Гладко причесанная, с глянцевитыми волосами, голова Ксении Николаевны опускалась все ниже и ниже, из глаз закапали слезы. Но от молчания ее веяло несогласием. Никуда она не прогонит от себя родную дочь, и пусть он не требует от нее невозможного.

— Ведь знал, что берешь с чужим семенем, — только и промолвила она ему.

Родион Гаврилович крякнул, зашагал по комнате. Он предпочитал жить «мирком да ладком». Опять же, если рассуждать по справедливости, Тонюшка его не выразила никакого почтения мачехе! Времена, наверно, переменились, крепости ни в чем не стало.

— Ладно, не горюй, я не без понятия. Ты — мать! Пускай живет, бог с ней. Нам бы только с тобой не есть поедом друг друга!

С первой женой не очень-то ладилась жизнь у Родиона Гавриловича. Завистливая была покойница, глядя на богатую жизнь своих женатых братьев. Торговали они бакалеей, крупный магазин держали, затем второй открыли. Презирала она мелкую торговлишку мужа в неотапливаемой зимой палатке.

«Поклонись братьям, да поклонись, — только и разговору было между супругами. — Попроси у них взаймы под вексель. Глядишь, и ты пойдешь с легкой руки».

Свояки были заносчивы: проси, унижайся, а не то чтобы самим предложить подмогу. Хорошо еще, что жили в разных городах, не мозолили глаза друг другу. Самохины, как бедные родственники, ездили к ним в гости по престольным праздникам. Неуютно чувствовал себя Родион Гаврилович в их каменных хоромах.

Смерть жены была поставлена ему в вину. «Лотошница была, а не торговка. Долго ли до простуды!» — говорили три приехавших на похороны брата в хорьковых шубах, слезливо сморкаясь в батистовые платки.

Убитый горем Самохин уныло думал про себя: «Лицемеры вы и скряги. При жизни небось сестры не пожалели...»

Вторичная женитьба Родиона Гавриловича, да еще на бедной вдове комиссара с двумя хвостами, пришлась своякам совсем не по нутру. На семейном совете было решено забрать племянницу к себе на воспитание.

За Тоней приехала тетка и увезла ее. Родион Гаврилович всплакнул, провожая дочь, отлично понимая, что повидаться с нею и то не приедешь без приглашения.

Тем обиднее ему становилось присутствие в доме чужих неприветливых детей.

Мария не чаяла вырваться из ненавистного дома. В комсомольской ячейке помогли ей устроиться на колодочную фабрику ученицей к станкам, где работал когда-то отец. Пора было подумать о профессии, да и зарабатывать побольше, чтобы обеспечить себя и Настеньку.