ГЛАВА 34

ВАЙПЕР

«Вот черт, как же сегодня холодно», — подумал я, засовывая руки в карманы кожаной куртки, бредя по тротуару и проваливаясь в снег до лодыжек. Даже несмотря на шапку, которую я, спасаясь от холодного ночного воздуха, натянул по самые уши и шарф, обмотанный вокруг шеи чуть ли не до удушья, от порывов ветра, поднимавших каждые несколько минут ледяную крошку, лицо жгло, как от уколов крошечными иголками.

Был вечер понедельника, и как всегда по возвращению в Нью-Йорке, я отправился из Манхэттена в Дайкер Хайтс навестить самого любимого на свете человека — мою маму.

Мне всегда казалось, что так я возвращался в прошлое, в место, где всё началось. Проходя мимо старого дома Киллиана, я увидел в окнах гостиной мерцающий свет телевизора. Мать и отец Киллиана, как всегда, сидели и смотрели вечерние новости, даже теперь, десять лет спустя, когда мы выросли и разъехались. Странно и приятно было осознавать, что некоторые вещи навсегда останутся неизменными, даже если все остальное вокруг изменится.

Как мальчик, который жил в доме по соседству с Киллианом. Мальчик, которого мне сейчас хотелось послать к черту. Мальчик, который бросил нас... Да, каждый визит сюда всегда напоминал возвращение в прошлое.

Уличные фонари освещали узкую полоску заснеженного бетона. Я брел мимо аккуратного маленького дома того мальчика и остальной части квартала с плотно прижавшимися друг к другу зданиями, пока не пришел к небольшому кирпичному дому — месту, где я вырос.

В ночное небо поднимались клубы дыма, и на крыльце, как всегда, когда меня ждала мама, горел свет. Выступавший вперед вход и крыша были запорошены снегом, покрывавшим теперь и мои ботинки. Я поднялся по лестнице из трех ступенек и, оказавшись на маленьком крыльце, постарался хорошо отряхнуться.

Я уже потянулся в карман за ключом, но не успел его вытащить, как железная дверь открылась и на пороге появилась улыбавшаяся и одетая в свой привычный розовый халат с белыми цветами мама.

— Дэвид. — Теплое приветствие заставило мои замерзшие кости мгновенно оттаять, как и сопровождавший его быстрый удар в плечо. — Ты с ума сошел? Зачем нужно было приходить сегодня вечером? Гулять в такую погоду... Решил замерзнуть до смерти?

— Черт, женщина. — Я потер руку в месте удара. — Нет. Я всегда прихожу домой по понедельникам. Плюс, я же не пешком шел.

— Правда? — Мама уперлась руками в бока. Ее халат и тапочки в тон ни капельки не смягчали жесткого взгляда темных глаз. — Тогда почему у тебя мокрые джинсы? Прямо до середины голени. Бог знает, сколько снега набралось в ботинки.

Ладно, у меня и правда замерзли ноги.

— Я шел от станции. А не из центра города. Давай ты продолжишь орать на меня уже внутри, где можно снять ботинки?

— Не умничай со мной, — сказала мама, тыкая в меня пальцем.

— Я и не собирался.

— Угу. Не забывай, что твой острый язык достался от меня.

Я ухмыльнулся и, обняв ее за изящные плечи, притянул к себе.

— Как можно о таком забыть? — Я поцеловал ее темные волосы, заправленные за ухо. — А если серьезно, я сильно замерз. Так ты впустишь меня внутрь или как?

Мама хмыкнула, но распахнула дверь:

— Ладно. Входи уже.

Мы зашли в дом. Мама развернулась и пошла на кухню. Пока я разматывал шарф и снимал ботинки, до ноздрей донесся соблазнительный запах запеченной курицы с пармезаном — мое любимое блюдо.

М-м, угу. Не нужно озвучивать свои мысли. Она знала, что к чему.

Повесив пальто, я прошел по паркетному полу в недавно отремонтированную небольшую кухню и увидел маму, которая тут же протянула мне стакан с виски.

— Выпей. Это согреет.

Я широко улыбнулся и опрокинул в себя тягучую янтарную жидкость — виски подействовало, как и ожидалось, — потом кивнул в сторону двух тарелок на кухонной стойке:

— Говоришь, сумасшествие приходить домой в такую погоду? Тогда для кого ты готовила?

— Если не прекратишь мне дерзить, то будет не для тебя.

Я тихо засмеялся, оперся на стойку и поставил стакан рядом. Мама открыла ящик и достала видавшие виды пару ярко-желтых рукавиц-прихваток.

— Ты же знаешь, что я не прихожу по понедельникам, только если я…

— За пределами штата, страны или если город перекрыт из-за стихийного бедствия. — Мама закатила глаза. — Я знаю. Но для некоторых и такое количество снега — стихийное бедствие.

— Угу. — Я скрестил на груди руки. — Тогда они точно родом не из Нью-Йорка.

— Точно. — Мама засмеялась. — Ты такой крутой, пока не простудишься. А заболев, ведешь себя, будто умираешь. И тогда кому всё разгребать? Мне, потому что Киллиан…

— ... мудак?

— Дэвид. — Она шлепнула меня по груди прихваткой. — Я не это собиралась сказать. Я хотела сказать, что он слишком умен, чтобы возиться с тобой несчастным и плаксивым. Плюс, Киллиан — лапочка. И всегда таким был.

Я вспомнил наш с ним пятничный разговор, его расспросы о Хейло, и нахмурился.

— Да, он — настоящая душка.

Мама прищурилась и хотела уже что-то сказать, но тут сработал таймер, и она выключила духовку. Когда дверца открылась и по кухне разнесся восхитительный аромат куриных котлет в панировке, мама достала форму для выпечки, покрытую алюминиевой фольгой.

— Ладно, о чем вы поспорили на этот раз?

— А?

Мама открыла форму для выпечки, взяла кастрюльку с соусом и выложила немного приправы на котлеты сверху.

— С Киллианом. Ты выглядишь… раздраженным.

— Нет. Это мое постоянное настроение.

— Нет, не постоянное. Не тогда, когда ты дома. Передашь мне сыр?

Я взял маленькую чашу с тертым сыром и протянул маме. Посыпав сыром котлеты, она поставила форму обратно в духовку и, повернувшись, показала на мой пустой стакан.

Наполнив его снова, мама спросила:

— Так о чем вы поспорили?

— Ни о чем. — Но когда стало ясно, что мама не собиралась оставлять эту тему, я попытался объяснить максимально уклончиво: — У нас возникли разногласия по поводу нового парня.

— А-а, — она слила воду с макарон в раковину и оглянулась. — Ангела?

В памяти сразу всплыли потрясающе красивое лицо Хейло и его стоны, звучавшие каждый раз, когда мои губы накрывали его рот. Я улыбнулся, пригубив бокал. Похоже, я дал ему неправильное прозвище, потому что, чем увереннее становился Ангел, тем меньше в нем оставалось ангельского.

— Да, но его зовут Хейло. — Когда мама нахмурилась, я пояснил: — Это я зову его Ангелом.

— А-а. И почему ты называешь его Ангелом?

— Женщина, не нужно быть такой любопытной. Ты сама поймешь, когда его увидишь.

— Хм…

— В любом случае. Да, в связи с ним у нас с Киллом возникли некоторые разногласия. — А именно, позволено ли мне засовывать свой член в Хейло.

— Надеюсь, ничего серьезного?

Я понимал, что мама пыталась выведать всё незаметно, но ее вопрос был очевиден: это что-то, что можно будет оставить в прошлом, или же что-то вроде… Трента? Я вспомнил, на чем мы с Киллианом остановились, и покачал головой:

— Ничего серьезного, между нами всё хорошо, клянусь.

— Не вздумай мне врать.

Я поднял вверх три соединенных вместе пальца:

— Клянусь честью скаута.

— Ты никогда не был скаутом. Они выгнали бы твою задницу в первую же неделю.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Только то, что ты упрям и не любишь правила. — Мама открыла духовку и вытащила куриные котлеты. — Тебе нравится делать всё по-своему, а не как все. Разве только за исключением случаев, когда кому-нибудь требуется помощь. Только тогда ты можешь подчинишься.

Мама была права. Я ненавидел следовать чужим указаниям. И это, кстати, была ее вина, о чем я немедля ей напомнил. Я не знал никого такого же независимого и волевого, как моя мама. Чем чрезвычайно гордился и был ей за это благодарен. Как и я, мама могла быть ужасно упрямой.

Показательный тому пример: она до сих пор жила в том же маленьком домике моего детства, хоть я и предлагал купить ей новый дом, побольше, в любой точке мира, где пожелает ее душа. Но мама настояла, что место ее души здесь, в этом старом доме. На тихой улочке, где жили ее давние друзья и соседи.

И кто я такой, чтобы указывать свой матери, что верно, а что нет?

— Ты не мог бы отнести тарелки на стол? — попросила мама, доставая из ящика нож и вилку. — И включи телевизор. Не хочу пропустить Entertainment Daily.

Поставив тарелки на стол, я взял пульт. Почему мама смотрела это шоу, было за гранью моего понимания. Я постоянно твердил, что девяносто девять процентов их новостей — сплетни и мусор, но мама оставалась непреклонной и всегда напоминала, что программа называлась не Truth Daily, а Entertainment Daily (прим. пер.: Entertainment Daily — «Ежедневные новости о развлечениях», Truth Daily — «Ежедневные правдивые новости»).

Мы сели за стол и, когда чересчур холеный ведущий на экране начал разглагольствовать о нарядах звезд на премьере фильма, прошедшей в эти выходные, я отключился и сосредоточился на стоявшем передо мной блюде.

Боже, я обожал мамину стряпню. За последние десять лет я попробовал множество потрясающих блюд, которые готовили лучшие шеф-повары в лучших ресторанах. Но ничего — серьезно, ничего — не могло сравниться с домашней едой, приготовленной моей мамой.

Я накрутил на вилку макароны и уже поднес их ко рту, как за спиной ведущего возникла картинка к следующей истории. Она-то и привлекла мое внимание. Рука застыла, не дойдя до рта, а нижняя челюсть отвисла. На экране застыл кадр видео, где за роялем сидел мужчина со светлыми волосами. Под изображением виднелась надпись: КТО ЭТОТ ПАРЕНЬ?

НЕ МОЖЕТ ЭТОГО БЫТЬ!

— Ма, можешь сделать погромче?

Мама увеличила громкость, пока голос диктора не стал четким. Я сидел с зависшей над тарелкой рукой и пытался понять, что это за фигня.

«Пост Стража в Инстаграм вызвал в социальных сетях неконтролируемый шквал восхищения. О происхождении записи, опубликованной прошлым вечером, мало что известно. В настоящее время никто не знает даже имени исполнителя. Известно только, что это видео с блондином за роялем просмотрело более пяти миллионов человек, и еще, что оно заняло за последние несколько лет первое место по количеству репостов, лайков и восторгов. И это всего лишь за сутки. Всех, включая нас, мучает один вопрос… кто этот парень? Посмотрите, возможно, вы его знаете».