"Крокодил" и крокодильцы
...Навеки умолкли веселые хлопцы,
в живых я остался один.
Забавная история, точнее, одна из версий о том, как журнал "Крокодил" заполучил свое название, а вернее сказать, имя, известна многим. Но не всем: ведь читательские поколения сменяются с космической быстротой.
Итак, собрались в 1922 году видные и не очень еще видные московские литераторы во главе со старым большевиком редактором "Рабочей газеты" К. Еремеевым для того, чтобы дать название новому журналу юмора и сатиры издательства "Рабочая газета".
Издательство решило его издавать, преследуя не только благородные цели социального советского воспитания читателей смехом, но и чисто коммерческие, житейские: юмор и сатира всегда были делом издательски прибыльным.
Думали, думали собравшиеся, выкурили, как полагается, сотни папирос, выпили неимоверное количество чаю с сухарями, но крестины оказались дьявольски трудными: ведь надо было дать такое имя журналу, чтобы оно и определяло его направление, и обладало к тому же той звонкой летучестью, которая мгновенно проникает в читательские уши. Вспомним хотя бы такие броские названия, как "Осколки", "Сатирикон", "Новый Сатирикон", "Смехач", "Бузотер", "Лапоть" и другие.
И вот, когда уже все изнемогли и в комнате, где шли крестины, воцарилась тяжелая, казалось бы, безысходная тишина, неожиданно раскрылась дверь, ведущая в коридор, и на пороге возникла пожилая уборщица с ведром, тряпкой и веником в руках. Она сказала полусердито, полушутливо:
- Долго еще вы будете тут заседать, крокодилы вы этакие?! Мне домой пора!
Еремеев вынул свою знаменитую трубку изо рта и сказал:
- Журнал будет называться "Крокодил"! Можно идти по домам! Всё!
Меня, конечно, на этом заседании не было: я жил тогда не в Москве да еще и был слишком молод для занятия таким серьезным делом, как литературная сатира и юмор.
Крокодилы, как известно, в наших климатических условиях водятся только в зоологических садах и парках, для России более популярно такое животное, как, например, серый волк. Неизвестно, какой смысл тетка-уборщица вкладывала в понятие "крокодилы". Но тем не менее журнал "Крокодил" быстро завоевал читательскую популярность, а главное, не в пример своим собратьям оказался весьма живучим. Сколько интересных журналов того же направления отдало богу (или сатане?) душу в раннем возрасте! Взять хотя бы такой превосходный московский журнал, как "Чудак", где редактором был М. Кольцов, а литературным отделом заведовали Ильф и Петров. "Крокодил" пережил всех! В силу каких своих особенностей? Постараюсь прояснить это дальше.
Как и откуда я лично пришел в сатиру и юмор? Начинал я как поэт в двадцатых годах на Кубани и на Дону, потом журналистика (фельетон и очерк), потом, после встречи с Евгением Петровым в Краснодаре и с его благословения, переход к прозе - юмористической, сатирической и к обычной.
Я недавно с большим интересом и удовольствием прочитал в "Литературной газете" высказывания Вениамина Каверина. По его словам, он писал и пишет лишь о том, к чему имел или имеет личное отношение, как действующее лицо либо как человек, знавший хорошо участников этих событий. Я принадлежу в этом смысле к таким же писателям, как В. Каверин, в особенности в чистой прозе. А в юморе и сатире? — спросите вы. Ну, во-первых, почему сатира и юмор - это не "чистая" проза? А во-вторых, самыми удачными (не только у меня, а у любого писателя- сатирика и юмориста) получаются те произведения, в которых он пишет о том, что его самого насмешило. Остальное - профессия или, еще хуже, ремесло. На мой взгляд, самая главная - иногда даже трагическая! — опасность для начинающего литератора-юмориста - это застрять на всю жизнь в низинах ремесленничества. Сколько я знал таких литераторов! И знаю!
Первым литератором-крокодильцем, с которым я познакомился - сначала заочно, в письмах, — был Лазарь Митницкий.
Я послал в "Крокодил" из Краснодара, где тогда трудился в качестве фельетониста в местной газете "Красное знамя", какие-то свои фельетоны и в скором времени получил очень любезный ответ из журнала за подписью Л. Митницкого, польстивший моему тогда еще юному тщеславию: "Напечатаем, давайте еще!"
В 1932 году, когда я уже перебрался в Москву и работал в газете "Водный транспорт", я познакомился с Л. Митницким лично. Он оказался симпатичным и добрым человеком, хорошо понимавшим свою задачу- привлекать к сотрудничеству в журнале литературную молодежь, тяготеющую к сатире и юмору, привлекать не с показным казенным гостеприимством, а душевно, просто и так, чтобы это было реальным делом.
Сам Митницкий был сатириком-публицистом. Все, что выходило из-под его пера, было весьма назидательно и гладко.
На моих глазах более чем за полвека сменилось семь главных редакторов "Крокодила" - М.3. Мануильский, М.Е. Кольцов, Г.Е. Рыклин, Д.Г. Беляев, С.А. Швецов, М.Г. Семенов, Е.П. Дубровин. Никого из них уже не осталось в живых. В 1985 году журнал возглавил сатирический поэт и литературовед А.С. Пьянов.
Михаил Мануильский, родной брат председателя Коминтерна Дмитрия Захаровича, был пожилой тихий человек со скорбными глазами. Я не запомнил его смеющимся или даже улыбающимся. На шумных сборищах темистов журнала, где обсуждались темы карикатур и шутливых рисунков и смеялись иногда до упаду, с его лица не сходило выражение скорби! Он выполнял свою руководящую роль. Его "бросили" на юмор, и он добросовестно делал свое дело.
Он не раз скорбно говорил молодому Виктору Ардову, читая его произведение, предлагаемое к публикации в журнале:
- Не кажется ли вам, Ардов, что тут вы не преодолели влияния мелкобуржуазной стихии?
Виктор Ефимович лишь улыбался в ответ:
- Мне лично не кажется, Михаил Захарович!
Михаил Захарович вздыхал и ставил на рукописи две буквы "в" и "н" - "в набор". Человек он был добрый и вверенных ему людей притеснять не любил.
О Михаиле Ефимовиче Кольцове, авторе знаменитого "Испанского дневника", человеке блестящем, обладавшем к тому же редкостным даром общительности и человеческого обаяния, у нас написано много, и я скажу лишь, что те пять лет - с 1934 по 1939 год - когда он был редактором "Крокодила", на мой взгляд, были золотым веком журнала.
Именно Кольцов пригласил меня на штатную работу в "Крокодил", и меня по его "тайному" указанию не загружали никакой мелкой, но необходимой для журнала литературной работой, а дали мне возможность спокойно заниматься главным: писать юмористические и сатирические рассказы.
У Кольцова была своя редакторская манера оценки и правки рукописи. "Зарубив" рукопись, он не писал резолюции на ней, а говорил автору или просил ему передать, что он, Кольцов, просит его еще раз (а надо будет, и еще один!) перечитать заново свое сочинение и самому дойти до понимания его непригодности для опубликования в таком виде. Можно спорить, насколько полезна для авторов такая манера редактирования, но мне она нравилась, и я в этом смысле к редактору Михаилу Ефимовичу Кольцову претензий не имею. А благодарен я ему остался, как говорится, "по гроб жизни".
М.Е. Кольцова сменил Григорий Ефимович Рыклин, тоже газетный фельетонист, хотя и не столь блистательный, как Кольцов. Но Г. Рыклин вошел в историю советской сатиры и советского юмора как "явление положительное". Так именно о нем сказал сам М. Е. Кольцов, когда однажды позвал меня поехать в Центральный Дом журналиста на вечер чествования Г. Е. Рыклина по случаю его 50-летия.
- Поедемте со мной. Рыклин - положительное явление, ему будет приятно увидеть нас вдвоем: я - от старшего поколения сатириков, вы - от младшего...
На долю Г.Е. Рыклина выпала такая трудная задача, как вести сатирический и юмористический журнал в годы войны с немецким фашизмом- 1941-1945 годы. Журнал пережил эвакуацию из Москвы, потом вернулся в столицу. А свои старые, верные ему кадры не растерял!
Дмитрий Герасимович Беляев, сменивший Рыклина, до назначения в "Крокодил" работал корреспондентом "Правды" на периферии. Он был маленького росточка и носил ботинки на очень высоких каблуках, но чувством юмора обладал и, читая веселые рассказы или рассматривая смешные рисунки, улыбался открыто и смеялся громко, от всей души. Он вошел в историю советской сатиры как автор прогремевшего фельетона, опубликованного в "Крокодиле", — "Стиляги". В нем был красочно охарактеризован этот отрицательный общественно-психологический тип.
У него было еще одно ценное редакторское качество - он не боялся брать на себя ответственность за публикацию в журнале острых, "опасных" материалов, он не принадлежал к тому, увы, нередко встречаемому у нас типу редакторов, оценивающих рукопись с одной меркой: "А не повредит ли моей редакторской карьере это "опасное" сочинение?"
Сатирик С. Ананьин вспоминает, как Беляев, выслушав мнения членов редколлегии "Крокодила", высказывавшихся против публикации в "Крокодиле" одного такого "опасного" материала, сказал спокойно:
- Материал будет опубликован в ближайшем номере. Всю ответственность за публикацию я беру лично на себя.
Беляев умер молодым. И пост редактора занял Сергей Александрович Швецов, неплохой сатирический поэт, но весьма осторожный, даже, я бы сказал, боязливый редактор.
На смену ему пришел Мануил Григорьевич Семенов, а его заместителем стал Борис Адрианович Егоров - один из тройки в то время молодых писателей-сатириков: Егоров, Привалов, Полищук.
М. Семенов[1] был опытным газетчиком-фельетонистом. Он долгое время работал в "Известиях". В своей фельетонной практике он предпочитал обобщение, когда повторение в каждодневной жизни общества однотипных отрицательных фактов создает проблему, с которой надо бороться, в том числе и средствами сатирической публицистики.