— Воронку потом закрыла?

— Да. Но только на следующий день. Сразу не сообразила, — ответила Вика и вдруг опомнилась: — Откуда ты знаешь про воронку?

— Стандартная ошибка новичков: потерять контроль над собой и забыть утилизировать негативную энергию.

Пятницкая застыла, не в силах даже проглотить чай, пристально всматриваясь в мать. Та тоже не отводила взгляд — открытый и внимательный, но как будто незнакомый. В её глазах светилась необычная мощь, покоящаяся где-то глубоко-глубоко внутри. Кто эта женщина, которую Вика до настоящего момента, как оказалось, и не знала?

Звали её Анастасия Георгиевна Пятницкая, в девичестве — Плещеева. Она недавно перешагнула пятидесятилетний рубеж, но выглядела лет на сорок: худощавая, подтянутая, с красивыми очертаниями фигуры и миловидным лицом без излишней косметики. Тёмные волосы были подстрижены в каре средней длины с прямой чёлкой. Ярких цветов в одежде мать не признавала и любила классику.

Виктория с трудом проглотила уже остывший глоток чая и закрыла глаза. Сердце замерло на долю секунды от неприятного осознания, что её предали сегодня повторно.

— Мама, всегда считала, что ты ничего не знаешь о целительстве, — стараясь говорить ровно и спокойно, начала Вика. — Ты это в книгах читала? — спросила она, стараясь реабилитировать мать в своих глазах.

Анастасия Георгиевна всю жизнь работала в небольших книжных магазинах продавцом. В стремлениях сделать карьеру замечена не была. А работу меняла только из-за переездов семьи. Других поводов у неё не находилось.

— Нет, — улыбнулась мать. — Я так же, как и ты, обучалась этому.

— Я обучалась? — не поверила своим ушам Пятницкая.

— Да, до семи лет, потом обучение пришлось отложить.

— Мам, ты меня сейчас очень смущаешь этим рассказом, — упрекнула Виктория, осторожно заменяя слово «обижаешь» эвфемизмом. — Почему ты раньше молчала? Почему никогда не рассказывала о себе? Мне было так одиноко с этим даром!

— Мы всегда разговаривали обо всем, о чём ты хотела поговорить. Разве я отказывала тебе когда-либо в беседе? — тонко подметила Анастасия Георгиевна.

— Нет, так нечестно. Мне было тяжело. Тебе нужно было сказать, что ты тоже целительница. Я бы смогла иначе с тобой говорить. Спросить совета. Я помогала другим одна, мучилась, а ты молчала! — Обида всё же прорвалась через слова. — Ты видела, как я не хотела иметь этот дар, и молчала!

Анастасия Георгиевна вдруг стала очень серьёзной.

— Если каждый раз ты исцеляешь человека через преодоление своих внутренних нежеланий, как ты не раз говорила, то тогда для кого ты его исцеляешь? Для человека? Для мира? Нет. Для себя. И только для себя. Ты даже не слушала толком людей, с которыми работала. Более того, отгораживалась от них потом, не давая высказать благодарность. Добро ли ты делаешь, оставляя исцелённого в непонимании и не давая ему вернуть долг за полученное? Объясняешь ли ты, что он должен сделать взамен за эту услугу? Назначаешь ли ты цену такой услуги? Да, бесспорно, кто-то уже заслужил исцеление, а если нет? Ты ведь не проверяешь наличие у исцеляемого достаточного количества накопленной энергии в оплату за исцеление. Возможно, человеку предназначено было потратить данную энергию на что-то ещё, быть может, более важное для него в тот момент. И пусть после умереть, но исполнить именно то, что он хотел.

— Я думала… — замешкалась Виктория.

— Тут не о чем думать. Есть основы — как и что делать.

— Но я ведь всегда спрашиваю у них или у их души!

— Что тебе может ответить обычный человек? Что он знает о своём истинном предназначении?

— А душа? Она всегда знает.

— Ты уверена, что разговариваешь с их душами? Каковы признаки души? Какие контрольные вопросы для проверки?

— Вопросы?

— Настала пора понять, что только пассов руками недостаточно. Ты игралась с самым низким видом магии. И даже вовсе не истинной магии. Подобным может заниматься любой без наличия видения или знания. Вот только он не будет ведать, что творит. И обычно тогда творит лишь долг перед Высшими силами за свои игры в могущественную персону. Помогать людям может лишь тот, кому всё равно. Кто проделывает это так, мимоходом, не ожидая ничего, но и не отказываясь от благодарности за сделанное. Достойно и правильно получать благодарность за исцеление. Это тоже дар целителя человеку, который высказывает ему эту благодарность. Отказываться от получения подарков или добрых слов — не есть благо. Это гордыня. Не нужен подарок — прими и передай тому, кому он будет нужен.

— А если человек делает мне подарок с корыстной целью?

— Это уже его взаимоотношения с Богом. Стоит ли тебе туда лезть? И если твой ответ «да», тогда кто ты? Жертва обстоятельств или ровня Богу? Человек создан по образу и подобию Бога не потому, что так же могуществен, как Он. А потому, что имеет право выбора. Каждый раз человек имеет право реагировать так или иначе, принимать те или иные решения по собственному разумению. Есть хорошее выражение: причинять добро. Этим ты и занималась до настоящего момента. Теперь этот этап закончен.

— Но были же сигналы от Высших сил?

— Были ли они, эти сигналы? Когда захочешь и будешь готова, я помогу тебе вспомнить детство.

— А что было в детстве?

— Вот и посмотришь.

— Сейчас! — вспыхнула Вика.

— Нет, — отказала мама. — Ты не готова и не в форме. Ни к чему хорошему это не приведёт.

— Что мне теперь делать? — Пятницкая окончательно поникла.

— Учиться принимать решения, — несколько строго произнесла Анастасия Георгиевна. — И было бы прекрасно, если первым твоим осознанным решением стало бы не применять пока свои силы, как бы этого ни требовало твоё эго.

Вика поморщилась, потому что сейчас с ней разговаривала не мама, а какая-то иная женщина. Это пугало и обескураживало. Её прежний мир уже не трещал по швам, он просто рассыпался в прах.

— Вот ты узнала, что я ещё и такая, что тоже могу исцелять. И что? Что изменилось вдруг в твоей голове, что ты на меня так смотришь? Ведь для тебя я как была твоей матерью, так и осталась. Эта функция не зависит от других моих проявлений. Но ты почему-то уже так не считаешь. Запомни свои текущие чувства, — по-доброму, как и раньше, произнесла мама, наблюдая за Викой. — Именно это люди испытывают, когда узнают о твоих способностях. Ты не меняешься для себя, но меняешься для них. Удивительный процесс, неправда ли? Кому-то потом удаётся забыть и тебя, и эти эмоции, а кому-то нет. Готова ли ты теперь осуждать их реакцию, когда сама понимаешь, как им больно и тяжело?

— Нет, — прошептала Вика, потупив взор. Ей действительно было больно и тяжело. Она, не желая того, понимала, что её затянувшееся «детство» кончилось, на пороге стоит запоздалая «юность», когда пора оценивать и по факту платить за каждое своё действие или желание. И уже нельзя закрыть ладошками глаза, делая вид, что ничего не происходит.

— Посмотри меня как энергию, — вдруг прервала её мысли мать. — Я открыла эту возможность для тебя.

Пятницкая неуверенно поглядела на неё. Не то чтобы ей было страшно, просто не было на это сил.

— У тебя есть силы, — корректно ответила на незаданный вопрос мать. — Просто собери их.

Виктория замешкалась, а потом вдруг вспомнила, как это делается. Девушка закрыла глаза, сделала несколько глубоких, полных и спокойных вдохов и выдохов, протягивая воздух до самого низа живота и максимально выпуская его из себя, и после переключилась на видение.

Поначалу Пятницкая не смогла увидеть мать как энергию, вернее то, что она увидела, было столь невероятным, что не подходило под описание человека. У Анастасии Георгиевны не было таких же чётких границ, как у тех людей, которых раньше приходилось смотреть Пятницкой. Границы были еле уловимы, они переходили и заходили на иные объекты как-то естественно, хотя это было совсем непривычно. Женщина была настолько органично вписана в общую картину мира, что порой мелькало ощущение, что её вовсе нет. И всё же приходилось констатировать факт, что Анастасия Георгиевна была, но не как отдельная единица. Поэтому очень чувствовалась её связь с Землёй, Солнцем и одновременно со всеми значимыми источниками силы. И если Виктории нужно было специально налаживать связь с той же Луной, чтоб взять у неё энергию, то матери этого не требовалось — энергия Луны всегда проходила через неё. Вика больше не могла вынести этого зрелища и перешла на простое зрение.

— Ты замечала, что, когда ты болела, ты очень быстро поправлялась, если я была рядом? Как сейчас, например. Ты уже совсем не шмыгаешь носом, и горло в порядке. Хотя у подъезда мы встретили тебя, промёрзшую до костей. Если бы ты не была посвящённой, я бы первая рассказала тебе о благотворности тёплой ванны. Но мы-то знаем, что в данном случае это не так. Как ты видела, я провожу чистую энергию — меня значительно больше на энергетическом плане по сравнению с моим физическим телом. Если кто-то попадает в моё энергетическое поле более чем на два-три часа — в зависимости от степени болезни, конечно, — он выздоравливает. И всё. Мне не нужно ничего специально делать.

— Как же разрешение? — с лёгкой обидой уточнила Виктория.

— Когда исцеление идёт на таком уровне, разрешение не нужно. Я оказываюсь надолго лишь там, где это необходимо. Люди не попадут в моё поле, если не должны в него попасть. Что важно — я только проводник энергии. В этом нет работы, тягости, радости, гордости или повода для разговоров. Это такая же данность, как и то, что мои глаза зелёные. Хорошо это или плохо, что они зелёные? — улыбнулась женщина, подмигивая. — Не то и не другое, — уже серьёзно резюмировала она. — Они просто зелёные.

— И этому я должна была научиться? — неуверенно уточнила Виктория.

— Достичь, — поправила её мать.

— А теперь? — спросила девушка, не понимая, хочет ли она действительно быть такой или нет.