Глава 40 ОСТИН

Мне не хотелось ходить вокруг да около, поэтому когда я подошла к своему дому — дому, из которого собиралась переехать, как только все закончится — я почувствовала пустоту.

Будто дом, в котором выросла, вовсе и не был домом, а лишь хранилищем моих вещей. Я всегда чувствовала пустоту в этом огромном особняке, только никогда раньше не осознавала, насколько сильно. Я ожидала что-то вроде печали или других эмоций, хоть что-нибудь. Вместо этого создавалось впечатление, словно иду в чужой дом.

Квартира Тэтча казалась роднее и уютнее, впервые с тех пор, как я узнала про отца и мать, мне стало по-настоящему грустно.

Грустно, что отец так поступил с нашей семьей.

Грустно, что единственным для него способом прикрыть свою задницу, было обвинить того, кого должен защищать — мою мать.

Но грустнее всего, что я скоро подарю миру новую жизнь, а отец, если не извинится, не будет рядом — я этого не допущу.

Дотянувшись до дверной ручки, я еле сдержалась, чтобы не постучать. Я знала, что он дома, потому что написала ему заранее и сказала, что хочу поговорить.

Мама ушла, я встречусь с ней позже. Она лишь рыдала и извинялась в трубку, словно это была ее вина.

Мы проговорили два часа, и она призналась, что уже подозревала об измене. Но всякий раз, когда набиралась смелости задать вопрос, у отца словно срабатывало шестое чувство, что что-то идет не так, и он приходил домой с цветами, звал ее на ужины и вообще вел себя лучше. Она убедила себя, что он просто переживает кризис отношений.

Бедная мама. Она заплакала сильнее, когда сказала, что однажды даже последовала за ним на встречу.

Ох, воистину, яблочко от яблони недалеко падает.

В этот момент я, наконец, поняла, что мама притворялась не потому что ей нравилось жить в иллюзии идеального мира, а потому что она хотела защитить меня.

Так же, как и Тэтч.

Но иногда любви недостаточно. Ее любовь к моему отцу не удержала его от измены.

И, возможно, основной причиной было то, что отец любил нас на свой манер, но не настолько, чтобы поставить наши интересы выше собственных. Я отказывалась от подобной любви, которая лишь наполовину. Может, поэтому я не хотела отпускать Тэтча — он украл мое сердце безвозвратно. Поэтому я боролась, и хотелось бы думать, что мы оба выиграли.

Я повернула ручку и покрылась мурашками, когда вошла внутрь и увидела отца, сидевшего за завтраком с кофе и газетой в руках.

Сколько раз я наблюдала по утрам такую картину?

И сколько раз, проснувшись, заставала записку, в которой сообщалось, что он уже ушел?

Слишком мало было дней, когда утром он сидел за столом. И слишком много, когда отсутствовал.

— Папа, — прохрипела я.

Он повернулся. Его глаза были печальными, но потом железная решимость заменила все остальные чувства в них.

— Тебе виднее.

— Вау, — я подняла руки. — Я тоже тебя люблю?

— Я говорил, что этот парень доведет тебя до беды. Теперь посмотри на него, спит и с моей женой, и с дочерью.

Это была ложь. Я знала.

И он тоже.

— Мне все известно, — я потянулась к его руке.

Он отдернул ее.

— Не знаю, о чем ты говоришь, — бросил взгляд на часы. — У меня встреча через несколько минут. Тебе что-нибудь еще нужно?

Я глубоко вдохнула.

— Скажи мне правду. Большего мне не надо.

Он посмотрел на кофе, а потом поднялся.

— Правда, что твоя мать не была мне верна.

— Папа, — тело напряглось, но я старалась не показывать этого. — Она не изменяла. Ты это знаешь.

— Нет, — он исступленно замотал головой. — Все так считают, пусть все так и остается.

Он двинулся к выходу.

— Это того стоит? — бросила я ему в спину. — Быть мэром? Баллотироваться на государственную должность? Это стоит того, чтобы потерять семью?

На долю секунды он опустил голову, а потом выпрямил спину и бросил через плечо:

— Я люблю тебя, малышка.

— Докажи это, — прошептала я.

В ответ была тишина и щелчок закрывшейся двери. Я не плакала. Хотела. Но не собиралась удостаивать его слез.

Вместо этого я подождала в напряженной тишине, а потом очень медленно направилась в свою комнату и принялась складывать вещи в коробки.

Мое детство было разрушено, и я не знала, почему. Не похоже, что у меня было идеальное воспитание, а теперь розовые очки спали с глаз и хрустнули под ботинками отца.

Глубокая печаль поглотила меня. А потом решимость.

Стать лучше. Не лишать своего ребенка жизни, полной любви и счастья. Я не собиралась дарить ему подарки, если заработаюсь допоздна, или веселые поездки с друзьями из-за того, что у меня не будет времени на отпуск всей семьей.

Когда я оглядела все фотографии в комнате, то удивилась, обнаружив на большинстве из них себя с Эвери, а на некоторых даже с Лукасом.

А потом здесь появился Тэтч. Отсутствующая деталь.

Я взяла старого плюшевого мишку и бросила его в коробку для благотворительности.

А потом схватила другую коробку, которую хранила в комнате на случай долгожданного переезда, и медленно принялась кидать в нее обувь, одежду, фотографии, осколки прошлой жизни, которые заслуживали оказаться в новой жизни с Тэтчем.

Я не осознавала, что плакала, пока сильные теплые руки не обняли меня и не опустили на ковер.

Тэтч с полчаса держал меня на руках, пока я выплакала все слезы из-за отца. Когда я подняла взгляд, лицо Тэтча было таким нежным и красивым.

Кто мог знать, что встретишь любовь всей своей жизни после секса на одну ночь и сумасшедшей игры в Марио.

— Мне жаль, — он нежно поцеловал меня в лоб и отстранился. — Почему бы нам просто не собрать все, что тебе нужно, а потом продолжим?

Кивнув, я встала, оперевшись на протянутую руку.

С глупой улыбкой он оглядел мою комнату, а потом издал смешок.

— Эй! Что смешного?

— Ты врушка! — он подошел к одному из плакатов. — Ты знала, кто такой Энрике Иглесиас!

Я посмотрела на него наивными глазами и произнесла:

— Кто твой герой, малышка?

— Вот как. — Он кинулся ко мне, поднял меня на руки и принялся щекотать. — Ты сказала, что не знаешь эту песню!

— Мне хотелось посмотреть, — выдавила я сквозь смех, — как ты будешь петь ее!

— Я был пьян!

— Ты был превосходен.

— Я блевал все утро.

Я сморщила нос.

— М-да, ну ладно, может, не в этой части.

— Ты просто ужасный человек, ты понимаешь это? — Он опустил меня на пол, продолжая улыбаться, когда светлые волосы, как у серфера, упали на его лицо.

— Ты все равно меня любишь.

— Верно.

— И ты действительно мой герой.

— Нет, — он посерьезнел, коснулся поцелуем губ, а потом положил ладонь на мой живот. — Ты мой.