Глава 8

Джай

Чертов Котенок.

Как может одна женщина так чертовски сильно взбесить? Ты говоришь любой другой девчонке, что ты полностью ее, и она сразу же течет. Но не Котенок. Нет же. Не дай Боже, ей что-либо упростить для меня. Еще в тот момент, когда встретил ее, я знал, что вокруг нее воздвигнуты довольно высокие стены, защищающие ее, но был уверен, что проделал отличную работу и снес их. Очевидно, ее стены суперкрепкие. Как только они начинают разрушаться хоть на один процент, включается тревожный сигнал, и они возводятся вновь.

Я не собирался говорить то, что сказал. Я был так взволнован, и слова просто сорвались с языка. Тем не менее, я сказал правду. Если и существует какая-либо девчонка на этой планете, специально предназначенная для меня, то это она.

Я не подразумеваю под этим, что она — моя родственная душа, или что мы созданы друг для друга. Я говорю с точки зрения товарищеских отношений, взаимной дружбы. Она знает меня, и мне комфортно рядом с ней. Это все, что меня волнует. Но все же, она права насчет одного: я никогда не подкатил бы к ней в баре или в торговом центре. В основном, потому, что я не «подкатываю» к женщинам. Это кажется неправильным. Я разговариваю с женщинами — с любыми женщинами. Не имеет значения, юные они или зрелые, сладкие и худенькие или аппетитные и красивые. Мое желание быть с женщиной зависит от того, что у нее внутри, а не снаружи. В женщине мне нравится интеллект и сила. Нравится юмор и любопытство. Мне начхать на то, что они могут мне предложить физически. Однако не могу отрицать тот факт, что я баловался сексом с женщинами, которых едва знал, но не принуждал их и не обещал большее. Они хотели этого. И получали то, что я давал. Что есть, то есть.

Но Котенок подходит всем моим требованиям, о существовании которых я даже и не знал до этого самого момента. Она прикрывала мою спину с самого первого дня. Она доверяла мне, когда не следовало, и позволяла находить утешение в ее теле, когда мне, вероятно, не стоило этого делать. Я не идеален. Я так далек от совершенства, что скорее даже антоним этого слова. Я совершал ошибки, о которых она знала и не использовала против меня.

Наши языки переплетаются, а мои бедра находятся в плену ее стройных, но сильных ног, которые тесно сжимают меня.

Одно я знаю наверняка об Эмили — то, что между нами есть страсть. Воздух, окружающий ее, тяжелее, чем где-либо. Когда я рядом, то не могу дышать. Само ее существование душит меня, но я жажду этого. Жажду нехватки воздуха в легких, и все становится только хуже, когда чувствую ее прикосновения... потому что я готов задохнуться ради этого ощущения. Прерываю поцелуй и прижимаюсь к ее лбу своим. Минуту назад она до боли хотела меня, и ее затуманенные похотью глаза говорят мне, что она до сих пор хочет этого. Провожу тыльной стороной пальцев по ложбинке ее груди, спускаюсь по плоскому животику к резинке черных штанов для йоги. Одна часть меня хочет скользнуть пальцами под край штанов и трахнуть ее пальцем. Другая часть советует не быть мудаком и, возможно, попросить разрешения, потому как она, кажется, сейчас очень чувствительна.

— Могу ли я? — спрашиваю я, касаясь пальцами ткани.

Смотрю в ее глубокие карие глаза, приковывающие меня к месту. Кто бы мог подумать, что секс с ней, который начался так бесчувственно и необузданно, приведет к тому, что теперь я буду учитывать ее чувства, забыв о своих.

Ничего не могу поделать. Такое чувство, будто она заполняет пустоту, которая разрасталась во мне все эти годы. Она заставляет меня чувствовать себя так, что, возможно… возможно, все это хорошо закончится, и я в итоге не останусь один. После всего, через что я прошел, мне это нужно. Я в этом отчаянно нуждаюсь.

Эмили медленно кивает. Наши взгляды остаются прикованными друг к другу, пока я глажу ладонью ее животик и просовываю руку в штаны. На ней нет трусиков — как она и сказала. Моя кровь закипает от мысли, что все это для меня.

Провожу ладонью по бритому холмику до вершинки, не в силах остановиться, пока мои пальцы не скользят по ее аккуратным складочкам. Мой член пульсирует.

Гладкие.

Обнаженные.

Влажные.

Такие. Черт подери. Влажные.

Я стараюсь сохранять хладнокровие, но не могу игнорировать напряжение, которое сжимает мой член. Мой разум затуманивается. Она моя. Моя. Моя. Вся, блядь, моя.

Слегка нажимая, я скольжу пальцами вверх и вниз, подразнивая ее. Эмили тихо выдыхает, когда я опускаю голову, чтобы оставить нежные поцелуи вдоль линии ее подбородка. Ее кожа безупречная и гладкая, и она источает дразнящий аромат ягод, поэтому я провожу носом по ее шее. Эмили с трудом сглатывает, и под губами я чувствую мурашки. Она снова вздыхает, и на этот раз приподнимает бедра, умоляя меня поспешить. Мне нравится это в Эмили. Она не боится секса, не боится выглядеть слишком жаждущей. Если она хочет этого, то просто показывает мне насколько сильно. Нет никакого флирта — никаких игр — только мы и наши неумолимые желания, которые необходимо потушить самыми непристойными способами.

Убрав руку из штанов Эмили, я прокладываю путь из поцелуев вниз по ее животику, упиваясь тем, как он сжимается каждый раз, когда мои губы прикасаются к коже. Она прекрасна. Каждая ее частичка. Этот потерянный маленький Котенок, возможно, самая красивая женщина, которую я когда-либо имел удовольствие видеть голой.

Сев на пятки, я хватаюсь за край ее штанов. Она немедля приподнимает бедра, и я откидываюсь назад, стаскивая ткань по ее прекрасным ногам, перед тем как бросить их на пол.

Она обнажена. И я застываю на месте. Я будто заморожен. Да, точно. Вы когда-нибудь видели что-то настолько невероятно завораживающее и захватывающее, что не хотели отводить взгляд даже на секунду, потому что знали, что никогда не увидите ничего столь же красивого, как это, за всю свою оставшуюся жизнь? Это тот самый случай. Только она человек, к которому можно прикоснуться и исследовать... как самый опасный вид искусства. Почти преступление осквернять его, но я не остановлюсь.

Я должен заявить на нее свои права...

Потому что я эгоист и, в глубине души, являюсь таким же первобытным и безобразным, как пещерный человек, который рожден, чтобы придерживаться своих низменных побуждений. Хотя цивилизация изменила нас и превратила в мужчин, которые спрашивают разрешение, мы все еще так же слабы, как и в былые времена. К этому невозможно адаптироваться. От этого нет лекарства.

Эмили проводит рукой по животу, и я замечаю, что движение немного застенчивое. С чего бы это? Я сижу, таращась так, будто не видел ее голой прежде. Думаю, что и не видел, технически.

Стягиваю футболку через голову и бросаю ее на пол. Эмили наблюдает за мной сквозь полуприкрытые веки, пока я накрываю ее тело своим. Я вижу многое в ее глазах... волнение, предвкушение и страх.

— Эмили... — шепчу я.

Эмили

Мое имя просачивается в уши, и я дрожу. Я так нервничаю, что мне едва удается дышать.

— М-м?

Джай нежно проводит своим носом по моему.

— Ты в порядке?

Я киваю, но до конца не уверена в этом. Нормально ли чувствовать такое давление в груди? Нормально ли то, как потеют мои ладони? Что насчет ошеломительного желания обнять Джая и никогда не отпускать? Это из-за секса? Или это чувства предают меня?

— Честно говоря, кажется, будто тебя сейчас вырвет.

Я выдавливаю маленькую улыбочку, в то время как темные голубые глаза Джая вспыхивают, а губы растягиваются в улыбке.

— Наконец-таки запала на кого-то, да? — поддразнивает он.

— Ты на такое не способен.

Он целует меня в губы один раз.

— Уверен, что как раз таки наоборот. Чувства приходят из ниоткуда и захватывают тебя, когда ты меньше всего этого ожидаешь. — Он снова целует меня. — Как сейчас.

Давление в груди становится удушающим. Черт. Я втрескалась. Я к тому, что у меня всегда были чувства к Джаю, но не такие. Я никогда не хотела плакать от мысли, что он оставит меня... до настоящего времени.

— Расслабься, — усмехается он и проводит рукой по внутренней стороне моего бицепса, спускаясь к груди. — Почему ты так боишься что-то почувствовать?

Этот же вопрос мне однажды задала женщина в моем первом детском доме. Именно тогда я приняла решение больше никогда не реветь снова. «Почему ты так боишься что-то почувствовать, дитя?». Я не ответила ей вслух, но помню хорошо свой мысленный ответ: «Я не боюсь чувствовать. Я боюсь потерь». Это не имеет большого смысла для меня сейчас, но тогда да, имело. Думаю, это значило: тебе никто не разобьет сердце, если ты перестанешь дарить его людям. В конечном счете, никто не сможет позаботиться о твоем сердце так, как сможешь ты, и знаете почему? Потому что, когда оно разбивается из-за них, чувствуешь это только ты!

— Я в ужасе, потому что чувства становятся реальными, — говорю я ему. — Разве ты не напуган, что все становится настоящим?

Большими ладонями Джай обхватывают мое лицо и приподнимает подбородок.

— Это уже реально, Котенок. Они стали реальными в ту секунду, когда ты пришла в мою комнату после душа.

Что же, значит, так и будет. Я обнимаю Джая за шею и прижимаюсь к его губам, с жадностью целуя. Мы пожираем друг друга, наши языки переплетаются. Я чувствую его вес на себе, и это как ничто иное приносит комфорт.

Джай на секунду отстраняется, чтобы вдохнуть, а затем прижимается губами к моей шее. Я стону и закрываю глаза, пока он оставляет линию из засосов и поцелуев, прокладывая свой голодный путь к моей груди.

У меня перехватывает дыхание от того, как жадно он посасывает мой сосок. Легкая дрожь сотрясает меня, пока он пробует и водит своим горячим влажным языком вокруг моей вершинки.

— Ох! — Я задыхаюсь, сжимая его между своих бедер.

Я едва успеваю привыкнуть к этому чувству, как он переключается на вторую грудь и припадет к ней, словно это последнее, что он когда-либо возьмет в рот. И снова, едва к этому привыкаешь, как он начинает лизать, кусать и прокладывать себе путь по моим ребрам вниз к животу. Я засовываю руки под подушку, чтобы не позволять себе дергать Джая за волосы. Не могу удержаться и приподнимаю бедра навстречу его губам, убеждая спуститься ниже.