—Не насилуй себя, — сказал Уилл. — После вспомнишь.

Он погрузился в собственные размышления, и Гэйнор старалась не напрягаться, не ловить ускользающие воспоминания, которые все еще барахтались где–то в ее сознании. «Вспомню после», — повторила она про себя слова Уилла.

Они приехали в клинику к трем часам, чтобы сменить Маркуса, но первым человеком, которого они встретили, был Рэггинбоун, сидевший на деревянной скамье в саду с Лугэрри у ног. Слева от дороги для подъезда к дому была лужайка, на которую выходила терраса, где могли сидеть выздоравливающие больные. Скамья стояла посреди лужайки, под деревом со свисающими ветвями. Листья собирались вот–вот раскрыться, они были такого свежего зеленого цвета, который являет собою суть весны. Уилл и Гэйнор присели рядом, чтобы рассказать о снах.

—Этот порез на руке Ферн, — сказал Уилл, — означает, что физическое тело ответило на то, что произошло с ее отсутствующей духовной сущностью. Ведь так?

Рэггинбоун кивнул. Гэйнор сказала:

Что должно… — Но Наблюдатель остановил ее предупреждающим жестом руки.

Значит, — медленно продолжал Уилл, — значит, нужно идти другим путем. Если мы сможем как–то усилить ее физическое тело, то это усилит и ее дух — где бы он ни находился.

Как ты собираешься усиливать ее? —- сердито спросила Гэйнор, недовольная тем, что ничего не понимает, и злая за это на себя саму. – Витаминами?

Уилл.не обратил внимания на ее слова.

Острие, — сказал он. —- Я уверен — Я думаю, — - что, это был фрагмент Лоудетоуна. :Вы говорили нам, — он обратился к Рэггинбоуну, — что, когда он был разбит, правящие семья Атлантиды сохранили его осколки. Этот воин мог иметь такай осколок, если он был потомком годной из этих семей. Именно у него был единственный шанс победить дракона, Я знаю… все эти «если» да «может быть», но… Дар Ферн .был усилен благодаря контакту с матрицей. Если мы найдем этот наконечник копья, вложим его ей в руки, возможно, это придаст ей силы, чтобы вернуться обратно.

Хорошая идея, — сказал Рэггинбоун. —- Это первая идея. Сработает ли она — не знаю. Но лучше иметь хоть какой–нибудь план, чем не иметь никакого. Я расскажу вам историю о Фарайиизоне, одном из величайших драконов, о котором рассказывали, что он был ранен стрелой или копьем с наконечником, сделанным из осколка святой реликвии. Это может быть правдой, а может быть, христиане просто переиначили древнюю легенду. Так или иначе, священный предмет проник в тело дракона и наделил его сверхъестественной силой, и тогда его нарекли Проклятием Божьим, и если раньше он был злобным, то теперь стал священным безумцем, и никто не мог бросить ему вызов. Исходя из сообщений некоторых источников, он в конце концов погиб от своего собственного огня, но священного предмета, чем бы он ни был, больше не существовало. Кто–то утверждал, что это была некая драгоценность, кто–то — что кость пальца Христа или одного из святых (ранние христианские мученики повсюду разбрасывали свои кости). Я не уверен в том, что это стоит связывать с Лоудстоуном, но и исключать этого нельзя. Прошел слух, что при гибели Атлантиды три осколка камня были спасены. Как бы то ни было, о том, что случилось с осколками, почти ничего не известно, существуют только мифы, сказки без конца. Так как же ты начнешь свои поиски?

Не знаю как, — ответил Уилл. — Гэйнор кажется, что она читала что–то об этом в одной из старинных книг, только она не помнит в какой.

Желаю вам успеха, — сказал Рэггинбоун, — если таковой возможен. Не спешите. Следите за Ферн. Я должен на некоторое время отправиться на юг…

Я думал, вы будете нам помогать, — прервал его Уилл.

Вот именно поэтому я и ухожу, — ответил Рэггинбоун. — Как и Гэйнор, я думаю, что надо порыться в памяти, вспомнить что–то давно забытое. Эти поиски могут меня далеко завести. Я буду думать о вашей идее и постараюсь что–нибудь найти, если удастся. Вернусь, когда что–то получится.

А как же Ферн? — немного растерянно спросил Уилл.

Все это ради Ферн. Повторяю — берегите ее. Будьте крайне осмотрительны. С вами останется Лугэрри.

Уилл засыпал Рэггинбоуна всевозможными вопросами и умолял ответить на них или хотя бы что–то объяснить, но того невозможно было убедить. Он зашагал к главной дороге, а Уилл и Гэйнор пошли в клинику, в то время как Лугэрри осталась терпеливо ждать их у дверей.

Маркус Грег поднялся со стула, как только они вошли в комнату Ферн. Уилл был погружен в свои мысли и не сразу понял, что Маркус начал произносить заранее заготовленную речь. Он выглядел смущенным, ошеломленным и явно испытывал неудобство от принятого им решения.

—Я не могу это вынести, — сказал он. — Не могу просто сидеть здесь, уставившись на нее, день заднем, не будучи в состоянии хоть что–нибудь сделать.

—Прошло всего четыре дня, — пробормотал Уилл, но Маркус, не обращая на него внимания, продолжал: — Бездействие доводит меня до безумия. Оставалась минута до нашей свадьбы, а вместо свадьбы — это… Я не могу с этим смириться. Знаю, что не должен этого показывать, но в глубине души я очень чувствительный и просто не могу выдержать. Я возвращаюсь в Лондон. Мне нужно отвлечься, мне нужна работа, мне нужно как–то пережить это время. В противном случае я впаду в апатию и мрачность, не принесу ни малейшей пользы никому, а меньше всего буду полезен Ферн. Я буду звонить каждый день. Я хочу знать, если у нее хотя бы дрогнут ресницы…

Если?.. — спросил Уилл.

Когда. Господи, я хотел сказать «когда у нее дрогнут ресницы».

«Он даже не покраснел», — подумала Гэйнор.

—Слушайте, если понадобится моя помощь, только скажите. Позвоните — и я немедленно примчусь. Но нет никакого смысла в том, чтобы я болтался здесь до бесконечности, как какой–нибудь бедолага, ждущий на остановке автобуса, который давно отменили.

—Да, — холодно сказал Уилл. — Смысла нет.

— Я знал, что вы поймете. Скажете об этом вашему отцу? Это было чертовски трудное решение, но его надо было принять; Жизнь должна продолжаться, хотя звучит это банально. Нельзя бесконечно жать на кнопку паузы. — Он протянул руку Уиллу, поцеловал Гэйнор, остановил–долгий,, взгляд на Ферн. Затем ушел. Вместе с ним ушло ощущение суеты, ив комнате воцарилась могильная тишина.

— Остались только мы, — сказал Уилл, не принимая во внимание отца.

Они почувствовали свое одиночество.