— Мой! — прогремел я, заставив некоторых из них отвести свое внимание в мою сторону. — Он мой! — прорычал я, как раз, когда в комнату вошел еще один человек, в капюшоне, с окровавленных пальцев которого капала кровь.

Затем он повернулся ко мне, и я расслабился.

Лука.

Двинувшись вперед, Лука откинул капюшон и встретился со мной взглядом. Он повернулся к одному из охранников.

— Спусти его нахрен!

Ко мне подбежал охранник. Вытащив что-то из кармана, он пытался открыть замок. Цепи натянули мне руки, но мой взгляд оставался на одном человеке. В комнате был мужчина. Один человек, которому нужно умереть. Медленно. Больно. От моих рук.

Звук открывающихся кандалов ударил мне в уши, и одна из моих рук освободилась. Обжигающий огонь хлынул через мои руки, и кровь заструилась по моим конечностям. Затем вскрыли второй замок. Теперь обе мои руки были свободны.

Размяв шею, я встряхнул руками. Цепи, которые сковывали меня большую часть моей жизни, упали на пол. Я уставился на груду металла на земле. Моя грудь сжалась. Я был свободен.

Мои глаза уставились на Джахуа.

Я был почти свободен.

Лука проследил за моим взглядом и шагнул вперед, высоко подняв кулак. Протянув руку, я схватил его за запястье и резко остановил. Глаза Луки встретились с моими. Я покачал головой и прорычал:

— Он мой!

Лука стиснул зубы, словно борясь с желанием убить Джахуа. Я отпустил его руку и сказал:

— Он убил мою семью. Анри был моей кровью. Этот ублюдок мой. И я убью его.

Лука молча смотрел на меня, но, в конце концов, кивнул и сказал:

— Ты прав. Он твой. Заставь ублюдка пожинать то, что он посеял.

Охранники убрались с моего пути, пока я направлялся к Джахуа. Тот стоял у стены и не сводил с меня глаз. Он никогда не отводил от меня своих маленьких темных глаз. Я встал перед ним, огонь заполнил мои вены.

Я выдохнул. Просто работал над дыханием, когда передо мной стоял человек, который убил мою семью. И я был свободен. Никаких наркотиков, лишающих меня воспоминаний, заставляющих забыть, кто я.

Только я и он.

Я и человек, который должен умереть.

Подойдя к столу, где Джахуа держал свое оружие, то самое оружие, которое он использовал против меня в детстве, чтобы взять под контроль, я осмотрел его, упорядоченное в аккуратные ряды.

Я знал, что ищу. Оружие, с которым он заставлял меня тренироваться в детстве в клетке. Заставлял меня убивать других в клетке, чтобы доказать свою силу.

Мои руки дернулись, когда мой взгляд упал на вспышку черного металла. Мое сердце заколотилось, когда я потянулся за саями (прим. пер. — сай — колющее клинковое холодное оружие типа стилета, внешне похожее на трезубец с коротким древком (максимум на полторы ширины ладони) и удлиненным средним зубцом). Острые и смертоносные черные саи.

Я остановился перед Джахуа. Его глаза расширились, пока я вертел саи в руках. В комнате стало тихо. Охранники и Лука наблюдали за мной.

Приблизившись к нему, я поднял правый сай и прислонил тонкий черный металл к его животу. Я надавил сильнее, не отводя при этом своего взгляда от его глаз… Глаз, которые расширялись, пока твердая сталь медленно пронзала его живот.

Отведя правую руку, я бросил сай на землю. Я обхватил пальцами его горло. Я крепко сжал его и убедился, что он смотрит мне прямо в глаза, пытаясь вдохнуть.

Его руки пытались бить меня по спине, но я их даже не чувствовал. Лицо Джахуа покраснело, а я медленно и мучительно забирал его жизнь.

Затем, пока сай был еще в его животе, я повернулся и медленно потянул его. Лезвие рассекло плоть. Он разрывал органы и царапал кости в мучительной медлительности.

И все это время я смотрел ему в глаза. Последним, кого он увидит, будет Костава. Единственный оставшийся в живых наследник семьи, которую он ненавидел больше всего.

Кровь хлынула из его горла. Джахуа задыхался, в то время как моя рука сжималась еще крепче. Тем не менее мой сай продолжал резать. Затем, как только жизнь покинула его тело, я вынул сай из его тела, освободил руку от его шеи и наблюдал, как его тело осело на стену. Кровь лилась из его ран.

Отступив назад, я посмотрел на охранников, державших винтовки наготове. Глядя в умирающие глаза Джахуа, я приказал:

— Огонь!

Охранники Братвы последовали моей команде, осыпая пулями плоть Джахуа. Сила пуль в такой близости разрывала его тело в клочья.

Я смотрел, как его глаза остекленели от неминуемой смерти. Когда стрельба прекратилась, с моей груди свалилась тяжесть. Он был мертв. Джахуа был мертв.

В комнате воцарилась тишина. Услышав шум сзади, я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как человек в белом халате упал на землю. Лука отступил от мужчины, вытирая костяшки пальцев о штаны. Он перерезал горло белому халату.

Мой взгляд упал на Луку, потом на мужчину в белом халате, потом, наконец, вернулся к Джахуа. Я посмотрел на свои руки. Они дрожали. Я смотрел на свои окровавленные руки, и в голове проносились образы моей семьи. Моя грудь сжалась. Я чувствовал, что вся моя кровь вытекла из тела.

Мои колени коснулись земли. В животе нарастало давление, поднимаясь к горлу. Дрожа от переполнявших меня эмоций и воспоминаний, я запрокинул голову и закричал.

Я кричал до тех пор, пока давление не покинуло меня. Пока я, ослабевший, сидел на земле, одна-единственная мысль заняла свое место:

Я был свободен.

Я наконец-то был свободен. Действительно свободен.

Почувствовав руку на своем плече, я обернулся. За мной пришел Лука Толстой. Он встретился со мной взглядом и сказал:

— Мы должны уходить.

— Куда я пойду? — спросил я жестким, но хриплым голосом.

— К Талии, — ответил Лука. Любое напряжение, любой гнев, которые у меня еще оставались, покинули мое тело при одном упоминании ее имени.

Я кивнул и поднялся на ноги.

— Да, — сказал я, — отведи меня к Талии.

***

— Пошли, — сказал Лука, когда мы подъехали к дому.

Я посмотрел на большой дом и глубоко вздохнул. Это был дом Толстых. Я перевел взгляд на Луку:

— Мне здесь не рады.

Лука вздохнул и открыл дверь фургона. Я последовал за ним на темную улицу. Я выпрямился, посмотрел на дом, и мое сердце сжалось. Талия была в том доме. Моя Талия была в том доме.

И я нуждался в ней. Я так хотел увидеть ее снова, что все мои мышцы заныли от этой мысли.

Лука положил руку мне на плечо. На мне были свитер и брюки. Но моя кожа была покрыта кровью Джахуа. Мои волосы были в беспорядке.

Талии нравились мои гладкие волосы.

— Она внутри, — сказал Лука и поднялся по лестнице. Он оглянулся, и я, глубоко вздохнув, последовал за ним.

Лука открыл дверь и прошел в гостиную. Я услышал голоса и, с каждым шагом, мое сердце билось все быстрее и быстрее.

Я — Костава, в доме Толстых.

Меня ненавидели.

Мой отец убил дедушку Талии.

У них была причина меня ненавидеть. Меня не должно быть здесь.

Лука вошел в комнату первым. Я услышал облегчение в голосах, спешащих приветствовать его. Я остался за стеной.

У меня не было семьи.

Я не знал, каково было быть в семье. Я не знал, как вести себя с людьми.

В комнате воцарилась тишина. Лука вернулся в коридор.

— Пойдем, — сказал он и направился в комнату.

Вдохнув через нос, я шагнул вперед и завернул за угол.

Я остановился на пороге. Все смотрели в мою сторону. Мой взгляд упал на двух мужчин, стоявших в дальнем конце комнаты. Один из них был очень похож на Луку.

Иван Толстой, подумал я.

Жена Луки была там, в его объятиях. Пожилая женщина смотрела на меня с любопытством.

Мой пульс бешено колотился, пока они молча наблюдали за мной в тишине.

Потом я услышал за спиной чей-то вздох. Мои мышцы напряглись, когда легкие шаги приблизились. Я на мгновение закрыл глаза и глубоко вздохнул. Затем выдохнул и повернулся. Сначала я увидел золотые волосы, потом карие глаза.

Талия.

Крик облегчения сорвался с ее губ, когда она вошла в комнату и встала передо мной. Дрожащей рукой она прикрыла губы, по щекам потекли слезы.

Она смотрела на меня так, словно не верила своим глазам. Затем, вздохнув, она подбежала ко мне и прыгнула в мои объятия.

— Заал! — воскликнула она и обвила руками мою шею.

Удерживая ее на своих руках, я прижал ее к своей груди, ее ноги обвились вокруг меня.

— Талия, — прошептал я в ответ и уткнулся носом в ее шею.

Я крепко обнял ее.

Я никогда не хотел отпускать.

Она была моей.

Я был ее.

Мы были друг у друга.

Талия отстранилась и прижалась губами к моим губам. Когда наши губы встретились, моя душа наполнилась ее поцелуем. Всегда полная для Талии.

Она запустила руки мне в волосы и вырвалась.

— Ты в порядке? — спросила она, опустив глаза на мою грудь и руки.

— Он не вводил мне наркотиков, — заверил я. По щекам Талии снова потекли слезы.

— Ты в порядке? — спросил я, вспомнив ее прикованной к стене.

— Да, — прошептала она.

Поднеся руку к ее лицу, я прижался лбом к ее лбу и прошептал:

— Ты… для меня.

Талия улыбнулась.

— Я... для тебя, — прошептала она в ответ и снова обняла меня.

Я бы держал ее вечно, но кто-то кашлянул позади нас. Талия напряглась в моих руках. Она медленно отстранилась, и мой пульс участился, когда я увидел страх в ее глазах.

Талия высвободилась из моих объятий и мягко соскользнула на пол. Взяв меня за руку, она повела меня вперед, прямо к двум мужчинам в темных костюмах. Темных костюмах, таких же, как у Джахуа.

— Папа, Пахан, — тихо сказала Талия: — Это Заал. — Она сглотнула и добавила: — Заал Костава. Моя любовь.

Оба мужчины уставились на меня. В комнате было тихо и напряженно. Талия протянула свободную руку и взяла под руку мужчину с длинными волосами, похожего на Луку.

— Папа, — сказала она уверенно, — Я люблю его. Я люблю его всем сердцем. Я знаю, ты можешь не одобрить, и если ты этого не сделаешь, то это ничего и не изменит. Я люблю тебя, ты знаешь это. Но я по уши влюблена в этого мужчину, и я хочу, чтобы ты принял его, как мою вторую половину.

Отец Талии наблюдал за мной, пока его дочь говорила. Я был так горд, так потрясен тем, как Талия храбро сражалась за нашу любовь, но также мог видеть ненависть ко мне в его темном взгляде. Талия снова свернулась калачиком в моих объятиях, а холодное выражение лица ее отца говорило о многом.