Глава 5

Зачем мне жить?

Очнулся я в палате. Открыл глаза и тут же закрыл их снова. Солнечный свет до боли резанул их. На дворе было утро и наконец-то установилась ясная погода. Солнце так ярко светило в окна палаты, где я лежал, что мне на миг показалось, что Солнце захотело согреть меня. Согреть, так как в сердце моём образовался огромный кусок льда.

«Как Кай из «Снежной королевы» Ганса Христиана Андерсена, подумал я и усмехнулся сам себе. Да уж, только нет у меня Герды, которая будет меня искать и слезами своими растопит этот лёд».

— Сынок, ты очнулся?! — мама была рядом и она, увидев, что я пришёл в себя, заплакала.

— Мама, со мной всё нормально.

— Да как же это нормально?! Сынок? Что с тобой случилось?

— Я плохо помню. А как я здесь оказался?

— Ты, правда, ничего не помнишь? — спросила у меня мама и перестала плакать.

— Плохо. Я только помню, как мы с Егором и Эдиком сидели в кафе. А потом я завёл машину и поехал покататься.

— Покататься?! Да кто же так катается? Ты чуть не разбился!

— Мам, но я же живой! — попробовал я успокоить мать.

— Живой, только покалеченный, — ответила она и снова заплакала.

В это время в палату вошла медсестра и, увидев, что я пришёл в себя, пошла звать врача.

Вернулась с ним.

— Так-так, — сказал врач, войдя, — наш шумахер очнулся?!

— Это вы про меня? — спросил я у него.

— А про кого же! Ты всю дорожную полицию поставил на уши, пока твоя машина не перевернулась.

— Кроме меня никто не пострадал? — спросил я с беспокойством у врача.

— Нет, всё нормально. Вчера только ты поступил к нам в больницу.

— Мам, а машина? Она…

— Сынок! Какая машина? Ты жив и это главное! — воскликнула мама и уже вновь собралась заплакать, но врач её остановил:

— Женщина, прекратите плакать! Не устраивайте тут бассейн. Вашему сыну нельзя бинты мочить!

Мама послушала его. Врач же, видя вопрос в моих глазах, ответил на него:

— Машину твою, шумахер, спасателям пришлось по частям резать, чтобы тебя достать.

Я только сейчас стал понимать до конца, что же со мной произошло на самом деле. Как говорят на медицинском языке — посттравматический шок.

— Доктор, скажите, а что со мной?

— Вот теперь я вижу, что ты действительно приходишь в себя! Жить будешь, — ответил он мне и поглядел на меня выжидающе.

— У меня всё цело? — спросил я.

— Ну, ты захотел! Попасть в такую аварию и остаться целым!

Врач не стал меня больше мучить догадками и сказал, что сломаны у меня нога и рука. А ещё пара рёбер. Потом, помолчав немного, добавил:

— Я, если честно сказать, первый раз вижу, чтобы после такой аварии так легко отделывались! Парень, да у тебя Ангел-Хранитель сильный. Тебе ему нужно руки целовать.

После этого врач осмотрел меня и, задав ряд вопросов, ушёл.

Мама позвонила родственникам.

Позвонил Эдик. Узнав, что я пришёл в себя, сказал, что сейчас же приедет.

Я лежал и ждал посетителей. А что мне ещё оставалось делать? Я теперь калека: правые нога и рука мои были сломаны. Голова перебинтована. Рёбра мои тоже были в бинтах. Я сам себе напоминал сейчас мумию. От этого сравнения мне стало немного веселее и я улыбнулся.

Именно таким и увидел меня друг, который сначала осторожно заглянул ко мне в комнату, прежде чем войти.

— Эдик, заходи. Чего крадёшься?

— Здорово, можно? — спросил друг. Он прошёл и сел рядышком на стул.

— Да можно- можно. Видишь живой — вот я.

— Ты нас всех так напугал!

— Нужен я прям всем!

— Не говори так!

— А что, разве я не прав? — спросил я.

— Да ты, дурак что-ли? Я сейчас, когда позвонил и узнал, что ты пришёл в себя, так наши ребята из группы так за тебя все обрадовались, что все хотели к тебе прям ехать!

— Прям так и все?

— Да, представь себе! Но профессор только меня отпустил. Сказал, что всё-равно к тебе сейчас всех не пустят.

— У вас философия была, да?

— Да.

— И она тоже знает, да?

— Знает. Она тоже хотела со мной ехать.

— Не верю.

— Ну и не верь. Вот приедет, сам у неё и спросишь.

— Не приедет она. Ей отец не разрешит.

— Но он же ничего не знает!

— Знает. Мы с ним ещё две недели назад на эту тему разговаривали.

— Да ладно тебе, не грусти. Главное, что ты живой. А что с тобой? Что целое, что сломал?

И я рассказал другу то, что сам узнал от врача.

Зашла мама. Она как-то странно посмотрела на нас и сказала:

— Сынок, там девушка пришла. Просит её к тебе пустить. Но я её не знаю. Что делать?

— А как она выглядит? — спросил, уже догадываясь, кто это.

— Она такая скромная. Светленькая такая, с длинной косой.

— Пусть зайдёт.

Когда вошла Ева, то мне на миг показалось, что в палате засветило ещё одно солнце. Я так рад был её видеть, что вмиг забыл обо всём. Только успел увидеть, как Эдик взял за руку ничего не понимающую маму и вывел её в коридор, оставив нас с Евой в палате вдвоём.

— Радмир, как ты нас всех напугал! — сказала она, сев рядом со мной на кровать. Я удивился этому: даже мама и Эдик сидели на стуле. Но возражать не стал, только подумал о том, что нас с ней как магнитом друг к другу тянет. Невольно улыбнулся.

— Прости, я не хотел. Я не думал, что так всё выйдет, — ответил я и подумал о том, что вот хорошо же, что я сейчас в гипсу, потому что если бы не это, то я бы сейчас уже притянул её к себе. Но потом я вспомнил о причине своей аварии. И улыбка сползла с моего лица вмиг.

— Тебе больно, да? — спросила у меня девушка, прочитав смену настроения на моём лице и поняв ее, видимо, по-своему.

— Да, Ева, мне очень больно.

— Но, тебе же сейчас должны колоть обезболивающее?

— Они колют.

— Тогда почему тебе больно?

— Потому что у меня сердце болит.

— Но почему?

— Из-за тебя, Ева, — ответил я ей и посмотрел на неё, уже не скрывая своих чувств.

Она смотрела на меня и молчала. И только по её щекам покатились слёзы. Как тогда, когда я подглядывал за ней в окно. Она снова плакала. И как бы мне не было самому паршиво на душе, я не мог на это смотреть.

— Ева, не нужно, не плачь. Просто, когда я вижу, как ты плачешь мне становиться ещё больнее.

— Ты всё знаешь про меня, да? — спросила она.

— Да. Я знаю, что ты скоро выходишь замуж.

— Прости. Я ничего не могу изменить.

— Но, ты же всё знала с самого начала, да? Почему же ты тогда меня не остановила? Зачем ты так со мной, Ева? Я же живой! Пойми, мне больно. Пойми, что я не могу вот так просто взять и забыть тебя, только потому, что ты уже засватана!

— Я ещё не засватана и даже не помолвлена. Но я действительно всё знала с самого начала. Прости, что не сказала тебе. Прости, что заставила тебя поверить в нас.

— Но почему?

— Потому что ты мне тоже понравился. Очень понравился. Я таких чувств ещё ни к кому не испытывала.

— Даже к нему?

— К Роману?

— Это твой жених? Да, к нему?

— Я его не люблю вообще.

— Но тогда зачем ты выходишь за него замуж? Как ты можешь так поступать с собой?

— Это не моя воля.

— А чья же тогда?!

— Моей матери.

— Но, твоя мама же умерла?

— Да, но перед смертью она взяла с меня обещанье выйти замуж за сына её подруги.

— Расскажи мне всё, — попросил я её.

— Когда я родилась, мы жили ещё в России. У мамы была лучшая подруга. Она была матушкой. И у неё был сын. Моя мама была очень верующей и она хотела, если у неё будет сын отдать его в священники. Но родилась я. А так как больше детей у них с отцом не было, то она решила, что раз я не смогу стать священником, то непременно должна стать матушкой.

Когда мне было 5 лет, родители уехали жить в Израиль.

— Но почему?

— У моей мамы есть еврейские корни. И её родственники уговорили её переехать жить на историческую родину. Им обоим предложили выгодную работу. И они согласились. Так мы и прожили на маминой родине 15 лет.

— А почему решили вернуться в Россию?

— Мама стала болеть. У неё обнаружили рак. Врачи ничего не смогли сделать. Мамы не стало. Папа сильно по ней горевал, пытаясь её забыть. Но всё вокруг напоминало ему о ней. Поняв это, он предложил мне вернуться в Россию. И я согласилась. Тем более, что здесь меня ждал жених.

Увидев в моих глазах боль от сказанных ею слов, она провела своими тонкими пальчиками по моей щеке и сказала:

— Прости, я не подумала.

— Да ничего — из песни ведь слов не выкинешь! Продолжай, — попросил я её, взяв её пальчики своей здоровой рукой. Но Ева забрала их.

Я ничего на это не сказал, только вздохнул.

Она продолжала:

— Мы вернулись в Россию. Я не была здесь 15 лет. Когда мы уезжали отсюда, я была совсем маленькой. Здесь оставались папины родители. Теперь же их уже нет в живых. Я недавно была в их доме в деревне. И на могиле их была. Ты знаешь, я только сейчас поняла, как мне их не хватает. Я столько лет прожила в Израиле, я общалась только с мамиными родственниками. Её родители очень любят меня, но мне всегда как будто чего-то не хватало. И я только сейчас поняла, что мне не хватало моих русских бабушки и дедушки.

Зазвонил её телефон. Она приняла вызов и по тому, как она говорила, я понял, что звонил он, Роман. Она сразу же изменилась в лице: стала как-то серьёзнее, взрослее.

Когда она закончила разговор с ним, то только сказала:

— Радмир, извини, но мне нужно идти.

— Он тебя ждёт, да?

— Да. Он узнал, что я у тебя. И он злится. Он ревнует меня.

— Я бы на его месте тебя вообще никуда от себя не отпускал. Я бы тебя не в это длиннющее платье бы одел, а всю бы обмотал так, чтобы никто вообще твоей красоты не видел. Чтобы никто в тебя не мог влюбиться.

Она ничего не ответила. Только вымученно так улыбнулась. А потом встала и, поцеловав меня в щёку, вышла, бросив:

— Не обижайся на меня. Прощай.

Она ушла, а я лежал и думал о том, что жить не хочу.

Вот зачем они меня только спасли?!

Как бы я не сопротивлялся, как бы я не хотел умереть, но врачи, мама, Эдик и молодость всё же сделали своё дело. Я стал идти на поправку. Врач каждый раз, делая обход, всё говорил о моём Ангеле-Хранителе. А ещё о том, что то, как быстро я иду на поправку — это просто удивительно.

Ну и пусть. Скорее бы уже выписали меня. И когда этот день настал и я оказался дома, я смог вздохнуть полной грудью.

Эдик был настоящим другом. Он почти каждый день бывал у меня. Он приносил мне лекции и задания. Я много пропустил, но благодаря своему другу я занимался постоянно и поэтому, когда я стал ходить на занятия, то вполне уверено отвечал и работал на семинарах наравне со всеми.