V СБОРЫ К МИРОВОМУ
Кирпичная изба Краюхина, покрытая вприческу, стояла среди деревни, дворов через пять от дома невесты: раскрашенные ставни, узорчатое крыльцо с скворечницей, пустые ульи на завалинках, несколько тележных станков — все говорило о зажиточности хозяина. В сенях стояло исполинское корыто для свиней, выдолбленное из столетнего дуба; на стропилах и переметах висели мешки с салом, окорока ветчины, дубленые овчины и пр.
Пришедши в избу с женой, Краюхин бросил шапку на нары и сел подле стола. Жених спал на полатях.
— Нет, я этого дела не оставлю! — говорил хозяин, стуча кулаком по столу, — все имение просужу, а не поддамся… Ноне же поеду к мировому…
— Посудись, попытай, — возражала хозяйка, — благо у тебя скирдов много… Гляди, как бы чего хуже не было… вон пастух-то грозит красного петуха подпустить; ты думаешь, он своей головой подорожит! Беды — горе! У него всего имения — кнут, а у тебя, может, тысячи… Что ему острог? Он просидел свое время, и опять вот он! Ох! — заключила хозяйка, сложив руки на груди, — избави, царица небесная…
— По-твоему, стало быть, все дело бросить? — говорил Краюхин, — цалковых на двадцать огрели да срамоты наделали — тебе этого мало?
— Не проводи с этими судами поболе… — отыскивая кудельку, заметила хозяйка, — бывает, истратишься, а по-твоему ничего не сделается… В суд тоже — завяжи в узел, да и ступай туда…
— Стало быть, и Ваньку не надо женить. Кто ж будет работать-то? Баб вовсе нет!..
— Женить-то женить, — отвечала жена, — как бы греха не было: ты вишь, господь свое строит: никак третью невесту запиваем, а все нет толку: малый сам того не стоит, что пропили… Кто пойдет за него? Ты вишь, совсем дурак… какая на него польстится?
В ответ на все это с полатей раздавалось громкое, беззаботное храпенье хозяйского сына.
В задумчивости, побарабанив пальцами по столу, Краюхин подошел к полатям, дернул сына за волосы и сказал:
— Эй! тебе только спать?
— Чаво? — протирая глаза, буркнул парень.
— Слезай оттуда! — крикнул отец, — небойсь лошадям пора давать корму…
Иван, с красным длинным лицом, светло-русыми волосами, высунутым языком и белыми едва пробивающимися усами, неторопливо подошел к столу; глядя на отца мутными серыми глазами, он проговорил:
— Я давал…
— На вот платок от невесты, — сказал Краюхин.
— А! малый… Это я у кабаке на шасту видел… — с усмешкой разглядывая платок, сказал Иван. Затем он высморкался и сел на лавку.
— И господь таэ на нас навязал! — проговорила мать, качая головой, — покуля мы с тобой будем маяться?
— Бать! а что ж, колоду-то надо вытащить… — сказал Иван.
— Ах ты господи! — говорила хозяйка, глядя на сына, — и родимец его расшиби — еще спит!.. кабыдто не до него дело…
— Будет тебе ругаться-то, — возразил Краюхин жене, — сама небойсь родила его… Что ты чешешься, дурила! — обратился он к сыну, — угри слюни-то… На вас на обоих-то дрова возить. Слышь, Ванька! Ступай, запрягай бурого… Тут сколько ни сиди, ничего не будет.
— Куда это ты? — спросила хозяйка.
— Знамо куда! к мировому! — поднимаясь и отыскивая шапку, сказал Краюхин, — сбирайся скорей! Навалился малый… одних колес что истреплешь…
Между тем на крыльце у Краюхина собралась толпа мужиков, бывших на запое. Тут был и невестин отец, которого сваты уговаривали помириться с Краюхиным и «не заводить лишнего».
— Петруха! ты куда ж? — толковали мужики…
— Что, малый! хочу домой пойти… Ты вишь, дела-то! весь хмель вышибя вон!..
— Экой ты чудной! пойдем! Что ж, пили, пили, так и бросить?
— Да что? У него небойсь вино-то из глаз льется? Шутка ли дело, колько исхарчил… Ну, кабы не Егорка, дело пошло бы как следует…
— А ты слухай, Кузьма! — обратился один к отцу невесты, — мы твоей хлебом-солью довольны… только это дело, я тебе сказываю, не приходится: девке волю давать нельзя!.. тогда и на свете не жить…
— Я уж ее оттаскал на задворке! — объявил невестин отец, — уж и каляная, пропади она! Кричит: руки наложу!
— Слухай-ко, это дело ничего… А вот Краюхин как бы не поехал к мировому! приедет становой… туды сюды… замотают на отделку!.. Пойдем — авось поуладим… Что ж хорошего? Сам знаешь! ведь Егорка — пастух-бездомовник, а тут чего изволишь… всего слава богу! может, птичьего молока нет…
Невестин отец бросил шапку оземь и объявил:
— Эх, братцы! и не знаю, куда прикинуться! сокрушила меня эта девка!
Мужики, пораженные родительским отчаянием, заговорили:
— Вот она что значит дитё-то!
— Эко, братец! ведь одна утроба-то!
— Что говорить! вступил, вскормил; а она вон что!..
— Ну, ребята, пойдем! Евлан, иди!..
Мужики вошли в избу.
— Еще здравствуйте…
— Здравствуйте…
— Слухай, Петрей! — обратился к Краюхину один из сватов, — что ж это будя? пили, стало быть, пили, а толку все нет? Мы погуторить к тебе пришли… Захватили с собой свата Кузьму! Надо чем-нибудь порешить… а то ведь уся деревня сбежалась на срамоту…
— Я сказал слово! — объявил Краюхин, севши опять за стол, — мое слово верное! мы ему покажем петуха!..
— Ну, вот что: поедешь ты в суд… протори да убытки… и больше того пройдет! а лучше как-нибудь промеж себя поладим, мало что говорится… на брань слово не купится…
— Нет, я докажу! — воскликнул Краюхин, — хаить малого?.. Ваньку?.. да он мало того… он всему миру известен!.. Кто кося? кто паша? кто навоз возя? Ведь он вот — он! И, стало быть, девка не стоит? Ишь какая хрелина!.. право!..
— Сват! — сказал отец невесты умоляющим голосом, — ведь это дело девичье… как ты рассуждаешь! Знамо дело, народ молодой, неуч! Я вот сейчас лудил ее на задворке… ты ушел, небойсь ничего не знаешь… Стало быть, ты не судись, хоша она тебе нагрубила сколько-нибудь, уж это дело я покрою… А то нам обоим будет нехорошо!.. Когда я согласился с тобой, дал правую руку, я своему слову не изменю!
— Когда ты дал слово, — подхватил Краюхин, — я всю свою родню созвал к законному делу… честь честью… и никого я не огорчил!.. А, наконец, главное дело невеста выходит и говорит, что то, что не хочу идти!.. и я тепереча остаюсь ни при чем!.. где ж ты был прежде?..
— Экой ты! я со всем усердием отдаваю тебе, — сказал Кузьма, — а ведь это она своей головой выдумала, — что не отец во власти, а дочь во власти стала… По-моему, отец с матерью чем благословит, нужно жить! И господь так велит… а ежели она нашла себе особенного, так я не знал об этой части…
— Слухайте, ребята, — возразил высокого роста мужик с седой бородой, — одно слово, вышла у всех горячка — к примеру, чего спокон веку не бывало… Ты, Петрей, охлынь!.. а ты, Кузьма, не дюже думай об своей девке… вот какая вещия — обойдется!.. Я десятую на варке купил кобылу, помнишь?.. Насилу поймали. Заарканили, я тебе скажу, — того и гляди душенька вон из ней!.. А деньги все отдал! Вот таэ перед богом! (Мужик перекрестился.) Что ж ты думаешь? Кобыла-то какая вышла!.. Сам знаешь, что ж тебе толковать? Колько разов в Москву ездила… А ты об девке толкуешь!.. смотри, обомнется, — какая баба-то будет!..
— Это что говорить! — подхватил один из родственников Краюхина, — ты знай завсягды: коли девка супротивная, — значит, будет добро!.. А то что ступу-то возьмешь? Она ни в куль, ни в воду!.. у ней ступень по рублю…
— Это уж так! — заметил отец невесты, — насчет девки не сумлявайся! Ухожу!.. А уж насчет пастуха — дело не мое! Я его и знать не знаю…
— Ведь вот ты какой алырник[4],— сказал Краюхин, — теперь пьешь, стало быть, и с меня и с Пастухова отца…
— Послухай, Петрей Анисимыч; мы с тобой спознались еще с энтой десятой, ужли ж я тебя променяю на какого-нибудь межедворника? ты сам знаешь, ведь я его не звал к сабе в дом… Неужели ж я какой? Был я на задворке да потом в избу, гляжу, он тут и есть с кошелкой… со всеми припасами… Ну, знамо дело, от двора отгонять не приходится… Завели мы с ним балы… а тут и вы пришли.
Хозяйка подошла к мужу:
— Петрей! — начала она, — будет тебе каляниться! вишь, сваты пришли… подобру-поздорову… к какому-то там мировому! Ведь все тут в собрании: пореши дело, и с богом! как с сватом вы перва запили, так и нужно сходиться… Ты знаешь пословицу: кто первый брак разлучает, тот царствия небесного не получает!..
— Вот что дело, так дело! — заговорили мужики, — а то ноне тоже и в суде за рубль отдать пять… Да не бойсь не прикажут девку срамить сколько-нибудь… А вот что: ты, Кузьма, ступай, зови свою хозяйку и девку захвати, да тут сообча при всем честном народе и порешим дело…
— Ты ее постегал, она небось опамятовалась… поумнела… Говорит пословица: не бить, добра не видать!..
— Что вы! — закричала хозяйка, — разве девку к жениху в дом водят?.. это отродясь не бывало…
— Ничего, Сергевна! толковать еще! Уж коли на срамоту пошли — так и быть!
— Я ее сюда не поведу, — сказал Кузьма, — а отпытаю от ней речи… что она скажет?..
Кузьма вышел.
— Ничего! обойдется, — успокоивали мужики Краюхина, — следовательно, чем она требует? идет в богатый дом!.. об чем ей горевать? А ты, сватенек, покель станови на стол штох! мы засядем… погуторим…
— Погуторим-то погуторим, — в раздумье проговорил Краюхин, — оно, к примеру, хоть и повенчаешь… дальше-то что будет? как бы опосля чего не было?
— Да что ж опосля? жить будет у твоем доме, работать будет… Неужли ж ты пастуха к себе на двор пустишь! А коли такое дело: взял да в суд его!.. волков бояться, в лес не ходить! что такое пастух? что такая за птица? что он, на колесницах, что ль, ездит? Важное дело! Разве он смеет такие слова говорить? ведь это уголовщина!.. всем нам будет беда, не одному тебе, как он подпустит кочета-то!..
Вошел отец невесты и объявил:
— Что, братцы, дело плохо!
— Как так?
— Запировала, бяда! говорит: хоть óсел[5] цепляйте на шею, не пойду!..
— Ты бы ее сукротил…
— Куда тебе! Завертелась в поле, из виду вон!
— Куда ж это она?
— Вихор ее знает! ребята сказывали, побежала по гуменникам прямо к лесу…
— Мотри, малый, это она к Егорке…
— Знамо дело… к кому ж больше?
— Нет, уж их, видно, братец ты мой, не развядешь!