Глава 2
— Венгерская рапсодия. Лист, — открыла она глаза и посмотрела на него, нет, не уничижающе — сочувствующе. Вытащила из уха один наушник и протянула. — Слышали про китайского пианиста Ланг Ланг?
— Ланг Ланг? — поморщился Роман, но наушник зачем-то взял.
— Мальчик из бедной китайской семьи. Его отец был полицейским и бросил работу, чтобы увести сына в Пекин и нанять учителя музыки.
— Откуда же они тогда брали деньги, если отец не работал.
— Работать осталась мать. И Лист в его исполнении, конечно, могуч. Но слышали бы вы Рахманинова, — придвинулась она ближе.
Он почувствовал это почти физически: остроту её скул, твёрдость её подбородка и неожиданную пухлость губ на этом резко очерченном, жёстком лице. Желание коснуться его рукой было осязаемым, а впиться поцелуем в эти равнодушно скривившиеся губы — нестерпимым.
— Наслаждайтесь, — сняла она с себя всю гарнитуру и протянула вместе с телефоном.
— А вы? — растерянно принял Роман её давно не современный гаджет.
— А я пойду покурю. Потом выпью чашечку кофе. И, может, даже съем чего-нибудь ужасно вредного, отвратительно приготовленного и опасного, — скинула она на сиденье пальто. И, тряхнув негустыми волосами, неожиданно преобразилась.
Качнув худыми бёдрами, вдруг стала ещё привлекательнее в этих обтягивающих её стройные ноги брюках, бесформенном свитере и облаке духов, что вызвал у Романа неожиданную тесноту в ширинке.
— Надеетесь, что я присмотрю за вашими вещами? — как-то явно неудачно пошутил он.
— Нет, надеюсь, что вы пойдёте за мной. Ночь нам предстоит долгая. И сомневаюсь, что кому-то нужны мои ношенные тряпки.
И ведь он пошёл.
Шёл за ней как слепой за поводырём. Как крыс за волшебной дудочкой Нильса.
Курил с ней по очереди её тонкую сигарету, хотя в кармане лежали свои. Пил воняющий половой тряпкой кофе, в кружке со сколотым краем. И всё смотрел, и смотрел, и смотрел в её водянистые глаза болотной ведьмы. И не знал, как описать своё состояние: он видел её первый раз в жизни и невыносимо тосковал по ней. По её тонким пальцам, держащим сигарету. По словно зацелованным припухшим губам, отпивающим кофе. По изгибу длинной шеи, которая казалось, запрокинь её немного больше, и переломится, так она была тонка, хрупка и невыносимо ранима.
К концу второй чашки он понял, что пропал. К концу второго перекура пошёл узнавать есть ли ещё в гостинице места. И заплатил за единственный, оставшийся свободным, люкс на двоих.
И вернулся на лавку, где, кутаясь в своё пальто Она всё так же слушала музыку.
«Чёрт, да что же это со мной?» — сел он вполоборота, подперев рукой голову.
И старался смотреть на таявший на пальто снег, что ещё валил на улице, когда Роман возвращался с гостиницы с заветными ключами в кармане, но взгляд тянулся под плотную вязку свитера, скрываюшую её голое плечо.
«Вот правду говорят, что у мужиков одна извилина, причём напрямую соединённая с простатой, — вздохнул он. — И натянута она как струна. И вибрирует, дёргает в одном и том же месте на любой раздражитель. Разозлился — хочется секса. Расстроился — дайте два! Счастлив — кружите меня полностью и желательно в коленно-локтевой и без разговоров».
— А ты веришь в судьбу? — смахнул он с рукава капли.