Глава 4 Рукопожатие для мистера Томбса

Жизнь Томбса могла проходить спокойно, он даже мог познать мир и счастье, поскольку наследство «Лейсон и Лейсон» было довольно значительным. Но его укусила пчела особого вида, пчела любопытства. Первый укол он ощутил, когда осматривал вместе с мистером Триггсом пустой дом на Хей-стрит. Внутри было темно и печально. В нем застоялся запах плесени и гниющего дерева. Крысы стаями убегали, услышав шум открывающихся дверей. Все стены были испещрены липкими серебристыми следами подвальных мокриц.

— Хотя уборщицы «Лейсон и Лейсон» приходили сюда один или два раза в год, они многого не сделали, если вообще что-то сделали, — недовольно ворчал Томбс. — А что касается паршивца Пилата Брауна, то хотелось бы знать, почему он так дорого заплатил за эту конуру.

— Хороший вопрос, — согласился мистер Триггс.

— Обращусь к какому-нибудь предпринимателю, чтобы он серьезно переделал это крысиное гнездо. Быть может, даже найду покупателя.

В Томбсе проснулся собственник. Мистер Триггс энергично кивал головой.

— На вашем месте я не стал бы ничего делать, — твердо сказал он, — позволю себе даже запретить вам что-нибудь менять в этом жилище, мистер Томбс.

Томбс, считавший сыщика истинным своим спасителем, согласился сохранить все в том же виде, включая паутину. Триггс довольно кивнул, но любопытство Томбса только разыгралось от этого. На следующий день наследник «Лейсон и Лейсон» рьяно взялся за дело, отправившись с визитом к мистеру Пинку, нотариусу покойного. Приняли его с почетом. После нескольких жалоб на злоключения бывшего клерка и нескольких жестких слов в адрес юстиции, которая не в силах выполнять свою миссию без ошибок, и, наконец, после жарких поздравлений по поводу наследства мистер Томбс узнал множество приятных вещей, но узнал и другие вещи, которые показались ему очень странными. Сделав его своим наследником, покойный мистер Лейсон обогатил своего бывшего сотрудника на шестьдесят тысяч фунтов в деньгах и надежных ценных бумагах, десятью домами, доход с которых составлял примерно тысячу двести фунтов ежегодно, а также конторой, занимающейся недвижимостью, которая, хотя работала неторопливо, приносила до тысячи фунтов в год. Мистер Томбс был готов сказать, что такое состояние позволяло ему уйти от дел, когда нотариус перешел к особым статьям завещания. Мистер Томбс продолжит коммерческую деятельность в том же здании, ничего в нем не меняя, как по привычкам, так и по часам работы. Личный кабинет мистера Лейсона останется закрытым, а мистер Томбс будет вершить дела в своем кабинете.

Контора будет закрываться каждый вечер в семь часов, даже в воскресенье. После этого часа никто не имеет права входить в помещения, в том числе и мистер Томбс. Унаследованные здания не подлежат ни переделке, ни продаже. Если мистер Томбс скончается, нотариус Пинк вскроет письмо, спрятанное в сейфе, из которого он узнает о будущей участи зданий и конторы. Что касается денег и ценных бумаг, то мистер Томбс может пользоваться ими по своему усмотрению.

— Это все? — спросил бывший клерк. — Думаю, мне это подходит.

— Есть еще одна статья, — сообщил служитель закона. — Эта последняя статья была поспешно добавлена мистером Лейсоном, который записал ее карандашом. Выслушайте хорошенько: «В случае сдачи в аренду красного дома на Хей-стрит немедленно предупредить Брадлея Мосса». Примерно за три месяца до своей смерти мистер Лейсон забрал свое завещание, чтобы, как он сам сказал, внести это изменение. Я принял его в день драматической смерти… Больше ничего сказать не могу.

— Кто такой Брадлей Мосс? — спросил Томбс.

Нотариус удивленно воззрился на него:

— Как? Вы не знаете?

— Действительно не знаю, — откровенно признался Томбс. — Могу вас уверить, мэтр, что такого человека нет среди клиентов «Лейсон и Лейсон».

Нотариус заявил, что находит это очень странным, но не в силах сообщить ему что-то новое в надежде, что мистер Томбс окажется довольно умным, чтобы самому разобраться в деле и выяснить, кто такой мистер Мосс.

Томбс кивнул.

— Дом старый и грязный. Если этот безумец Пилат Браун не явится до истечения срока аренды в три месяца, меня очень удивит, что найдутся другие любители арендовать его. Поэтому мне нечего переживать по поводу Брадлея… как его зовут… Мосс!

На этом они сердечно распрощались с мистером Пинком. После ухода бывшего клерка нотариус несколько минут неподвижно сидел в кресле. Нотариус был высоким мужчиной, худым, черноглазым. У него были седые волосы и жесткие черты лица. Когда он услышал, как за Томбсом захлопнулась входная дверь, он трижды резко стукнул линейкой по пюпитру. Тут же дверь, обитая зеленой кожей, отворилась. Вошел мистер Триггс.

— Что вы скажете о новом клиенте? — спросил сыщик.

Черные глаза нотариуса полыхнули яростным огнем.

— Скажу, что он виновен в убийстве несчастного Лейсона… что он знал содержание завещания, разработал и исполнил убийство ради наследства!

Мистер Триггс улыбнулся:

— Нормально, что все подозрения против него, а мы тщательно следим за фактами и поступками, чтобы узнать, идет ли речь о двуличном человеке или о бедной жертве судьбы.

— Я знал мистера Лейсона настолько хорошо, как можно знать человека с таким скрытным характером, как у него, — начал нотариус. — Мрачный и неприятный. Не дружил ни с кем. Могу вас уверить, он не испытывал ни благожелательности, ни уважения к Томбсу. Он считал его простым слугой. Даже думаю, питал к нему отвращение, ибо однажды, когда мы решали одно дело вместе, я услышал, как он бормотал об «этом грязном животном Томбсе». Запомните сказанное мною, мистер Триггс. Этот мерзавец Томбс и есть убийца, а никто другой.

— Время, несомненно, покажет, — мудро ответил сыщик.

Он поспешил покинуть контору нотариуса, где пахло плесенью из-за обитых кожей дверей и пыльных досье. Ему хотелось совершить небольшую прогулку под теплым осенним солнышком.

Нотариус Пинк был соседом «Лейсон и Лейсон». Его контора располагалась на Таблард-стрит. Мистер Томбс тоже чувствовал себя своим в этом квартале, ибо Триггс издали увидел, что тот бредет, как школьник после уроков, иногда заглядывая в витрины. Вдруг он увидел, как какой-то старый джентльмен бросился на наследника Лейсона, крепко пожал ему руку и тут же исчез в боковой улочке. В этом не было ничего необычного, но Триггс заметил, что пораженный Томбс проследил глазами за человеком, потом яростно вытер правую руку о плащ. Сыщик подошел к Томбсу.

— Какое удовольствие встретить вас, дорогой мистер Томбс, — сказал он. — Я видел, как вы беседовали с приятелем, и не хотел вам мешать.

— Друг! — яростно воскликнул Томбс. — Я не знаю, кто он, но знаю, что он из себя представляет! Отвратительный тип, чья жирная рука трясла мою руку, словно он хотел оторвать ее. Фу! Смотрите какая грязь… жир. Да, просто жир!

Триггс помешал ему вытирать ладонь и действительно увидел желтую субстанцию, запачкавшую пальцы старика.

— Воск… — пробормотал он, — размягченный пчелиный воск!

Он вдруг хлопнул себя по лбу. Он вспомнил, что в день ареста Томбса на столе клерка нашли частички воска. Вначале решили, что он снял отпечаток с замка или с ключа с помощью мягкого вещества. Но ничто не подтвердило это предположение. Теперь кто-то снял отпечаток с руки Томбса. Почему? Два человека переглянулись с непонимающим видом.

— Мистер Томбс, — сказал Триггс, — я начинаю думать, что вы очень важный персонаж, но пока не знаю для кого!

— Боже правый! — вздохнул старый клерк. — Даже нельзя попользоваться внезапно обрушившимся состоянием?