— Точно, он так и сказал мне, — подтвердил Артюхов.

— А мы вот заварим трактором, не посрамим автоматику, правда?

Артюхов кивнул не слишком уверенно, потому что он уже пробовал трактор до прихода Юлии Герасимовны, и аппарат все время соскальзывал с плоскости. Неудачные попытки придать автомату устойчивость продолжались около часа. Задние колеса трактора скользили особенно сильно.

— Снимем их, поставим резиновые ролики, — предложила Егошина.

На роликах трактор стоял хоть и сильно наклонясь, но уверенно, прочно. Подобрали режим сварки, и вот Юлия Герасимовна решилась — трактор пустили на всю многометровую длину шва.

Он пополз по металлу, приятно и негромко рокоча маленьким моторчиком, спрятанным в корпусе. Впереди аппарата темнела дорожка из флюса, металлического порошка зеленовато-бурого цвета.

Здесь не было открытой, слепящей глаза дуги, а лишь изредка из-под слоя флюса пробивались тонкие стрелки огня — отблески маленькой огненной ванны, где плавилась сталь.

Невидимая, мерно трещала под флюсом электрическая дуга, и о том, что происходит под слоем порошка, можно было судить лишь по характерным этим звукам да дрожанию стрелки вольтметра, циферблат его поблескивал на корпусе трактора.

Что происходит там? Глубоко ли проваривается металл, хорошо ли формируется шов, чтобы потом стать столь же крепким, как и сталь самой конструкции?

Я видел, что Юлия Герасимовна волнуется, шагая рядом с трактором.

Она не удержала глубокого вздоха, наблюдая за тем, как Артюхов легкими ударами зубила сбивает темную корку спекшегося флюса… И вот перед нами — сверкающая, безупречно гладкая серебристая полоска сварки.

— Хорош, красавец! — вырвалось у Юлии Герасимовны. — Завтра мы его под рентген, но я уверена — шов этот качественный.

Артюхов уже переносил трактор на другую конструкцию.

— С этой деталью Мишин нам уступит. Но как со следующей? Окажет сопротивление, — уверенно сказала она.

Я спросил, что было бы, если Мишина переставить на место Юлии Герасимовны — внедрять автоматику, а ее — в цех?

— А это интересно, — засмеялась она. — Я думаю, новое положение изменило бы психологию Мишина. А я? Нет, я останусь такой же.

Скаты, заваренные трактором, утром следующего дня пошли под рентгеновский аппарат. Снимки на пленке, где ясно обозначились темные силуэты швов, говорили об их полной доброкачественности, Мишин, придирчиво осматривавший снимки, не нашел серьезных изъянов. Правда, в двух-трех местах пришлось немного подварить вручную.

— Ага, вот видите! — неожиданно оживился он.

— Вам бы все сразу и гладко, как на паркете, но ведь так не бывает в жизни, Александр Михайлович, — ответила Егошина, удовлетворенная результатами рентгена.

— Походим по участку, есть еще конструкции, которые можно перевести на автоматику, — предложила Юлия Герасимовна.

Мишин согласился без большой охоты, и они пошли вдоль пролета: Юлия Герасимовна впереди, начальник участка позади с недовольным лицом.

В те минуты на участке было особенно много огней, и справа, и слева, и над головой, пышные султаны искр повсюду взлетали в воздух.

Они продвигались вперед, словно внутри длинного огненного коридора, два заводских инженера, связанные одним делом, и вместе с тем, такие разные. Красные звездочки касались их одежды, слепящий свет бил в лицо, но Юлия Герасимовна лишь изредка прикрывала глаза ладонью.

Такой она и запомнилась мне надолго — крестьянская дочь, инженер из народа, хозяйка цеха голубых огней.