ОСЛИНАЯ ПОДКОВА

ород, где карагачи и тополя давали тень, а арыки несли прохладу, остался позади. Травяная степь налилась сухим звоном кузнечиков. День обещал быть жарким.

Вдалеке на степной дороге показалась черная точка. Алдар-Косе, любящий дорожные встречи, натянул поводья, и Буланко, пофыркивая, перешел на рысь. Навстречу медленно двигалась убогая большеколесная арба, ее натужно тащил крупный, масластый, мышиного цвета ишак. В арбе сидела старуха с мальчиком лет семи-восьми. Алдар-Косе придержал коня. Остановился и ишак. Поприветствовав встречных, безбородый почтительно осведомился:

— Куда держите путь, аже?

Оказалось, старушка с внуком едет в город продавать старого ишака и еще более старую арбу. Ростовщик Шаяхмет предъявил расписку, взыскивает долг и проценты. Сын старухи, отец большеглазого мальчугана, погиб на медном руднике, а ростовщик не хочет дать ни дня отсрочки. В памяти безбородого всплыло безобразное лицо Шаяхмета — рачьи, навыкате глаза, толстые жирные губы, двигающиеся, как у зверя, уши. Сердце сжалось у Алдара-Косе от жалости к беднякам, и вдруг он просветлел, вспомнив, что у него в хурджуме серебро — десять целковых и семь полтинников.

— Сколько же вы, аже, должны бессердечному Шаяхмету?

Старушка вздохнула:

— С процентами это будет тринадцать рублей. Никто нам не даст за ишака и арбу и половины такой цены. Как расплатиться — не знаю.

Она опустила голову, чтобы скрыть слезы.

— Как тебя зовут, глазастый джигит? — обратился безволосый к мальчику.

— Отца звали Ашим… Меня тоже Ашим.

— Ну вот, Ашим, сын Ашима, скажи своей бабушке, что ты сегодня полностью расплатишься с недобрым ростовщиком Шаяхметом.

— Но у меня нет ни одной монетки!

— Зато у тебя, как я полагаю, резвые ноги!

Мальчуган смотрел широко раскрытыми глазами. Ему еще не приходилось встречать такого веселого и ласкового человека.

— Что это у тебя в руках? — заинтересовался всадник.

— Ослиная подковка.

— Прекрасно! Твоя ставка — ослиная подковка, моя — ваш долг пучеглазому Шаяхмету. А вы, аже, будете судьей нашего состязания. Мы проведем сейчас пешеходную байгу.

Старуха перестала плакать и только непонимающе смотрела.

— Слезай, Ашим! — повелел странник.

Мальчик покорно спрыгнул с арбы. Безбородый тоже оставил седло.

— Вон тот мазар видишь? — всматриваясь в стоящие поодаль коричневые стены, спросил Алдар-Косе.

— Я не слепой.

— Отлично! — Как только твоя бабушка махнет рукой, мы побежим. Кто первым доберется до мазара — тот и выиграл. Станем рядом. Так. Аже, прошу вас, дайте знак рукой.

Старушка махнула рукой. Шустрый Ашим рванулся вперед, сразу обогнав весельчака. От дороги до мазара было сажен сорок. На полпути безбородый умышленно споткнулся о сусличью норку и смешно растянулся на сухой полыни.

Ашим, возликовав, взвизгнул и кубарем докатился до глиняного мазара.

— Я первый! — в мальчишеском голосе слышалось ликование.

Алдар-Косе поплелся назад, притворяясь обиженным и бормоча:

— Позарился на ишачью подкову, а потерял серебряные рубли.

Но ни старуха, ни мальчуган все еще не верили, что это всамделишный спор. Безбородый, между тем стал развязывать хурджум, сняв его с коня. Глаза старухи округлились от изумления. Она наконец поняла все как надо. Безбородый покопался в хурджуме и, не торопясь, отсчитал десять рублей и шесть полтинников. С шутливой церемонностью он вручил их раскрасневшемуся от бега Ашиму:

— Получай, победитель!

Мальчик, не зная как поступить, уставился на бабушку, а та, не найдясь, что сказать, опустила глаза.

Алдар-Косе был уже в седле:

— Счастливого пути!

— За кого молить аллаха? Назови имя, добрый человек!

Всадник белозубо улыбнулся, тронул коня, но тут же повернул его и, не слезая с седла, передал старухе еще один полтинник:

— Купите, аже, маленькому джигиту халвы. Он, по-моему, любит сладкое.

Буланко заржал и поскакал крупной рысью.

Старуха, что-то беззвучно шепча, долго смотрела вслед удаляющемуся всаднику, а потом встрепенулась, как птица на рассвете:

— Да ведь это Алдар-Косе! Никто кроме него не сумел бы так помочь бедным, не оскорбляя их человеческого достоинства. Как же я, старая, раньше не догадалась!

А у Алдара-Косе на сердце звенела домбра, заливался кобыз, гудели бубны…

А может быть, это гулко били о землю копыта Буланко? Кто знает?