Затем, больше двух часов обсуждали дела внутренние. Королев, недавно ставший лауреатом Сталинской премии первой степени и кавалером Ордена Ленина, доложил подробности об успешном запуске изделия Р-7 с полигона Капустин Яр, и расчетную массу для спутника, в предстоящем запуске уже с нового, пока еще строящегося, Байконурского космодрома.

Затем слово взял Лебедев о достижениях своего молодого министерства, после чего разгорелся жаркий спор, какие именно блоки в первом спутнике размещать. Павел Анатольевич Судоплатов довольно быстро выяснил, что пока эта козявка для его ведомства ничем не интересна. Все слишком мелко, дорого и ненадежно. Нужный ему спутник по прикидкам Лебедева был бы размером с центральное здание МГУ, но утешил, что наука на месте не стоит, лет через десять она и это осилит.

Десять лет — это очень долго, Павел Анатольевич, сразу охладел к ученым спорам, в которых очень живое участие принял сам товарищ Сталин и погрузился в мечты о будущем. Космос — это конечно очень увлекательно, но история сегодня творится на Земле. А на Земле сегодня как раз наступает время Ч, очень умело срежиссированное товарищем Сталиным. Гениально срежиссированное, чего уж там скромничать, осталось только не испортить сценарий бездарным исполнением своих ролей.

Нет, за своих "ребят" Судоплатов был уверен на сто один процент, но вот эти соплежуи дипломаты всегда умудряются сделать из Победы ООН. "Хотя, этот молодой[4] вроде бойкий. ООН распустил руками самих же американцев, может и сработаемся…"

"Ага, наспорились головастики, о чем эта козявка пищать будет, похоже начинается самое интересное…."

Сталин начал издалека.

— Товарищи, пользуясь своими полномочиями, добавляю в повестку дня два вопроса. Товарищ Поскребышев, раздайте пожалуйста проект "Красный-бис" и распорядитесь приготовить нам чай. Разговор предстоит длинный.

Поскребышев разложил перед каждым заседающем по пачке листов плана из двенадцатой, по внутреннему учету, папки и степенно, словно учитель из озадаченного класса отправился распоряжаться чаем, способствующим ускорению учебного процесса, для малоразумных отроков сих.

— Ознакомились? Итак, товарищи, на лицо серьезная проблема — партийный контроль беспомощен, при нынешнем течении нас обязательно вынесет на троцкистско-мелкобуржуазную мель, которая погубит все наши труды.

Я заранее понимаю ваши сомнения. Секретарь ЦК по вопросам партийного контроля получит очень большую Власть, но на данном этапе социального развития нашего общества — это для нас совершенно необходимый институт власти. Предлагаю назначить Секретарем ЦК и Председателем создаваемого Высшего Партконтроля Судоплатова Павла Анатольевича. Единогласно. Спасибо, товарищи! Надеюсь, и последний вопрос мы решим без излишних прений.

Спасибо за чай, товарищ Поскребышев, раздайте пожалуйста из папки "Тринадцать-два-четыре" и на всякий случай распорядитесь чего-нибудь покрепче чая.

Ознакомились, товарищи? Как видите, я стал допускать слишком много ошибок. Последствий этих ошибок нам удалось каким-то чудом избежать, но вечно нам так везти не будет. Товарищи, я принял твердое решение уйти на покой. Не спорьте, вы меня ничем не переубедите, и не испугаете. Если для Дела будет нужен мой уход из Партии, я из нее выйду не смотря на все ваши запреты. Я уже слишком стар для такой нагрузки, и просто с ней не справляюсь. Ничего, товарищ Маленков, если вам понадобится меня показать как иконку китайцам, или корейцам, покажусь, не рассыплюсь.

Закончили прения?

Товарищи, предлагаю избрать Генеральным секретарем ЦК КПСС Константина Константиновича Рокоссовского. Кто за? Единогласно. Спасибо, товарищи! Горжусь тем, что был вашим вожаком.

Ну, мне пора на радио, а вы еще поработайте. До свидания, товарищи!

Иосиф Виссарионович Сталин на стал дожидаться ответных речей, кивнул Поскребышеву на Рокоссовского, развернулся и… вышел на пенсию. Тишина провисела минуты три, наконец Рокоссовский очнулся и заметил замершего с какой-то папкой Поскребышева.

— Что у вас, Александр Николаевич?

— План предстоящей работы товарища Сталина. И мой рапорт, товарищ маршал.

— Рапорт отставить как минимум на три месяца. Без вас мне будет сложнее, чем без рук. Кабинет товарища Сталина предлагаю сделать музеем, а пока просто опечатать, перебирайтесь ко мне, Александр Николаевич. И распорядитесь пожалуйста насчет "чего покрепче", товарищ Сталин был прав, действительно не помешает.

Поскребышев внимательно поглядел Рокоссовскому в глаза, что-то там разглядел, и отреагировал в итоге как на приказ самого Сталина, молча кивнул и неслышно отправился исполнять. Опять повисла тишина. Молча выпили не чокаясь. Брежнев почти сразу налил себе вторую. Вторая сработала, Леонид Ильич нарушил тишину.

— Товарищи! Предлагаю включить в состав Бюро ЦК Сталина-младшего.

Рокоссовский глубоко вздохнул и тоже повторил "чего покрепче". Наконец попустило и его.

— Хорошо бы, но он точно откажется. Будем настаивать — откажется со скандалом. Он бредит космосом, и мечтает туда слетать внутри той штуки, которую мы сегодня обсуждали.

На это отозвался Королев.

— О том, что человек выживет в космическом полете, мы знаем только со слов… Старшего.

— Он тоже. И он Ему верит. И я верю. Давайте на этом сегодня закончим, товарищи. Пойдемте слушать радио. Заявление сделаем завтра.

Павел Анатольевич, прошу ко мне, обсудим график товарища Сталина, ему ведь нужно безопасность обеспечить каким-то образом.

16 мая 1953 года. Филадельфия, Офис председателя правления Пенсильвания Инвест Финанс Холдинг.

Майкл О Лири давно перестал опасаться своего коммерческого партнера. Нет, совсем не от того, что О Лири возрос из простого бандитского пахана до председателя правления крупнейшего банка штата Пенсильвания, тертый жизнью ирландец прекрасно сознавал, что собственно его заслуг в этом не было никаких. Захотел бы мистер Родригес увидеть в этом кресле придурка О Салливана, который подает в пабе пиво — быть придурку председателем. Майкл О Лири просто перестал воспринимать своего компаньона в качестве живого человека, которого можно просто убрать, решив проблему. Теперь мистер Родригес воспринимался им как функция, от которой невозможно избавиться, да и не хотелось, откровенно говоря…

Чуть больше двух недель прошло с момента их знакомства, и это, казалось бы, ничтожно малый срок, но жизнь ирландца успела перемениться кардинально. Не только внешне, он и внутренне стал другим, он смирился и признал себя частью чужой системы. И страх сразу ушел. Да, наверняка это комми, только они могут так равнодушно и даже брезгливо относиться к самому святому что есть у американцев — к деньгам. Да нет, это не наверняка, а точно комми, и это у них заразное. Майкл О Лири прервал равнодушное наблюдение за разгружающимся во дворе банка очередным грузовиком "ЮПиэС". Малыш О Брайен доложил, что сегодня привезли "Джексонов"[5], а значит судя по грузовику, миллионов тридцать-тридцать пять..

Без одной минуты одиннадцать Майкл О Лири поднялся из кресла и направился к дверям своего огромного кабинета. Ровно в одиннадцать он приветствовал вошедшего в кабинет компаньона крепким рукопожатием. Присели к журнальному столику, очаровательная секретарша подала кофе.

— Я вижу, что вы чем-то озабочены, мой друг. Могу я вам чем-то помочь?

Майкл О Лири протянул компаньону утренний выпуск Фаладельфия Бизнес Ньюс, с главной мировой сенсацией на всю первую полосу. Сталин ушел в отставку!

— У нас не начнутся проблемы, vashe blagorodie?

Блеснул прозорливостью и остроумием Майкл О Лири, специально выученной фразой. Комми посмотрел на него с таким искренним изумлением, как будто вдруг заговорило полено и совершенно невежливым образом заржал.

— Извините, сеньор! У вас такой забавный акцент, что я даже не сразу понял. Во-первых — vysokoblagorodie, а во-вторых — это устаревшая форма обращения. Теперь я tovarisch podpolkovnik.

К делу. Это никак ни на что не повлияет. У нас не такая идиотская форма правления, где у власти специально меняют партии, чтобы потом не исполнять данных народу обещаний. Действуем по плану. У политиков свои резоны, наше дело бизнес, дорогой сеньор О Лири.

Разве у вас есть причина считать себя обделенным? По-моему, вам принадлежит уже половина промышленных активов Пенсильвании.

— Это так, мистер Родригес. Просто я хочу заострить ваше внимание, как бизнес партнера, что половина промышленных активов Пенсильвании приносят и половину чертовых убытков чертовой промышленности чертовой Пенсильвании. Если бы сегодня не пришел ваш "ЮПиэС", послезавтра нам пришлось бы банкротиться.

— А почему бы он вдруг не пришел? Неужели я дал вам повод сомневаться в моих словах, сеньор О Лири?

— Нет, ни разу ни тени повода. И верите-нет, я нисколько не переживал. По-моему, ваш коммунизм заразен. Но я ответственный партнер и докладываю вам истинное состояние дел холдинга.

— Продолжайте покупать, сеньор. Только промышленные активы, добыча и производство. Об убытках не беспокойтесь, они предусмотрены и просчитаны компетентными людьми, пусть у них голова и болит. Наше дело — делать Наше дело.

Я выражаю полное и искреннее довольство всеми вашими действиями в качестве партнера. У меня тоже нет ни тени повода усомниться в вашей профессиональной пригодности и честности. Могу я перейти к тому делу, по которому сегодня к вам пришел?

— Извините, мистер Родригес! Я весь внимание.

— Благодарю вас, что учли мои пожелания, и не использовали своих людей в решении скользких вопросов. Мы привлекали итальянских бандитов вовсе не для того, чтобы истратить лишние деньги, которые могли сэкономить, а чтобы уберечь борцов за свободу Ирландии от сомнительных пятен в репутации.