IX ПЕРВОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ВО ФРАНЦУЗСКОМ ТЕАТРЕ В 1842 ГОДУ
19 января 1842 года во Французском театре давали Сида.
Мадемуазель Рашель, игравшая уже четыре года, успела создать одиннадцать ролей, в числе которых были: роль Камиллы, Гермионы и Есфири.
Ее дебюты начались при почти пустой театральной зале. Теперь же, эта самая зала давала шесть тысяч сбора — сумма громадная для того времени.
Знаменитая артистка пользовалась в эту минуту громкой славой и каждое ее появление на подмостках было событием.
На представление Сида собрался весь Париж. Представители политики, финансов, искусства, литературы, театра — все толпились в здании театра.
Литература сосредоточилась у оркестра и видимо распадалась на две партии.
Из классиков наиболее заметны:
Старик Мун из Французской академии, автор «Велизария» и «Силлы».
За ним баснописец Ивенс, служивший мишенью «молодежи».
Классики аплодировали Рашель, потому что она играла в трагедии. Но они помнили и предпочитали трогательную Дюшенуа, так хорошо умевшую плакать.
На театральной почве, разделявшей оба лагеря, были заметны:
Превознесенный до небес Скриб, избалованный общественным мнением и уже миллионер.
Спокойный и насмешливый Жюль Жанен, испускавший остроты, чтобы облегчить свой переполненный ум. Довольный самим собой, он снисходительно относился к другим.
На скамьях романтизма первое место занимал Теофиль Готье, гордо потрясавший своей львиной гривой.
Он и тогда уже славился как скульптор стиля. Но на нем не было красного жилета, блиставшего во время битвы за «Эрнани».
Рядом с ним виднелся продолговатый, изящный профиль певца Роллы.
Дальше — широкие жесты, курчавая голова, откровенная улыбка знаменитого рассказчика Александра Дюма.
И классики и буржуа единодушно осуждали его великодушно-беспорядочную жизнь, но все невольно поддавались очарованию его ума и веселости. Все читали его романы и аплодировали его драмам.
Вещь редкая — Дюма оставил после себя сына.
За ним виднелся могучий профиль Бальзака, уже успевшего примириться с неудачей, постигшей на подмостках его Вотрена.
Он верил уже в свою звезду, так как держал в руках все нити своей колоссальной «Человеческой комедии».
Около литераторов группировались живописцы, также разделившиеся на партии.
В то время еще не было и речи о реалистах и импрессионистах, но были сторонники колорита и световых эффектов.
На представлении присутствовали главы обоих партий.
Один — величественный и спокойный, как Гомер.
Другой — нервный и задумчивый, как шекспировский Гамлет.
За шумной толпой живописцев виднелась сравнительно более спокойная группа музыкантов.
То были: Адольф Адам, несомненный талант, остроумный и веселый собеседник. Прежде всего бросались в глаза его черная борода и очки. Он явился, чтобы заставить себя полюбить трагедию.
Гектор Берлиоз, непризнанный гений и желчная натура, с орлиным профилем и волосами, похожими на лес, над которым пронеслась бури.
Дальше теснились рисовальщики.
Остроумный Гранвиль, элегантный, глубокий Гаварни — портретист enfants terribles и состарившихся лореток.
Писатель, рисовальщик и актер Анри Моннье и многие другие.
В ложах напротив сцены сияли красотой: красавица графиня Л., до безумия любимая принцем крови, и госпожа Г., называемая десятой музой.
Муж последней обладал ничтожным литературным талантом, но составил себе состояние во сто тысяч ливров годового дохода.
Рядом блестели две звезды хореографического искусства: сестры Тереза и Фанни Э., из которых одна вышла замуж за короля.
Певица К., бывшая королевой Кипрской в опере и сделавшаяся последовательно графиней, герцогиней и принцессой.
Полусвет так же имел своих представительниц в лице мадемуазель N. из театра Гимназии и госпожи О. из Варьете.
На краю балкона сидела личность, долго занимавшая собой публику театров и прозванная «персиянином».
В высокой шапке, с длинной бородой и большими черными глазами, он привлекал немало лорнеток.
За несколько минут до поднятия занавеса отворилась ложа бенуара и ее заняли два молодых человека.
Их изящество и красота тотчас же обратили на себя внимание многих женщин.
Господин Дюран занимал место в партере и не покидал глазами ложу бельэтажа, которая была еще пуста.
Величественная и вместе естественная поза великой актрисы, ее благородная осанка и гармонический, глубокий голос не привлекали внимания старика.
Господин Дюран приехал в театр не ради удовольствия, а ради эксперимента, весьма для него важного.
Он сразу понял, что Рожер и княгиня Валицкая должны были встретиться когда-либо.
Он хорошо понимал также, что было бы гораздо лучше, если б эта встреча произошла в его присутствии.
Он имел бы тогда возможность взвесить все шансы опасности и принять нужные предосторожности.
Быть может, ему удастся даже руководить событиями, пока Рожер находится еще в состоянии апатии.
Господин Дюран предположил, что княгиня, вероятно, будет присутствовать на первом представлении.
Он навел все нужные справки и узнал даже, какую ложу оставила за собой княгиня и устроил так, что ложа Рожера находилась как раз напротив.
Однако, время шло, а ложа все еще оставалась незанятой.
Доктор начинал беспокоиться. Неужели что-либо могло задержать княгиню? Неужели она переменила свое намерение и не приедет в театр?
Началось уже, среди рукоплесканий, четвертое действие.
Родриг начинает рассказывать о сражении, данном им маврам, о воинах, которых ему удалось вовлечь в битву, о страхе, обуявшем врагов, об их безумном бегстве и криках ужаса, доходивших до небес.
Эти воинственные образы произвели сильное впечатление на ум Рожера.
Он наклонило я к сцене… все тело его трепещет… Он с силой сжимает руку Самы… Эти битвы… эти победы… мечты принимают образ действительности… приподнимается завеса, скрывавшая от него прошедшее…. взгляд его оживляется… Его решительное, самоуверенное лицо ясно показывает, что он сделался прежним Рожером.
Сама радуется этому превращению. Она сравнивает в своем воображении Рожера с Сидом.
Они видят вместе ослепительное небо Индии. Они снова берутся за начатое дело. Они оба царствуют над свободным народом.
Но раздается стук двери и шелест платья. Все зрители приподнимают головы.
В ложу авансцены вошла женщина и кокетливо уселась у барьера, зная, что обратила на себя всеобщее внимание.
Она села и грациозным движением спустила с плеч свою атласную, на горностае, накидку.
Талия и грудь ее были очаровательны. Черное бархатное платье застегивалось пуговицами из опалов.
Незнакомка поправила крохотной ручкой свои золотистые белокурые волосы под белой, шелковой шляпкой.
На руке ее блеснули в это время браслеты с алмазами и бриллиантами чудовищной величины.
Но более всего поражала в этой женщине ее причудливая красота.
У нее был матовый цвет лица, яркие черные глаза, составлявшие странный контраст с цветом ее волос.
Ее маленький рот с полными, хорошо очерченными губами поражал своим ярким пунцовым цветом.
Появление этой незнакомки произвело всеобщее впечатление.
Все головы склонились в ее сторону. Тысячи лорнеток направились на нее. По зале пробежал сдержанный шепот восторга.
Но ничто не могло сравниться с тем впечатлением, которое произвело ее появление на Рожера.
Он первым увидел и угадал ее. Ослепленный и очарованный этой женщиной, он не сводил с нее страстного взгляда.
Его еще неокрепший ум совершенно позабыл впечатления предыдущей минуты. Воинственные видения, мечты о славе — все исчезло. Его огненный, неподвижный взгляд сделался почти безумным.
Напрасно Сам старался привести его в менее возбужденное состояние.
— О Сам, — повторял он в каком то экстазе, — как прекрасна эта женщина!
Сам отворачивал голову, чтобы скрыть выражение горести, отражавшееся на его лице.
В эту минуту княгиня увидела Рожера. Она откинулась назад движением, полным удивления.
На прекрасном лице ее промелькнуло выражение желания и ненависти.
Но это длилось не более секунды.
Черты лица женщины с опалами снова приняли выражение спокойной красоты.
Она обернулась назад и сказала несколько слов женщине, которую, судя по ее простому туалету, можно было счесть за субретку.
Та тотчас же вышла из ложи и вернулась только через несколько минут.
Все это произошло чрезвычайно быстро, но ни малейшая подробность не ускользнула от доктора Дюрана.
Он вышел во время антракта и стал прохаживаться по коридору, в который выходила ложа Рожера и Самы.
Какой-то человек с желтым лицом, в зеленой ливрее, пристально смотрел на ее дверь.
«Я ожидал этого! — подумал господин Дюран. — Она распорядилась через камеристку. Этому лакею приказано следить за Рожером и узнать, где он живет».
Представление кончилось.
Зрители начали медленно выходить из залы.
Они надевали шубы и уходили в выходную дверь.
Все лестницы были запружены народом, любовавшимся на хорошеньких женщин.
Несмотря на настояния Сама, Рожер во что бы то ни стадо хотел дождаться выхода незнакомки, очаровавшей его своей красотой.
Наконец, она появилась и грациозно двигалась вперед, ни на кого не обращая внимания.
— Какие глаза! — говорили мужчины.
— Какие бриллианты! — восклицали женщины.
— Это княгиня Валицкая. Ее опалы стоят миллионов.
Проходя мимо Рожера, княгиня окинула его быстрым взглядом.
В ярких глазах ее блеснула жестокость.
Она перенесла свой взгляд на Сама и лицо ее приняло странное выражение.
Жесткие глаза приняли выражение бесконечной доброты и кротости.
Она остановилась на минуту в непонятном волнении.
Потом, сделав над собой усилие, она направилась к выходу и села в карету, сопровождаемая своей горничной.
Вороные лошади помчались стрелой.