- Я так и думал, - ответил Сорен.

- Мне нравится твой дом, - похвалил Кингсли, оглядываясь по сторонам. - Он похож на дом маленького волшебника.

- Спасибо. Ты так считаешь?

- Он небольшой и симпатичный, и у тебя есть деревья. Что это за слово? Уютный.

- Хюгге, - ответил Сорен.

- Никакого датского, - попросил Кингсли. - Что угодно, кроме датского.

- Ja, датский. Слово, которое ты ищешь, это хюгге. Уют, комфорт и быть окруженным друзьями и семьей. Хюгге.

- Я пытался учить датский. Злой язык.

- Не самый простой язык для изучения, - согласился Сорен. - Даже другие скандинавы испытывают трудности. Они хотели, чтобы ты выучил его ради работы?

Сорен сделал подозрительное ударение на слове «работа». Кингсли не винил его за это.

- Non.

- Тогда зачем ты пытался выучить его?

- Потому что однажды ты сказал мне что-то по-датски, и я хотел знать, что это было.

- Ты мог бы спросить.

- И ты бы ответил, если бы я спросил?

- Скорее всего, нет. Я, конечно, не сказал бы тебе правду, - сказал Сорен, улыбаясь поверх своего бокала. Улыбка, садизм и вино в одночасье ударили Кингсли. Он снова откинулся на спину и посмотрел на Сорена с пола.

- У тебя самые интересные глаза из всех мужчин, которых я когда-либо встречал.

- Кингсли.

- Мне нужен мой клуб, и я не могу его получить. Дай мне еще алкоголя.

- У тебя будет твой клуб. Найди другое здание. И я закрываю лавочку.

Кингсли швырнул пустой бокал в холодный камин и наслаждался его звуком осколков. Сорен ни слова не сказал.

- Этот отель, я люблю его - красивый, брошенный, затерянный. Она нуждается во мне.

- Она нуждается в тебе? Хочешь сказать, он нуждается в тебе?

Кингсли проигнорировал его.

- И он безопасный. Я посмотрел. Два выхода. Легко наблюдать, легко охранять, легко защищать людей внутри.

- Кого ты защищаешь?

Кингсли помолчал, прежде чем ответить. В эту паузу он подумал обо всех людях, которых подвел. Госпожа Фелиция. Лаклан. Ирина. Сэм.

Себя.

- Госпожа Ирина. Она моя русская. Муж трахал ее каждую ночь, рассказала она. Говорил, это его супружеский долг. Больная, уставшая, с месячными - ему было плевать. Даже если она отказывала. Моя Ирина. Которая работает на меня. С кем я играл. Ей двадцать два, и ее муж... - Кингсли посмотрел Сорену в глаза. - Я был твоим рабом. Помнишь?

- Помню.

- Я принадлежал тебе... телом и душой. А знаешь, почему я принадлежал тебе?

Сорен внимательно смотрел на него. Кингсли был уверен, что Сорен уже знает ответ, но все же сказал: - Потому что хотел, чтобы ты относился ко мне как к своей собственности. И хотел, чтобы ты причинял мне боль. И именно это делало это правильным. Делало это красивым. Муж Ирины обращался с ней как с рабыней. Она не хотела этого. Она была его рабыней, и это не было правильным и не было красивым.

- Это хорошо, что ты сделал для нее. То, что ты делаешь для нее.

- Знаешь, кто познакомил меня с ней, с Ириной?

- Кто? - Он встал, сделал два шага вперед и затем сел на пол рядом с Кингсли.

- Он коп. Участковый. Купер. Большой парень, большой, как дом. И еще он черный. Вырос в Гарлеме. Сабмиссив. Любит подчиняться женщинам.

- Те, кого меньше всего подозреваешь.

- Он боится, что его отряд узнает, кто он. Огромнейший мужчина боится других мужчин, меньших мужчин. Это неправильно.

- Да, это неправильно.

Кингсли повернул голову к Сорену.

- Они прикрепляли электроды к Сэм, потому что она любит девочек. Они накачивали ее наркотиками, чтобы ее тошнило, пока она сидела, привязанной к стулу, и заставляли ее смотреть лесбийское порно. Ей было шестнадцать. У нее до сих пор шрамы от ожогов. Хочешь посмотреть мне в глаза и сказать, что такие как мы не нуждаются в защите?

- Я знаю, что нуждаются, - не стал спорить Сорен. - И даже больше. На руках Элеонор шрамы от ожогов, которые она сама себе причинила. Ожоги второй степени.

- Кто-то должен научить ее правильно причинять себе боль.

- Да, кто-то должен.

- Я могу научить ее, - сказал Кингсли. - У меня это хорошо получается. Не знал об этом, пока не начал обучать Ирину. Я занимался этим грязными вещами ради денег: шпионаж, слежка, охрана важных людей... У меня есть все эти навыки. Я хотел найти им хорошее применение. Ну, знаешь, для нас. Нам это нужно в этом городе. Кто-то, кто будет присматривать за нами. Кто-то, кто может защитить нас. Кто-то, кто будет стоять между нами и ними. Какое же слово подобрать?

- Король, - подсказал Сорен.

- Король... - Кингсли рассмеялся. - Хорошая мечта.

- Ты пожертвовал своим королевством ради подданных. Нет большего признака достойности быть королем, чем готовность отказаться от короны ради своего народа.

- И мне это на пользу.

- Это не принесет тебе никакой пользы. В том-то и дело. Я буду спать спокойно, зная, что ты король для нас всех.

Кингсли прищурился.

- Правда?

- Я доверяю тебе свои секреты, свою жизнь. Я даже доверю тебе свою Элеонор.

- Королеву-Девственницу? - Кингсли перекатился на бок. - Здесь? Где?

Сорен положил ладонь на грудь Кингсли и толкнул его на спину.

- Веди себя прилично.

- Она такая... - начал Кингсли, театрально вздыхая в пьяном блаженстве.

- Какая? - спросил Сорен, усиливая давление на грудь Кингсли.

- Порочная.

Кингсли почувствовал, как рука Сорена легла ему на грудь, и постарался не обращать внимания на то, как приятно ему было от такого грубого обращения.

- Не надо, - предупредил Сорен.

- Что не надо?

- На наслаждайся этим.

- Слишком поздно, - ответил Кингсли. - Это поможет, если ты уберешь руку с моей груди.

- Не могу, - сказал Сорен.

- Почему?

- Я наслаждаюсь этим.

Кингсли посмотрел на Сорена, который размеренно дышал сквозь приоткрытые губы.

Жар от ладони Сорена просачивался через рубашку Кингсли и проникал в его кожу. С таким сильным давлением на грудь Кингсли с трудом мог сделать полный вдох. Или это его сильное возбуждение заставило его задыхаться?

- Я собираюсь остановиться прямо сейчас, - заявил Сорен. Пуговицы на рубашке Кингсли впились ему в кожу.

- Тебе не обязательно останавливаться, - ответил Кингсли

- Я должен.

Ладонь оставалась на месте. Давление усилилось.

- Я трахнул паренька блондина, потому что он напомнил мне тебя, - сказал Кингсли. - Это мое пьяное признание на ночь.

- Я никогда не позволю тебе трахнуть меня, - ответил Сорен, и Кингсли вздрогнул, услышав, как Сорен выругался — редкое и эротичное явление.

- Именно поэтому я и трахнул его. Какое твое пьяное признание на ночь?

- Если достаточно искренне попросишь, я могу разрешить тебе.

Глаза Кингсли стали огромными. Сорен рассмеялся, и затем давление исчезло с груди Кингсли.

- Я сказал, что тебе не обязательно останавливаться. - Кингсли снова перекатился в сидячее положение. В этот раз Сорен позволил ему сесть.

- Нет, обязательно. Я бы не хотел случайно убить тебя. Если и когда я убью тебя, это будет сделано намеренно.

Кингсли посмотрел в глаза Сорена.

- Ты хочешь меня, не так ли?

Со стоном Сорен откинулся на спину и растянулся на полу. Кингсли положил голову ему на живот и ждал, когда тот возразит. Он молчал. Без машины времени, без магии, они снова были подростками, прячущимися в эрмитаже в своей старой школе.

- Я хотел этот клуб для тебя, - признался Кингсли. - По правде говоря, я строил его для тебя. Мне хотелось, чтобы у тебя было безопасное место, куда бы ты мог прийти и быть собой. Потому что я люблю тебя, - сказал Кингсли.

- Кингсли...

- Я не хочу сказать, что влюблен в тебя. Нет, - поспешно ответил Кингсли. - Но я имею в виду...

- Знаю. - Сорен легонько потянул Кингсли за волосы. - Я понимаю, что ты имеешь в виду.

- В тот день в «Роллс-Ройсе», когда мы ездили навестить твою сестру, я обещал тебе построить замок, а ты сказал, что построишь вместо него темницу. Почему не два в одном? Когда-нибудь я сдержу свое обещание. Как только все это дерьмо с Фуллером уляжется.

- Ты не...

- Я знаю, что не должен. Но хочу. И не только для тебя. Я хочу сделать это для себя. И для всех нас.

- «Мое королевство — не в том, что я имею, а в том, что я создаю». Томас Карлайл. Ты король, когда ведешь себя как король, а не просто потому, что у тебя есть королевство.

- Не могу поверить, что ты цитируешь кальвиниста.

- Доказательство того, насколько я пьян.

- Красивые слова, но это все мечты. Я не король. У меня нет королевства. У меня нет подданных. У меня нет...

- Я буду твоим подданным, - прервал его Сорен.

Кингсли закатил глаза.

- Ты никому не подчиняешься, - заметил Кингсли. - Ты только притворяешься для безопасности своей работы.

Сорен сделал глубокий вдох, который Кингсли ощутил и услышал.

- Я, Отец Маркус Леннокс Стернс, священник Ордена иезуитов, сын лорда Маркуса Августуса Стернса, шестой барон Стернс, клянусь быть верным и нести истинную верность Его Величеству Кингсли Теофилу Буасоннье, его наследникам и приемникам, согласно закону. Да поможет мне Бог.

Кингсли сел и обернулся. Он посмотрел на Сорена, все еще лежащего на полу.

- Это присяга Британскому монарху.

- Я американец, - ответил Сорен. - И могу присягать кому захочу. Я присягнул тебе. И поскольку цари древности всегда были помазаны первосвященником...

Сорен сел и взял со столика штопор. И не моргнув или поморщившись, прижал конец к ладони, пронзил собственную кожу так же легко, как и открыл бутылку. Несколько капель крови упали в его бокал. Кингсли протянул руку, ладонью вверх.

- Ты сегодня в настроении поиграть с огнем, не так ли? - спросил Сорен.

- Фелиция не играет с кровью. Я скучаю по этому. Как и ты, - сказал Кингсли.

Сорен уставился на него, но промолчал. Он взял Кингсли за запястье, притянул ладонь поближе и воткнул острый кончик штопора ему в кожу. Учитывая, насколько он был пьян, Кингсли почти ничего не почувствовал. Но Сорен явно что-то ощутил. Его зрачки расширились, а дыхание участилось. Но он отложил штопор в сторону, перевернул руку Кингсли и позволил нескольким каплям крови смешаться с его кровью в бокале. Затем Сорен окунул два пальца в кровь и вино. Двумя влажными красными пальцами он помазал лоб Кингсли вином, затем прикоснулся к его губам и к центру каждой ладони.