— Эй, кому папиросы, кому папиросы? Сам бы курил, да деньги надо. Кому папиросы, дорого не возьму, по дешевке отдаю!

Папиросы у меня, и правда, были дешевые, чиновники их не брали, только грузчики подходили, как раз те, кто нужен. Я подаю пачку и добавляю:

— Покуришь сам, передай товарищу.

Это мне ребята наши типографские посоветовали. Условный, видно, знак был.

За полчаса все десять пачек разошлись. Бегу домой и, понимаешь, вижу: навстречу мне под руку с полицейским надзирателем идет «дядя Ваня». Волосы прилизаны, на прямой пробор расчесаны. Костюмчик хоть я поношенный, но вполне приличный, а в руке шляпу держит. И так идут они, разговаривают и прямо мимо часового в подъезд одного дома входят. А в доме этом какое-то белогвардейское учреждение помещалось: то ли штаб, то ли городская управа. Вот, думаю, и фунт изюму. Это же не иначе — провокатор. Это, нас запросто сегодня всех перехватают.

Бегу к ребятам, которые меня на собрание водили. «Друга, — говорю, — скрывайтесь, пока не поздно. Этот ваш „дядя Ваня“ определенно — провокатор. Сам его только что с полицейским видел». Ну, конечно, переполох. А потом рассказал я все по порядку, они как засмеются! «Да это же, — говорят, — конспирация. „Дядя Ваня“ под чужой фамилией у белогвардейцев делопроизводителем служит и свободно ходит по городу».

— Это был он — Назукин? — спросил Витя.

— Да, он. Только тогда его звали Андреевым, Алексеем Алексеевичем. Полицейские с ног сбились, разыскивая того, кто стоял во главе большевистского подполья. А он под видом делопроизводителя Андреева, не скрываясь, жил в городе. Видал, как дела делались?

Михаил Иванович подмигнул, усмехнулся и, откинувшись на спину, замолчал.

— И все же Назукин был арестован, — через минуту продолжал он неохотно.

— Провокатор выдал?

— Да. Вошел, подлец, в доверие к подпольщикам и выдал белым большевистские явки. Назукин пришел на одну из конспиративных квартир, а его там уже ожидала засада. Белогвардейцы схватили многих членов большевистского комитета. Назукина бросили в одиночку. Вместе с его арестом рухнул смелый план. У него почти все было подготовлено для того, чтобы поднять вооруженное восстание, захватить власть в Феодосии и ударить по белогвардейцам с тыла.

— Его расстреляли? — тихо спросил Витя.

— Да, — опустил голову отец. — Пытали: прижигали лицо папиросами, кололи тело штыками. Потеряет сознание — отольют водой и пытают снова. Но ой не сказал ни слова, даже имя свое не назвал. Когда его последний раз вели по тюремному коридору, он громко крикнул: «Держитесь, товарищи! Победа недалека!»

Перед расстрелом ему завязали глаза. Но он сорвал тряпку и насмешливо заявил: «Я вас не боюсь!» Вот как!

В том же году Красная Армия освободила Крым. Друзья разыскали тело Назукина. Его могила теперь на главной площади города.

— Я знаю, — прошептал Витя.

— Да, — с невольной печалью вздохнул отец. — Крепкий был человек. Рабочей закалки. Настоящий герой.

Михаил Иванович поднялся. Встал и Витя. Он пристально смотрел с горы на освещенный заходящим солнцем город, ища глазами знакомый обелиск. О чем он думал в эту минуту? Мечтал ли стать таким же крепким, как те, кто с боями добывал свободу, или сожалел, что поздно родился и не был участником бурных событий в годы революции и гражданской войны?

— Пора возвращаться, — напомнил отец. — Мать, наверное, заждалась.

— Да, пора, — рассеянно ответил Витя. Ему хотелось быть как можно ближе к отцу, который так много видел, так много знает. Маленькой загорелой рукой он крепко ухватился за теплую надежную руку отца. И они молча стали спускаться в город.