейн была зрелой, профессиональной и безумно влюбленной в свою жену (Примеч.: в Шотландии официально узаконены нетрадиционные браки с 2016г.), а Аманда же, выпускница Эдинбургского университета, умная, но еще молодая, одинокая, отчаянно флиртующая, и ей нравилось находиться в центре внимания.

Оливия и Себастьян были любовниками в «Двенадцатой Ночи». Не проблема для Джейн и Хэмиша. Однако если Аманда будет играть эту роль, не знаю, как это сработает с Хэмишем. Он был на пятнадцать лет ее старше, женат, имел двоих детей, и, видимо это ему наскучило, потому что у мужчины явно не хватало силы воли сопротивляться чарам Аманды.

Я нахмурилась, качая головой с отвращением. Аманда и я не очень хорошо ладили. Я видела у нее кучу парней, с тех пор как познакомилась с ней в сентябре прошлого года. Многие из них были не свободны. Казалось, ей нравилось привлекать внимание женатых мужчин и парней своих подружек, и, как только она «побеждала», заскучав, бросала их.

Жалкий Хэмиш.

Какой идиот.

Я посмотрела на свой ноутбук, думая, что не должна удивляться, что присоединение к театральной труппе приведет меня к такой драме не только на сцене, но и за ее пределами.

Тем не менее эта закулисная драма не моя, и это все, что действительно меня волновало. Моя жизнь была официально свободна от драмы, и так уже длилось долгое время. Это именно то, что мне нравилось.

В конечном счете я была довольна.

Этот путь получился нелегкий, и, клянусь богом, я буду держаться за то что у меня есть всеми конечностями.

— Хорошо, где мои Валентина и Герцог? — выкрикнул Квентин.

Герцога Орсино играл Джек. Это был красивый парень на несколько лет старше меня, среднего роста, спортивного телосложения с прекрасными темными глазами, которые постоянно озорно блестели. Он постоянно флиртовал, как и Аманда, за исключением того, что держался подальше от несвободных женщин, и был скорее серийным моногамистом, чем откровенным игроком. С тех пор как мы познакомились, у него сменилось две девушки, с которыми он встречался несколько месяцев, прежде чем разорвать отношения. Когда он был с девушкой, то был верен, — насколько я знала, — но это не мешало ему флиртовать с каждой женщиной в Эдинбурге.

Кроме Аманды.

Джек однозначно дал понять, что она чертовски раздражает его.

Джек работал продавцом автомобилей, но очень хотел стать актером. Он играл в массовке в кино, снимался в маленьких одноразовых ролях в телевизионных сериалах, даже исполнил роль в паре рекламных роликов. Но ничего на регулярной основе, чтобы оплачивать счета.

Тем не менее он выстоял и получил роль в этой пьесе.

Он сидел в моем ряду, дальше на несколько кресел, закинув ноги на спинку переднего сиденья и скрестив лодыжки. Он и Джейн, наша Оливия, сидели и смотрели репетицию между играми в своих телефонах. Второстепенные актеры, сидели кто где в маленьком театральном зале, ожидая, когда Квентин их вызовет.

Джек побрел вдоль ряда, чтобы выбраться и я переместилась в сторону, удерживая MacBook в руках. Он ухмыльнулся мне, когда наши тела соприкоснулись, и постучал по верхней части ноутбука.

— Вот почему ты одна. Слишком много работы и мало развлечений делают Нору скучной девочкой.

Я жестом предложила ему двигаться дальше.

— Я одинока, потому что хочу быть одинокой, Джек.

— О, полагаю это великолепно, — подмигнул он и вышел в проход.

— Быстрее, Орсино, — отрезал Квентин. — У нас чертовски немного времени.

Уилл, играющий Валентина, уже был на сцене с Гвин.

— Хорошо, — сказал Квентин, как только Джек стал за кулисами, готовый выйти. — Первый акт, четвертая сцена, — и указал на Уилла.

Уилл вышел к середине сцены, подойдя к Гвин.

— Если герцог будет и впредь к вам благоволить Цезарио, то вы достигнете многого: он знает вас всего три дня и уже приблизил к себе.

Гвин непонимающе посмотрела на Уилла. Он что-то прошептал ей, и она покраснела, обернувшись к Квентину с извиняющимся взглядом.

— Дальше моя реплика?

Режиссер закатил глаза к небу.

Прежде чем он успел прочесть ей строку из своего сценария, свернутого в руках, я выкрикнула:

— Вы боитесь либо его изменчивости, либо моего нерадения, если ставите под вопрос длительность его любви. Что, он непостоянен в своем благоволении?

— Спасибо! — крикнула Гвин. — Я вспомнила.

Квентин задумчиво посмотрел на меня, а затем снова обратил свое внимание на Гвин.

— Без сомнения, ты можешь догадаться, что я чувствую по поводу того, что твой дублер подает тебе реплики, Виола.

— У нее есть сценарий, — возразила Гвин.

— Нет, — Квентин покачал головой, — она процитировала по памяти.

Я покраснела от хмурого взгляда, который Гвин послала мне, глянула на выглядящего скучающим Пита, а затем на Джека, который улыбался мне, будто у меня проблемы. Игнорируя его, я сосредоточилась на сочинении.

«Никогда не стыдно быть умной, Нора. Я должна была поощрять в тебе это чаще. Мне так жаль», — голос мамы отозвался эхом в моей голове, и я снова посмотрела на сцену.

Это не моя вина, что я знала роль вдоль и поперек. Не позволю Гвин заставлять меня чувствовать из-за этого плохо. Я перестала винить себя. Каждый день мне приходилось напоминать себе, что я хочу быть совершенно другим человеком, чем полтора года назад.

Изменения начались тем роковым утром, когда я потеряла все самое важное. Поскольку меня одолевала боль, которую я никогда не испытывала — муки потери того, кто сам хотел быть потерянным, — Сеона пришла мне на помощь. Она «собрала» меня, сказав, что ни один мужчина не стоит этого. Сказала, что пришло время взять под контроль свою жизнь.

И ее ярость, смешанная с моим гневом на Эйдана, зажгла во мне огонь.

Я хотела быть сильной, такой, какой Сеона меня представляла, поэтому упаковала кое-какую одежду в рюкзак, одолжила у нее денег, чтобы купить самый дешевый билет в Индиану, и отправилась на поиски моих родителей. Все это началось с них, и я знала, что если хочу начать жизнь с чистого листа, нужно завершить все дома. Мне нужно знать, что я прощена. Или нет.

Я не знала, смогу ли позволить себе вернуться в Эдинбург, но Сеона сказала, что я обязана вернуться, иначе Энджи и Родди убьют ее за то, что она посадила меня на рейс в Штаты, не дав попрощаться.

Но она видела в моих глазах то, что я чувствовала.

Мне необходимо поехать к родителям сейчас. Только это поможет справиться с разбитым сердцем, и забыть мужчину, которого я любила.

Донован, Индиана

Ноябрь 2015

Сбитая с толку, я хмуро посмотрела на женщину, стоящую в дверях родительского дома. Если бы это была какая-то другая улица в каком-либо другом городе, я могла бы извиниться, за то что перепутала и постучала не в ту дверь из-за смены часовых поясов и горя.

Но это был Донован, и дом моих родителей выделялся своим маленьким размером на этой улице. И то самое большое дерево в переднем дворе.

Даме было, наверное, чуть за сорок, и она казалась смутно знакомой. Она нахмурилась, увидев потрепанную молодую женщину на пороге своего дома.