XVII. Неудавшееся наказание.

— Послушай–ка, Дик, поменьше разговаривай с этой каначкой, — заявил Керней. — Она вела себя очень дурно…

— Что же она сделала, Керней? — спросил мальчик.

— Играла со спичками, — ответил матрос, находя более благоразумным воздержаться от подробностей, которые, наверное, навлекли бы на него поток бесчисленных вопросов со стороны Дика.

Они сидели за завтраком, и Катафа подошла к ним за едой и уселась поодаль.

В это утро, сидя под причудливой тенью деревьев, она была невыразимо прекрасна. Она пробежалась за мыс, покрытый кокосовыми пальмами, и выкупалась в лагуне и теперь, свежая после сна и купания, с красным цветком в волосах и сложенными на коленях руками, она сидела, не отрывая светящихся черных глаз от Кернея.

Но Кернею было не до того, чтобы обращать внимание на внешность девушки.

— Когда это она с ними играла, Керней? — поинтересовался мальчик, держа в пальцах кусок испеченного плода хлебного дерева.

— Это тебя не касается, — ответил Керней, — ешь свой завтрак и передай ей эту тарелку; а уж я ее проучу потом…

Он передал девушке тарелку, затем положил пищи и себе самому, и завтрак продолжался. Дик усердно жевал пищу, но время от времени украдкой поглядывал то на Кернея, то на Катафу.

Играть со спичками считалось тяжелым проступком, за который его два раза высекли, когда он еще был совсем маленьким. Он решил, что Керней высечет и девушку, и ожидал этого события с большим интересом и с тайным сочувствием к самому проступку и к совершившей его.

Но, окончив завтрак, вместо того, чтобы приняться за расправу, матрос попросту направился к шлюпке, сделав девушке знак следовать за ним. Он сел, взял в руки весла и, когда она вошла вслед за ним и осторожно расположилась на корме, отчалил от берега.

Они высадились на рифе; Керней пошел вперед, показывая дорогу и оглядываясь по сторонам, пока они не дошли до остатков костра.

— Вот, — сказал Керней, останавливаясь и указывая на пепел и обожженный коралл, — вот что ты наделала, да? Что заставило тебя разложить этот костер, а?

Хотя язык Кернея был ей столь же мало понятен, как голландский — китайцу, Катафа отлично поняла, в чем дело. Керней узнал, что она зажигала костер. Как он узнал об этом? Быть может, божество маленьких корабликов рассказало ему об этом?

Девушка, однако, ничего не ответила, и Керней продолжал все громче и гневнее с каждым словом:

— Зачем тебе понадобилось бродить по всему дому, когда мы спали, и брать спички? Я тебя проучу!

Он поднял стебель водоросли и замахнулся на Катафу. Она стояла совсем близко от него, и не попасть в нее было невозможно, и все же стебель ничего не задел. Девушка ловко и почти без движения отклонилась в сторону и затем пустилась бежать.

Возмущенный Керней принялся гоняться за Катафой по гладкой коралловой площадке, но это было равносильно попытке побить ветер, — девушка без всякого усилия перепархивала с одного места на другое, а он уже через несколько минут почувствовал себя совершенно измученным.

Отбросив свой хлыст из водорослей и обтерев лоб руками, он тут только заметил, что Дик наблюдал за ними с другого берега. Керней почувствовал, что разыграл из себя дурака.

— Ну, никогда больше не смей этого делать, — сказал Керней, грозя Катафе пальцем. — Если ты это сделаешь, даю слово, я буду опять гонять тебя хлыстом, пока ты не обежишь весь остров.

Он закивал головою, как бы в подтверждение этой ужасной угрозы, и повернул обратно к шлюпке, как вдруг его внимание привлек парус, далеко к югу, за сверкающей синевой моря.

Мертвый штиль окончился час тому назад, и легкий ветерок взбивал волны на бурунах. Корабль, наверное, простоял в виду острова всю ночь. Видели ли с него костер?

Затенив глаза рукою, Керней стоял и наблюдал за кораблем. Раздавшийся в лагуне плеск заставил его обернуться. Катафа бросилась в воду, не сняв даже свою травяную одежду, и плыла обратно к берегу, очевидно, боясь возвращаться с ним в шлюпке. Керней с минуту наблюдал за тем, как она плыла, затем взгляд его снова устремился на корабль.

Теперь уже было ясно видно все судно и его квадратные паруса. Да, оно подходило к острову! Войдет ли оно в пролив? Китоловное ли это судно, или торговое судно, нагруженное сандаловым деревом, или еще какое?

Нет, корабль направлялся не к проливу, а хотел пройти вблизи острова с северной стороны.

Корабль был уже почти на одной линии с матросом, в четверти мили расстояния от берега. Керней мог рассмотреть кипучую жизнь на его палубе, матроса, взбиравшегося по выбленке…

При виде полосатых рубашек и давно знакомой и уже позабытой толпы, палок и веревок, окрашенной в белый цвет палубы и надутых парусов Керней забыл спокойствие и счастье, которые он открыл на острове, и ему так захотелось снова увидеть людей, что он подскочил высоко в воздухе, вскинул руки вверх и завопил, как безумный.

Керней вдруг увидел блеск длинной медной пушки, полосу дыма, заклубившегося над самым морем, и грохот выстрела потряс риф.

Ни в кого не направленный, выпущенный ради забавы снаряд все же нашел свою мишень, разбив пирогу Катафы на множество кусков. Очевидно, на судне приняли его за канака.