Изменить стиль страницы

98. Кобыльи яйца

Пошел поп по базару. А до этого все ходили у него работники да попадья, он больно-то и не бывал. Смотрит: арбузы лежат, — а он и не видал никогда арбузов. И спрашивает у продавцов:

— Это что за яйца, чьи это яйца такие?

Ну, тем смешно стало, что он арбузы яйцами называет. Они говорят:

— Да это лошадиные.

Поп говорит:

— А я давно хотел, чтобы у меня две лошади были, давайте мне парочку.

И купил два арбуза. А еще спросил: «А как их высиживать?» — «Да так же, как курица высиживает яйца: их нужно нагревать, сидеть на них три недели, и из них вылупятся маленькие жеребята. Надо будет этих жеребят так же, как цыплят, кормить, и они вырастут и будут лошадки». Понравилось попу, что так легко можно жеребят вырастить. Он принес эти арбузы домой, нашел сито, постелил в него соломки, положил эти арбузы и, чтоб тепло было, поставил их на печку в уголок, а сам сверху сел, чтоб парить, как курица. И не стал на службу выходить.

Неделю сидит, парит, вторую неделю сидит, парит. А люди удивляются: «Куда у нас батюшка девался, почему на службу не ходит?» И спрашивают попадью:

— Где у нас батюшка, почему это он не стал на службу выходить?

— Да он, — говорит попадья, — болеет, не может выйти.

— Ладно, — говорят миряне, — раз батюшка болеет, надо сходить его попроведать.

Сказали матушке, что попроведать придут, а матушка попу передала. Он говорит:

— Нет, ты пока не пускай ко мне никого: я только две недели просидел, значит, еще надо неделю сидеть.

Ну, а люди все равно волнуются: как же это мы не попроведаем батюшку, больного такого? И вот собралось много людей около дома, все похаживают, поглядывают, а попадья их в дом не пускает. А поп испугался, что кто-нибудь все же зайдет и увидит, что он сидит, яйца выпаривает, и решил сбежать от людей-то. Привязал это лукошко к себе, чтобы яйца-то не остыли, и побежал в лес.

А люди-то уследили и следом побежали: мол, неладно что-то с батюшкой-то, побежал он куда-то, в уме ли он?

Поп видит, что люди-то за ним идут, не знает, куда деваться. Взял и на елку залез. Сидит там в гуще, посматривает. А они уже ближе подходят, люди-то. Поп решил получше припрятаться, и у него лукошко-то за сучок задело и оторвалось. И арбузы оттуда выпали. А под елкой этой в чаще[76] зайцы сидели. Зайцы-то выпрыгнули и побежали, а поп подумал, что это уже у него жеребята выпарились и разбегаются. Ему жалко, что он столько труда потратил, столько сидел, он с елки соскочил и бежит, кричит:

— Тпру, тпру, стойте, я ваша мать; стойте, не убегайте, я ваша мать!

А люди смотрят: что такое, почему он кричит, бежит? Окружили его, поймали, думают: не с ума ли он сошел. А поп им:

— Не трогайте меня. У меня жеребята побежали. Я их высидел. А теперь должен их воспитать.

— Да где, — говорят, — жеребята-то?

— Да вон бегут, беленькие такие, светленькие.

— Да это ведь зайцы!

— Как зайцы? Я ведь жеребят высиживал.

Рассказал поп, как он кобыльи яйца на базаре купил и как их высиживал, а люди рядом арбузы разбитые нашли и стали смеяться над батюшкой, «Вы уж не говорите никому», — попросил поп мирян.

И стал он снова жить-поживать и добра наживать.