Выяснилось, что тревога в деревнях была вызвана отнюдь не боязнью приближения войск Пугачева, а нежеланием крестьян идти на войну. Поскольку добровольцев быть в числе двух от сотни жителей не оказалось, Болотов решил прибегнуть к жребию.. Однако и это предложение управителя не встретило поддержки со стороны крестьян. Они с возмущением говорили, что в их деревнях есть хитрецы, которые в свое время под разными предлогами уклонились от рекрутчины, и что их-то и следует послать сейчас. Андрей Тимофеевич после недолгого размышления нашел такое предложение разумным, и состав направляемых в Коломну был определен. Однако «избранники» выдвинули встречное требование: обеспечить их материально. Решили: выдать пешему по рублю на неделю, конному — по три. Конный воин должен был ехать на своей лошади, за что ему дополнительно определили за лошадь шесть рублей, за седло — полтину. Определить-то определили, но откуда взять деньги, никто не знал. После долгих споров и шума все же нашли выход: освободили одного мужика от рекрутства, за что он согласился внести двести рублей.

А слухи все росли, кое-кто утверждал, что войска Пугачева уже очень близко и скоро появятся около Москвы, а ведь она совсем рядом. Больше всего в семье Болотова беспокоились женщины. Наслушавшись всевозможных вестей от слуг, они обращались за разъяснениями к главе дома. Андрей Тимофеевич как мог ободрял их, заверяя, что Пугачев в их места не придет, а если и появится, то вооруженные отряды из местных крестьян, которые сейчас собирают, сумеют дать ему должный отпор.

Жена и теща были менее оптимистичны: им казалось, что надеяться на крестьян, хотя они и будут вооружены, особых оснований пет. Скорее всего, они сразу же перейдут на сторону Пугачева и будут сражаться вместе с его войсками против царских солдат, а заодно и против помещиков.

Очевидно, основания для таких рассуждений были как у женщин, так и у самого Болотова. Не один раз он уже подумывал над тем, чтобы уехать куда-нибудь и там переждать беспокойное время. Впрочем, мысли эти тут же и отбрасывались им самим, как совершенно безосновательные. Куда сейчас уедешь, рассуждал сам с собой Болотов, разве обстановка не везде одинакова? Всюду крестьяне, если не открыто, то в сердцах своих, бунтуют и готовы поднять руки на своих притеснителей-помещиков.

Уже вскоре Болотов на личном примере убеждается в ненависти крестьян к помещикам. После подбора людей для подавления восстания Пугачева был назначен день их отправки. При проводах Андрей Тимофеевич решил сказать воинам напутственное слово. Он напомнил, что они не простые крестьяне, а императрицыны, что они не должны посрамить себя трусостью. Вот этакому молодцу, обратился он шутливо к одному из воинов, что не драться, один десятерых может убрать! Однако тот не принял шутки и, усмехаясь, заявил, что вовсе не собирается сражаться против своих братьев — крестьян. А вот вас, бояр, готов хоть десятерых посадить на свое копье.

Болотов не на шутку струхнул, он никак не думал, что его слова могут вызвать такую реакцию, в общем-то совершенно естественную: крестьяне, измученные непомерной эксплуатацией и бесправием, конечно же не могли остаться безучастными к борьбе своих братьев по классу, примкнувших к Пугачеву.

Тревоги и волнения Болотовых оказались напрасными. На сей раз помещикам и царскому правительству удалось подавить крестьянское восстание, и еще долго в России продолжалось деление общества на господствующих и угнетенных. Холодным январским днем 1775 г., будучи в Москве, Болотов присутствовал при казни Емельяна Ивановича Пугачева. Это событие произвело на него большое впечатление, он подробно зафиксировал его в своем дневнике, а впоследствии подробно описал в автобиографических записках. Вероятно, это одно из лучших свидетельств очевидца. Кроме того, Андрей Тимофеевич сделал зарисовку казни. Увеличенная копия этой зарисовки хранится в Государственном Историческом музее.

Первоначально деловые, а затем и дружеские отношения с московским издателем и книготорговцем Ридигером позволили Андрею Тимофеевичу в конце концов приступить к изданию собственного сельскохозяйственного журнала. При этом он отнюдь не преследовал каких-либо меркантильных целей. Чаще всего наоборот, деятельность, связанная с изданием своих работ, приводила его к дополнительным расходам. Однако страсть к научным исследованиям и желание ознакомить других с их результатами настолько владели Болотовым, что он не жалел на них ни времени, ни средств. Журнал под названием «Сельский житель» (по обычаю тех времен с весьма длинным подзаголовком) начал выходить осенью 1778 г. Печатался он на плохой бумаге, внешне был малопривлекательным, не имел сплошной нумерации страниц и заголовков статей, что затрудняло быстрое отыскание нужного материала, но зато содержанию его могли позавидовать многие иностранные журналы того периода. Достаточно сказать, что лишь в первой части издания были опубликованы статьи, в каждой из которых было крупное научное открытие [⁶ Болотов А. Т. Об улучшении лугов//Сел. житель. 1778. Ч. 1. Л. 4. С. 4—14; О неспособности сладких яблонь принимать прививку//Там же. Л. 13. С. 10—14; О посеве яблочных почек//Там же. Л. 21. С. 15—16; Л. 25. С. 3—11.].

Успешной творческой, в том числе и литературной, деятельности Болотова во многом способствовали такие особенности его характера, как большая наблюдательность и склонность к фиксированию всего увиденного в дневниках, журналах и т. п. Многими научными открытиями Андрея Тимофеевича мы обязаны именно этим сторонам его личности. В качестве примера приведем работу «О неспособности сладких яблонь принимать прививку». За свою долгую жизнь ему много приходилось заниматься прививками. В специальных журналах (с планом размещения деревьев) он отмечал, когда, каким сортом привито дерево или сеянец, кто производил прививку. Проверяя результаты работ, Болотов частенько обнаруживал, что прививка не удалась. Зная, что в период массового проведения этой работы к ней часто привлекаются малоопытные люди, этим он и объяснял неудачи.

Но вот как-то, к своему большому удивлению, Болотов обнаружил неприжившиеся прививки, сделанные садовником дядей Серегой, которого он знал как отличного специалиста. Оставить такой случай без внимания Андрей Тимофеевич не мог и пошел за разъяснениями к садовнику.

Дядя Серега категорически отверг возможность того, что в запись закралась ошибка. Он сам делал все, что за ним записано. Причины, почему часть прививок не удалась, он не знает, производил прививку всегда одинаково. В свое время его и самого крайне удивляло такое странное обстоятельство.

Крепко задумался Андрей Тимофеевич: задачка оказалась не из простых. Внимательно изучал записи в журналах. И в конце концов обнаружил любопытную деталь; не прижились прививки садовника на деревьях с хорошими сладкими плодами. Случайность? Может быть. Но все же следует проверить. И он проводит серию специальных опытов. Сначала подобрали в качестве подвоев «сладкие» яблони и привили на них различные сорта. Почти все прививки не прижились. Тогда эксперимент расширили; в качестве подвоев использовали деревья не только со сладкими, но и с кислыми плодами. На «кислых» яблонях прививки удались хорошо, а на «сладких» снова не прижились. Тайна с неудачными прививками была разгадана, авторитет дяди Сереги восстановлен, а Андрей Тимофеевич опубликовал свое интересное открытие. По-видимому, современным физиологам и биохимикам растений вполне под силу объяснить сущность явления, обнаруженного А. Т. Болотовым.

Много внимания в своей работе по совершенствованию хозяйства Андрей Тимофеевич уделял вовлечению в культуру новых растений, и вклад его в этом направлении трудно переоценить.

Сколько растений, в настоящее время представляющих собой сельскохозяйственные культуры, во времена Болотова были декоративными и разводились в садах или даже в комнатах как цветы. Таковы, например, подсолнечник, томаты. Томаты под названием «любовное яблоко» (отсюда второе название — «помидор», от искаженного «Pomme d’amour») встречались у многих помещиков. Растения с красивыми листьями, хотя и мелкими, но довольно многочисленными желтенькими цветками, а затем плодами — сначала зелеными, затем желтыми и, наконец, красными, они хорошо украшали интерьер (с запахом, несколько резким и для многих людей неприятным приходилось мириться) .

Любознательность Болотова сыграла для нас важную роль и в этом случае. Попробовав как-то покрасневший плод томата, Болотов пришел к выводу, что он довольно приятен на вкус и вполне может употребляться в пищу. Как всегда, со своим открытием он первым делом обратился к теще — своему верному другу и советнику во всех его начинаниях. Мария Абрамовна, съев половинку плода, одобрила новинку и посоветовала зятю начать основательные исследования растения. Впрочем, другим родичам и слугам плоды томата не понравились, слишком уж они отличались от овощей, к которым все привыкли: огурцов, гороха, репы, моркови.

Андрей Тимофеевич особенно не удивился отрицательной реакции домочадцев на «любовные яблоки», он знал силу привычки. Однако знал и другое: человек привыкает ко всему. И, надеясь на будущее, начал тщательно изучать томатное растение, вместе с тем исподволь приучая домашних к новому блюду. В результате исследований Болотова были в основном разработаны те приемы выращивания томатов, которыми мы пользуемся и по сей день. Установив, что период от посева до получения зрелых плодов не укладывается в безморозный период его местности, Андрей Тимофеевич разделил его на три части и соответственно этому предложил следующую технологию: 1) посев и выращивание рассады в парниках и теплицах (март—апрель) ; 2) высадка рассады и выращивание растений в открытом грунте (май—август), 3) съем невызревших плодов и дозаривание их в теплых помещениях (сентябрь-октябрь) .