Глава 23

Глава 23

Ночевка предполагалась роскошная, за которую я почти простила все выкрутасы охотника. В потемках, едва передвигая ноги от усталости, мы добрались до небольшой пещеры, укрытой от вездесущего ветра со снегом, с узким входом, куда едва втиснулись ящеры. Когда-то это был единый огромный зал, но сочащийся с потолка соляной раствор вырастил за много сотен лет стену, разделив пространство пополам. Во второй пещере оказалось намного теплее, ни изморози на стене, ни снега в углах не наблюдалось. На полу у стен валялись кучки старой кожаной одежды, забытой или брошенной странниками, бывшими тут до нас. Я так устала и хотела спать что, раздевшись и усадив Дин на мешок с вещами, сама разложила костер, спалила валявшуюся ветошь и поставила топиться снег для отвара, не дожидаясь действий обоих охотников.

Фикса, устроившись на разостланном плаще, угощала малышку вяленой икрой и отваром из фляжки, по запаху напоминавшее полюбившееся Дин пойло Леона. Фикса меня заверила, что оно совершенно безопасное и дала попробовать глоток. Напомнило смесь отвара шиповника и гранатового сока, сдобренного медом.

Вкусно!

Но предпочла не спрашивать состав, зная, что в этом мире давно нет ни шиповника, ни гранат с медом.

Наемник крутился возле троицы шурхов, которых оставил ночевать в «прихожей». Мне это было только на руку, его язвительных замечаний на сегодня хватило с лихвой. Пока заваривались травки, Фикса разогрела лепешки из муки, изготовленной из водорослей. Достала сыр и конфеты, внешне напоминавшие сливочные помадки.

Они и впрямь были сварены из молока туолей, исходя из описания охотницы, крупных млекопитающих, напоминавших земных ламантин и дюгоней. Фикса рассказала, что вдоль побережья расположены фермы, занимающиеся разведением и переработкой молока морских коров, как их называли местные жители. Производят все: от сыров различных сортов до сладостей и сгущенного молока.

Тонкими ломтиками нарезала ноздреватый сыр, любуясь изящной резьбой на костяной ручке ножа. Одной рукой было несподручно, но уж очень хотелось есть. Вместо разделочной доски приспособила прихваченный у Суларь небольшой металлический щит, тщательно мною протертый. Рядом посмеивались, перешептывались малышка и охотница, делясь секретами. Почувствовала, что сердце кольнула ревнивая иголочка. Я ревновала чужую девочку, которую знаю четыре дня, к ее новой подружке.

— М-да, как ты еще живая ходишь, криворукая? Кисть руки не сама ли отхватила с твоими-то умениями? — послышалось насмешливое от входа. — От такого угощения последний голодный нищий в Канопусе отвернется. В помои выкинуть разве что… Еще и ритуальный щит испортила, идиотка.

Пальцы руки с силой сжали ручку ножа, я до боли прикусила губу, стараясь не сорваться и не прирезать зарвавшегося придурка. Чувствуя неладное, Дин и Фикса замолчали, боясь слово проронить.

— Фикса, закрой малышке уши — не для нее это, — бросила через плечо, медленно поднимаясь и направляясь к охотнику.

— Вау-вау, полегче. Такая грозная! Бить будешь? — наемник даже не шелохнулся, продолжая стоять у входа, расслабленно опираясь плечом не косяк.

Пропустив его насмешку, собрала всю выдержку, подошла вплотную, встала на цыпочки и выдохнула прямо в лицо:

— Леон, что происходит? Я нечаянно наступила на твою больную мозоль? Забрала приглянувшегося тебе шурха? Заплатила мало? Что не так со мной, что это тебя задевает?

Наемник не шелохнулся, продолжая подпирать косяк входа. Лишь зрачки сузились, и дернулся уголок рта, выдавая истинные эмоции мужчины. Я не могла оторвать взгляд от татуировок, продолжающих замысловатый узор на выбритых висках. В неверном свете небольшого костра тонкие черные причудливо сплетающиеся нити жили своей жизнью, едва заметно для глаза шевелились, стекая по щекам, тонкими змейками обвивая могучую шею. Хотелось прижать хвост одной, чтобы она, разозлившись, ужалила своего хозяина, закусав до смерти.

— Ничего из вышеперечисленного, — ровным голосом ответил наемник. — Как и ничего личного Лекса.

— Тогда почему?

— Потому что могу… Эту тропу знаю только я, и вывести могу только я. Ты в моей власти. И ты действительно слабая и никчемная.

Отлепившись от косяка, обогнул меня, больно задев плечом, и присел к огню, игнорируя возмущенное фырканье Фиксы.

В кривой усмешке, которой он одарил напоследок, было все: от превосходства сильного, упивающегося своей силой и слабостью других, до презрения к этой слабости.

Сердце колотилось как бешенное, стуча набатом в висках. Страх и ярость перемешались в крови, побуждая желание сказать что-то гадкое и обидное для мужского самолюбия, унизить, дать хорошую моральную оплеуху, чтобы нахал растерял свой апломб. И я открыла рот, намереваясь выплеснуть все, что накопилось, когда услышала голосок малышки, интересующейся, как чувствует себя ее шурх Зайчик. Я тут же сдулась, понимая, что сама доверилась незнакомцам, и сейчас закрою рот и буду делать все, чтобы выбраться из передряги и вытащить девочку.

* * *

Как же жарко… Пот тонкими струйками стекает по вискам, груди и спине. Губы обметало, сухой язык едва ворочается во рту. С трудом разлепляю глаза, удивляясь, что вокруг нет привычных каменных сводов пещеры, рядом не храпит наемник, а за стеной не фыркают ящеры. Когда глаза привыкают к царящим в помещении сумеркам, начинаю различать детали необычной, но явно богатой обстановки будуара. Взгляд, не задерживаясь на деталях, обтекает кровать с цветочным балдахином, изящную плетенную из лозы мебель, множество полок, уставленных драгоценными безделушками и книгами, овальное зеркало из полированной меди в алмазной раме. В линиях, змеящихся по стенам лиан, свернувших светлые бутоны цветов, чудится что-то знакомое. Легкий ветерок, заигрывая, тихонько обвевает разгоряченное лицо. Одуряюще пахнет жасмином и едва заметно — сладким цитрусом. Я глубоко дышу, наслаждаясь забытыми запахами родины. Изучение прерывает внезапно вошедшая девушка в накинутом на плечи широком плаще. Глянув мимо меня большими глазами, она щелком зажигает пару белых шаров, всплывших под потолок и ярко осветивших вошедшую, устало опустившуюся на мягкую подушку. Я сдавленно охаю, узнавая в ней Лауриэль — эльфийку из моего сна. Она бледна и чем-то опечалена, опустив голову, сползает на колени и тихонько шевелит губами, словно молится. Может так оно и есть. Роскошный, золотистый водопад волос укутывает ее вторым плащом. Возникшую тишину прерывает потрескивание белых шаров и тяжелые вздохи красавицы.

— Что мне делать, Астрея? Дерек далеко, а я… совсем одна, — горькие рыдания прерывают истовую молитву. — Я надеялась, что успею до приезда отца. Спряталась тут в глуши от всех сплетников, но кто-то донес батюшке, и он скоро будет здесь. Что он сделает со мной, когда сам все увидит?

Тяжело поднявшись на ноги, она срывает плащ и швыряет от себя. Я опускаю глаза, замечая изрядно выпирающий живот. Непроизвольно девушка опускает руку и нежно поглаживает, словно успокаивает того, кто внутри.

— Пусть знает. Мы же будем сильными, сынок. Особенно ты — будущий Владыка Светлых эльфов, — тревога с лица уходит, принцесса улыбается. — Шанэл, мой мальчик, ты будешь самым сильным магом, как твой отец. Он будет тобой гордиться. И дед будет гордиться. Династия Ирилингов не знала Владыки сильнее. Ты сможешь завоевать весь мир, малыш! Тебе покорятся все народы! Ты станешь сильнее богов…