В поселке Филатовский редко бывали посторонние люди, зато его часто навещали сотрудники районной ...

В поселке Филатовский редко бывали посторонние люди, зато его часто навещали сотрудники районной службы скорой помощи. И на это имелись особые причины.

   Когда-то в середине 60-х годов заброшенные Филатовские выселки распределили под строительство жилья среди комсомольцев местной обувной фабрики. Новоселы построили дома и даже разбили парк. Жизнь в посёлке забурлила, особенно после того, как там возвели ещё и ПТУ, готовившее кадры для предприятия.

   Но 90-е годы безжалостно разрушили жизнь Филатовского. Фабрика закрылась, за ней приказали долго жить начальная школа и медпункт. Дольше всего продержалось ПТУ, хотя спроса на его выпускников уже не было. Разъехались в поисках заработков бывшие работники фабрики. В поселке теперь жили только пенсионеры, но и их ряды стремительно таяли.

   И вот наступило время, когда в Филатовском остались только семь старушек. Они давно уже разменяли восьмой, а кто и девятый десяток лет. Бабульки дружили. Каждый вечер ходили по очереди друг к другу в гости: чай пить, вместе смотреть нежно любимые сериалы, да и так поболтать о насущном.

   Когда умерла Евдокия Федоровна Лобода, это событие не вызвало особого ажиотажа у престарелых подружек.

   - Федоровна приказала долго жить, - сообщила ближайшая соседка покойной Баба Груня. - Но чего-то скрючило её напоследок.

   - Наверное, печень прихватило - давно маялась, - приковыляла, держась за поясницу, вызванная на помощь Анна Васильевна - особа нравная и строгая. - Скоро все тут передохнем, кто от печени, кто от радикулита.

   - Если бы не такое дело - не потревожила бы тебя.

   - Да, ладно. Сегодня хоть встала, а то ведь уже неделю маюсь.

   - Звони, Васильевна, в "скорую", участковому и её внуку. У меня на "мобиле" денег нет.

   Вскоре к дому Лободы подтянулись и остальные жительницы Филатовского.

   Участковый Петр Григорьевич Авдеев приехал раньше скорой помощи. Был он мужиком бывалым, поэтому давно уже утратил профессиональное рвение. Ворча себе под нос ругательства, он неохотно прошествовал к дому мимо кучки старух, наблюдающих за ним с нескрываемым подозрением.

   В хате у покойницы было грязно: валялись по углам какие-то сомнительные тряпки, полы и окна давно не мылись, клеенка на столе была залита маслом. К тому же дом провонял особым, въедливым запахом нищей старости. Потоптавшись на пороге, Пётр Григорьевич окинул рассеянным взглядом застывшее тело покойницы, и решил написать протокол осмотра в машине, старательно делая вид, что не слышит ехидных реплик старушек.

   - Глянь-ка, морду воротит...

   - А как, бывало, в общежитие к ПТУшницам таскался, таким брезгливым не был.

   - Укатали сивку-то крутые горки. Вона, лысый стал - все волосы на чужих подушках оставил.

   Участковый тяжело вздохнул и захлопнул папку. 'И зачем я здесь? Этих бабок давно на том свете с фонарями ищут. Дурацкая и бессмысленная процедура. Ещё неизвестно, удастся ли отсюда уехать до дождя, а то застряну в грязи. Дорога сюда - хуже некуда. Мне ещё надо пивка купить. Суббота - значит, сегодня Зенит с Локомотивом играет'.

   - Ну что, Григорьевич, можно Федоровну обмывать? - перебили его мысли докучливые старухи.

   Участковый с досадой покосился на застывшие в немом осуждении морщинистые лица.

   - Подождите справки о смерти.

   - Можно подумать, что без справки она живая.

   - Порядок такой, бабули. Не будем нарушать.

   - Вот аспид, - буркнул кто-то, - когда же мы этого фельдшера дождемся?

   Однако и для участкового, и для остальных обитательниц Филатовского оказалось сюрпризом, когда из пробившейся сквозь осеннюю распутицу машины "скорой помощи" вылезла их хорошая знакомая Люба Ивлева. Её бабушка Ксения Витальевна когда-то тоже жила в Филатовском, но умерла два года назад. И с тех пор Любу они не видели.

   Оказалось, что девушка теперь работала фельдшером в районной станции скорой помощи.

   - Любочка, - расплылись в скупых улыбках старушки.

   - Здравствуйте, бабушки.

   Деловитым шагом приблизившись к умершей, фельдшерица тщательно её осмотрела и задумчиво сказала, последовавшему за ней участковому.

   - Теперь всех умерших, независимо от возраста, приказано везти в морг на вскрытие, но я и сейчас могу сказать - что-то здесь не так. Трупные пятна чересчур интенсивно окрашены.

   Петр Григорьевич лениво отмахнулся:

   - Выпить покойница любила.

   - Помню, - сухо заметила девушка, - но это больше похоже на отравление.

   - Может, грибов каких-нибудь наелась?

   - Всё может быть, и всё же на месте патологоанатома я обратила бы на них особое внимание.

   В комнату протиснулись подружки покойной и Люба замолчала, принявшись заполнять сопроводительные документы.

   - Найдите мне СНИЛС и паспорт.

   Старухи принялись неторопливо рыться в вещах умершей - разыскав очередную бумажку, подслеповато рассматривали её на свет.

   - Кажись, не та! Очки дома забыла.

   - Бабушки, СНИЛС - это ламинированный прямоугольник зеленого цвета.

   - Сами знаем, - огрызнулись старушки, - квитанцию мы ищем. Покойница заказала плазму и как раз сегодня должны были привезти. Надо найти бумажку с телефоном магазина.

   - Потом найдете, а сейчас нужно документы оформлять.

   Но бабки упрямо продолжали искать квитанцию, и тогда Люба сама залезла в коробку с бумагами и извлекла оттуда СНИЛС.

   - Всё. Можно выносить.

   Хоть Евдокия Федоровна и была сухонькой старушкой, носилки получились тяжелыми. Водитель "труповозки" и сотрудники ритуального агентства изрядно намучились, пока дотащили их до машины.

   Между тем, старушки вышли на крыльцо. Клавдия Петровна (которую все звали Клавушкой) возилась с замком, и Люба краем уха услышала, как они обсуждают, что делать с тремя котами и собакой покойной Фёдоровны.

   Пёс Полкан прекрасно знал соседок, поэтому, не обращая внимания на покидавшую дом покойную хозяйку, увивался вокруг Анны Васильевны, умильно заглядывая ей в глаза и изо всех сил виляя хвостом.

   - Глянь, Васильевна, как Полкан-то к тебе подлизывается. Наверное, новую хозяйку выбирает.

   - Да я на завтрак оладьи жарила, вот он и учуял, стервец, что маслом пахнет. А взять его не могу. Будут с моей Жужкой щенков плодить.

   - Твоя Жужка от старости давно уже ослепла. Куда ей щенков рожать?

   - Для этого глаза не нужны.

   - А кто котов возьмет?

   - Только не я, - отказалась Софья Никитична - самая молодая из старожилов Филатовского, - Сами знаете, чихаю от котов, и глаза слезятся.

   Проводив машину с телом покойницы, Люба подошла к старушкам.

   - Кто-нибудь из вас знает, ела ли Евдокия Федоровна накануне грибы?

   - Она их не любила, - после некоторого раздумья ответила Клавушка, - живот пучило. Да и откуда грибам в эту пору взяться? Холодно уже.

   - А что случилось, Любочка, - поинтересовалась Баба Груня. - Думаешь, Федоровна поганок налопалась?

   - До вскрытия не могу сказать.

   Старушки проводили задумчивыми взглядами "скорую" и машину участкового.

   - Ну, вот и осталось нас шестеро.

   Почему-то смерть Фёдоровны не выходила из головы Любы. Казалась странной: 'Чем она могла отравиться?'

   Через три дня, когда девушка вышла в смену, она поспешила найти приятеля - тоже фельдшера Женьку Свистунова, который, вдобавок, подрабатывал ещё и санитаром в морге.

   - Слушай, я бабульку из Филатовского на вскрытие привозила, и в акте указала, что смерть похожа на отравление. Ты ничего об этом не слышал?

   - Ты оказалась права. Бабулька была отравлена крысиным ядом. Я сам был на вскрытии - желудок весь изъеден отравой. Может, она того... сама?

   - Крысиным ядом? За что же это Федоровна себя так невзлюбила? К тому же плазму ей должны были в тот день привезти.

   - Ну, не знаю... по крайней мере, участковый такую версию выдвинул.

   Весь день, даже выезжая на вызовы, Люба не могла выкинуть из головы происшествие в Филатовском и, сменившись, позвонила Петру Григорьевичу.

   Тот не смог скрыть удивления.

   - Да что это вас, Люба, так смерть старухи тревожит? Ну, съела...

   - Так ведь крысиный яд. Петр Григорьевич, я её с детства знаю - не могла она сама отравиться. Как-то мне не по себе. Наверное, вас в Филатовский допрашивать старушек пошлют?

   Петр Григорьевич вздохнул.

   - А кому же ещё по филатовской грязи таскаться? Мне, хоть и не люблю я это старушечье логово. Эксперт со следователем в доме Лободы ещё третьего дня побывали. Начальство сегодня на планерке по голове настучало - мол, чего сидишь: иди, разберись, выясни. Может, кто-то что-то знает. Ох, Люба, когда подозреваемым в преступлении в среднем лет восемьдесят, их не вызовешь повесткой в прокуратуру. К тому же ни в одном учебнике криминалистики не описано, как взять свидетельские показания у гражданки, которая одновременно глухая, слепая, страдает склерозом и деменцией. Филатовские бабки не столь безобидны, как кажутся.

   Уж кому как не Любе было об этом знать - она их всегда боялась.

   В своё время девушка немало вытерпела от пожилых гарпий. Бывало, бабок хлебом не корми, но дай сказать при встрече какую-нибудь гадость.

   'Что сутулишься, Любочка? Со стороны глянешь, не девушка - верблюд верблюдом'.

   'Вчера тебя с пареньком видела. Задрыпанный какой-то, плюгавый да пугливый, как заяц. Неужто получше никто не клюнул?'

   А потом ещё спешили нажаловаться Ксении Витальевне на Любу:

   'Плохо ты внучку воспитала: неприветливая, неуважительная, смотрит волком'

   И всё же, она давно знала этих людей. При мысли, что среди них живёт отравитель, у Любы мороз по коже пробегал.

   - Возьмите меня с собой. Вдвоем и веселее, и вам смогу помочь.

   - Ну, если ты этих лешачек не боишься... Завтра отправлюсь на подворный обход. Может, с тобой бабульки будут более откровенными?

   На следующее утро, доехав на дежурной машине до огромной лужи на въезде в посёлок, мужчина и девушка не рискнули проверять её глубину и отправились в Филатовский пешком.