1

Предварительная расстановка политических сил.

Даганния или Доугэнна. Население - даганны. Язык - даганский. Национальный символ - в зеленом круге черная птица с распростертыми крыльями.

Амидарея, Амидарейская демократическая республика. Столица - Алахэлла. Население - амидарейцы. Язык - амидарейский. Денежные единицы - амдары.

Риволия. Столица - Фамилиста. Население - риволийцы. Язык - риволийский. Национальный символ - желтая трехконечная звезда.

Даганны пришли на рассвете, когда городок досматривал утренние сны, ворочаясь неспокойно в постелях. От грохота техники задребезжала посуда на столе, мелко затряслись створки буфета. Эммалиэ отняла голову от подушки, вслушиваясь тревожно. Она страдала бессонницей и, к тому ж, спала чутко. Айями, подоткнув одеялом раскинувшуюся во сне дочку, выскочила босиком на балкон. Тупиковый проулок загибался кривой дугой, но в разрыве меж домами было видно, как в серых расплывчатых сумерках едут тяжелые военные машины: перекатываются гусеницы танков, ползут бронетранспортеры, проплывают толстые необхватные дула.

Направление - на Алахэллу, столицу Амидарейской демократической республики. Еще неделю назад фронт проходил в ста километрах, растянувшись на карте жирной чертой с запада на восток, а сегодня колеса вражеских танкеток укатывают улицы родного города, и противник - в трех днях пути от столицы.

Айями поежилась, кутаясь в платок. Рев техники разбудил соседей. Щемотные горожане выползали на балконы и тянули шеи в сторону центральной улицы. Что-то будет...

- Ложись, а то голова разболится от недосыпа, - сказала Эммалиэ за спиной.

За показной строгостью таились беспокойство... и страх.

 

Кто бы мог подумать, что война будет проиграна? Кто бы предугадал, что она затянется на несколько долгих лет? Тогда, четыре года назад, будущее было окрашено в патриотические и возвышенные тона. Звучали бравурные марши, голос диктора из динамиков выкрикивал истеричные лозунги... Обнимались, целовались, провожая добровольцев на фронт. Прощались с сыновьями, мужьями, братьями... Цветы и слезы... Ромашки... Айями вспомнила - стояла середина июля. Микас смеялся, шутил.

- Жди меня, Айя, - обнял крепко. - Разобьем сволочей, и я вернусь. Года не пройдет.

Нестройная колонна тронулась по центральной улице. Уходили, чтобы громить врага и гнать прочь с родной земли, а через три месяца Айями получила похоронку.

"Ваш муж пал смертью храбрых..."

Погиб и не увидел дочь, родившуюся спустя полгода после его ухода на фронт. Люнечка, ненаглядное мамино солнышко...

Тогда казалось легко. Месяц-два, и варвары будут повержены. Хвастливые речи лились из громкоговорителей. Военные трубили об успешных компаниях, о разведывательно-подрывной работе, наносящей немалый урон врагу, о тысячах даганнов, сдавшихся в плен на милость Амидарейской республики.

Месяц-два затянулся, и надолго. Дикие варвары отказывались признавать поражение.

Через год громкие слова в динамиках стали тише, а вскорости и вовсе прекратились. Их сменили сухие сводки о состоянии дел на фронте, неутешительные и безрадостные: одна победа на три поражения, шаг вперед - шаг назад.

Стыдно признавать, но амидарейцы оказались неподготовленными к вторжению. Прежде всего, потому что военные чины напрочь исключали саму возможность проигрыша. А может быть, потому что из двух противоборствующих сторон изначально не даганны являлись завоевателями. Но об этом власть тактично умалчивала. Почта и телефонная связь перестали работать через полтора года после начала войны. Письма и посылки передавали с оказией, новости - через раненых и комиссованных. Единственными источниками информации стали радиоприемники, ловившие слабые сигналы радиостанций, да уличные громкоговорители.

Одно время в городке стоял госпиталь, занявший здание школы.

Какие они, даганны? - жадно выспрашивали жители у раненых, и те охотно делились знанием. Это людоеды, предпочитающие сырое мясо и приносящие человеческие жертвы кровавым богам. Недоразвитые варвары, совокупляющиеся с сестрами и собственными детьми. Завшивленные и вонючие. Хладнокровные убийцы, которые без раздумий лишают жизни стариков, женщин и детей, предпочитая сворачивать шею или ломать позвоночник.

Слушатели охали, всплескивали руками. И проникались ненавистью к захватчикам вкупе со страхом.

А потом госпиталь перебазировали ближе к столице, и теперь санитарные поезда проходили транзитом через городок, останавливаясь на полустанке, чтобы набрать воды и выбросить мусор - окровавленные бинты, использованные шприцы и пустые ампулы от лекарств.

В городке работала текстильная фабрика. В условиях военного времени оборудование перепрофилировали на выпуск термически стойких и герметичных тканых материалов. Всё для фронта - всё для победы. Баулы с одеждой для бойцов уходили потоком с фабричного склада в железнодорожных вагонах. И Айями трудилась на фабрике, и другие женщины, и комиссованные, и подростки, которых не взяли в армию в силу малости лет. А месяц назад фабрика остановилась. Сначала не выдали пайки за отработанный период, а потом закрыли проходную и ворота, повесив замок.

Как жить?

Жили, как могли. Поначалу Айями держала в пригороде делянку, как и многие из жителей. Обтяпывала и полола клочок обработанной земли. Зелень с небольшого огородика выручала не раз. Но год назад делянку разграбили, забрав выращенное нелегким трудом, ведь воду для поливки носили с речки. Плачь не плачь, а пришлось расстаться с огородиком. Да и опасно теперь в пригороде. Чужие и пришлые люди мелькают в окрестностях и уходят дальше, не задерживаясь. Кто они: дезертиры, шпионы, партизаны? Пристукнут ради горбушки хлеба и сбросят тело в овраг. Кто же о Люнечке позаботится? Останется дочка круглой сиротой. Нет уж, собственная жизнь дороже.

Помимо работы на фабрике, Айями время от времени продавала на рынке вещи мужа - костюм, рубахи, обувь. Приноровилась предлагать одежду к соответствующему сезону: куртку и шапку - к зиме, футболки - к лету. Сперва стыдилась, а потом поняла: по торговым рядам ходит немало таких же скромников с опущенными глазами. Покупали, в основном, деревенские - за шмат сала или за кусок сыра, за соль или за свечи. Потому что деньги давно обесценились.

Городок понемногу пустел. Уезжали - кто к родственникам, кто вглубь страны, подальше от линии фронта. И Айями решилась. Собрала чемоданчик, но некстати заболела бронхитом дочка. Тяжело хворала, всю зиму, еле выходила её Айями и теперь тряслась над крохой как наседка над цыпленком. Куда ж с больным ребенком поедешь? Тем более, на перекладных, за тридевять земель, где никто не ждет. Ехать не день и не два, а неделю или дольше, на необжитое место, в чужие края, а это верная погибель для неокрепшего детского организма. Потерпим годочек, поправим здоровье, а там и война кончится, - решила Айями.

К родственникам и подавно нет дороги. Родня осталась за линией фронта - там, где разрушенные бомбёжками города и изрытая воронками земля. Об этом рассказала Эммалиэ лин Канаста - соседка Айями. Несмотря на преклонный возраст - пятьдесят с гаком - весьма активная женщина с волевым характером. Два года назад она чудом добралась до расположения воинских частей и перемахнула линию фронта в надежде отыскать сына. И домой умудрилась вернуться, потому как не нашла ни сына, ни его семью. А муж Эммалиэ умер давным-давно, в мирное время.

- Нет там никого, - сказала она по возвращению в городок. - Разруха, и мертвые бродят. Подчистую выкосили нас, ироды.

Обычно Эммалиэ строга и сдержанна - воспитание не позволяет эмоциям выплескиваться наружу - но сейчас в глазах стояли слезы, а губы предательски дрожали. Куда податься на старости лет? Куда податься Айами? Родители мужа и младший брат остались там, за чертой, на выжженных территориях. Или нет их уже. Расстреляли. Угнали в рабство.

Айами обняла женщину, и они заплакали.

- Мам, мам! - Люнечка подбежала и ухватилась за ногу. - Не пачь! Я купю тебе каяч.

- Мое золотко, - вытерев слезы, Айами взяла дочку на руки. - Хочешь, стишки почитаем?

Так и начали соседки общаться чаще. То Айями пригласит к себе на ужин, то Эммалиэ оладушков на завтрак настряпает и позовет, объясняя:

- Одной-то скучно кушать, а когда втроем, то и водица кажется слаще.

Отступая, амидарейская армия подорвала железнодорожные пути, чтобы лишить противника стратегического преимущества. Рано утром прогремели взрывы, от которых содрогнулся городок. Сотряслись стены, осыпалась штукатурка, разбилась люстра. Обожают проворачивать тайные делишки по утрам, - подумала сердито Айями, сметая веником осколки. Взрывной волной в квартире Эммалиэ выбило окна. Хорошо, что хозяйка не пострадала. Теперь по комнатам гуляет ветер, а новые стекла не вставить, потому что негде взять. Женщины разобрали книжный шкаф и забили оконные проемы досками - криво-косо, по-бабски.

Тогда-то Айями и предложила соседке съехаться, чтобы вести общее хозяйство. Вместе и сподручнее, и экономнее, и безопаснее. Дров потребуется вдвое меньше, и можно продать вторую печку. Так и сделали. Эммалиэ перебралась к Айами, заняв тощий диван, и дочка счастливо прыгала на кровати:

-Уя-я! Мы тепей как тьи поёсенка зазивем! В одном домике!

- Да, Люнечка, дружно заживем, - кивнула Айями.

Проданная печка обеспечила "трех поросят" углем и дровами на долгую зиму. Пришлось складировать драгоценное топливо в квартире Эммалиэ. Год прошел, снова надвигаются холода. Чем топить и греться?

- Мебели много и брошенных квартир полно, - сказала Эммалиэ. - Да и библиотека мужа впустую пропадает.