— Ну, где рыба, разведчик? — спросил Вишневецкий, пригласив инженера сесть рядом с собой.

Но Гнеушев остался стоять у дверей каюты.

— Степан Лукич, промразведка не может ответить на этот вопрос сразу, без разведочного рейса, — ответил он неторопливым баском. — Где сейчас килька — уточнить надо. Разрешите на «Академике Берге» выйти в море.

— Хорошо, — подумав, согласился Вишневецкий, — этой ночью выходи.

Гнеушев вышел из каюты, и уже через пять минут разведочное судно, застучав мотором, отвалило от борта «базы» и встало неподалеку от якоря — готовиться к ночному поиску.

В каюту Вишневецкого тем временем один за другим входили с докладом, за указаниями начальники рыболовецких колонн, директора плавучих заводов, капитаны транспортных судов, снабженцы, представители рыбакколхозсоюза.

Начальник экспедиции по радио связался с Астраханью — просил ускорить отправку в море большегрузных рефрижераторов. Радист почти тут же принес ответ: транспортные суда уже следуют к району лова.

Начальники колонн, объединяющих по двадцать — тридцать пять судов, доложили Вишневецкому о готовности своих сейнеров, руководители плавучих морозильных баз — о том, сколько они смогут принять рыбы. Вишневецкий сделал подсчеты. Его коротко остриженная голова склонилась над листками донесений, сводок, над голубой картой моря.

По всем судам флота пронеслось известие — скоро в море! В заливе сразу стало оживленнее. Рыбаки, отдыхавшие раньше в кубриках, теперь почти все работали на палубах. Корабли, бороздя бухту, устремились к плавучим складам и пристаням — запасаться топливом, продуктами, солью, тарой. А около флагманского судна сейнеры теснились теперь сплошной, качающейся на волнах, стеной и не в один, а в два и три ряда.

Давно уже миновали на Каспии те времена, когда одинокий рыбак на утлом суденышке искал, на свой страх и риск, богатые рыбой места. В современных экспедициях рыболовный флот обслуживает корабельная разведка, опирающаяся на высокую техническую базу.

Суда-разведчики пересекают морской простор по заранее намеченным линиям — «разрезам». Сама разведка кильки производится с помощью лова ее конусными сетями и контролируется эхолотом — прибором, основанном на законах отражения звуковой волны от тела, погруженного в воду. Эхолот как бы прослушивает и засекает место нахождения густых скоплений рыбы.

Каждую неделю бюро научно-промысловой разведки рассылает рыбакам информационные письма с прогнозом наибольших концентраций кильки. Но это, так сказать, генеральная разведка в масштабах всего моря. В экспедиции ею не ограничиваются и производят свои дополнительные поиски, особенно необходимые в осеннее и зимнее штормовое время, когда промысловая обстановка на море резко меняется.

Обычно капитаны сейнеров, получая по радио рекомендацию идти на лов в тот или иной район, сами в свою очередь после лова передают по радио или посылают на «базу» бланки инженерных донесений о концентрации кильки. Экспедиция ведет активный «наступательный» лов. И вся атмосфера рыбопромысловой разведки чем-то напоминает разведку фронтовую, с той разницей, что «противник» здесь — скопление странствующей по морю кильки.

Хотя погода понемногу улучшалась, но волнение продержало флот еще целые сутки в бухте. В полдень, после ночной разведки вернулся усталый, но довольный Гнеушев. Он перескочил с палубы «Академика Берга» на базу, высокая его фигура мелькнула на капитанском мостике и скрылась в штурманской рубке.

Через час на самом видном месте нижней палубы уже висела новая подробная карта большого района Каспия: заштрихованные кварталы указывали места наивысших уловов, — более 50—80 кг за один подъем конусной сети. Полоса такого заманчивого скопления кильки тянулась на десятки миль вдоль берегов полуострова Мангышлак.

Надпись на карте гласила:

«Наибольшие уловы ожидают рыбаков в районе мыса Урдюк. Поэтому промысловая разведка рекомендует ходить на лов по истинным курсам, веером 220—180 градусов от мыса Урдюк на расстояние 15—25 миль».

Разведкарту видели и изучали команды всех сейнеров, подходивших к базе. Близился вечер. Флот, полностью подготовленный к лову, начал постепенно покидать воды бухты. Застрекотав моторами, с густым выхлопом, первыми снялись легкие колхозные сейнеры. Их было так много, что воздух в заливе заволокло сизым дымком; подобно опустившейся на море туче, эта дымовая завеса тянулась за кораблями.

Еще легкие сейнеры маячили на горизонте, когда двинулись средние суда, и через полчаса мачты их растаяли в голубой дали. Самые крупные суда, надеясь на свой ход, еще оставались в заливе. Но вот и у них загремели электрические лебедки, поднимая якоря. В последний раз всколыхнул воздух густой протяжный гудок флагмана: «Ухожу. Следуйте все за мной!» Добывающий флот экспедиции, развернувшись «широким фронтом» и охватывая собой почти всю бухту, выходил на просторы открытого моря.

Уже за огромным черным поплавком буя теплоход начал мерно взбираться на покатые спины валов. Море встречало плотным, холодным ветром, соленой капелью брызг. Начальник экспедиции Вишневецкий стоял рядом с капитаном на мостике теплохода и в бинокль смотрел то на сейнеры у горизонта, то на залив, где, в ожидании улова, качались на якорях двести рыботранспортных кораблей и барж.

…В одном из отделов краеведческого музея в Астрахани я увидел старые фотографии: убогие селения, грязные склады с дырявыми навесами, прогнившие причалы, крохотные рыбоприемные заводики… Это — дореволюционные промыслы Каспия.

Тяжелым и безрадостным был здесь труд рыбака. С фотографий смотрели сумрачные люди, одетые в какие-то отрепья, с руками, разъеденными солью и покрытыми гнойниковыми язвами. Вручную тащили они на берег тяжелые сети. Тут же, на берегу, лежали их лодки: маленькие остроносые «бударки», парусные суденышки, чуть побольше «реюшки», на которых, часто рискую жизнью, шел в море каспийский рыбак.

Как далеко шагнула рыбопромысловая техника за годы советской власти! Что могло быть красноречивее этого сравнения кустарного промысла и экспедиции, покидавшей воды залива, с ее флотом, орудиями и методами лова, основанными на достижениях передовой науки.