Глава 9

Всю ночь Роберту снилось, что он курсант в полицейской академии и сдает экзамен. Только вместо привычных вопросов его спрашивают, кто такая Нина и какие улики против нее есть у Роберта.

Наутро он проснулся разбитым — мало того, что в голове была каша после вчерашних встреч, так еще и не выветрившийся «Джемесон» отзывался головной болью и тошнотой.

Он решил, что лучший способ помочь себе пережить похмелье — наведаться в офис и заняться раскопками дела пятилетней давности. Была суббота, следовательно, в офисе никого не должно быть и ему не будут задавать лишних вопросов.

В офисе он был к девяти тридцати, но, к своему удивлению, застал там коллегу, Майкла Кофмана, который, похоже, и не уходил вчера вечером: его волосы казались грязными, рубашка помятой, да и лицо было не первой свежести.

— Ты чего тут делаешь? — спросил Роберт.

— Могу тебя спросить то же самое, новичок.

— Я давно не новичок, пора тебе к этому привыкнуть.

— Новичок-новичок, ты только в прошлом году академию закончил.

— Ты не с той ноги встал?

— Нет, я вообще еще не вставал. И не ложился. — Предположения Роберта оказались правдой.

— Так с каким делом ты провел ночь?

— Про этого, Ника Кейва. Что ж еще.

— Нарыл что-нибудь?

— Я думал. Думал-думал и ничего не придумал. Но я бы поделился своими соображениями, если ты принесешь мне кофе.

Роберту стало интересно, до чего докопался коллега, но раскрывать свои карты он не хотел. Если он сам найдет убийцу, то его авторитет в участке вырастет раз и навсегда. А пока он самый младший в этом учреждении, и почти каждый полицейский, особенно детектив Кюмри, считает нужным ежедневно ему об этом напоминать.

Он принес коллеге большую кружку кофе и сел напротив.

— Ну, рассказывай.

— Сцену устанавливали за один день до концерта, так?

— Так.

— Я проверил и узнал, что в день концерта доступ к сцене был только у звукорежиссеров, фотографа, менеджера и артистов. Артистов и их менеджера я уже опросил, вряд ли это они. Все убиты горем. И алиби у них несокрушимые — они все время были вместе и никто не отлучался. Звукорежиссеров было всего двое. Они пока что под подозрением. Один фотограф тоже под подозрением.

— То есть это кто-то из них троих?

— Не факт. Возьмем день до концерта — там доступ к сцене был у монтажников и уборщиц. Сегодня нам нужно будет проверить их всех. Я еще не приступал. Не хочешь заняться?

— Не хочу, но могу.

— А если это кто-то из них? Представь себе, если ты раскроешь это дело! Какое уважение к тебе сразу появится!

— Я не думаю, что это кто-то из них.

— Почему?

— Шестое чувство.

— Ну началось.

— Ладно, я хочу их проверить, доволен?

— Да. — Майкл расплылся в улыбке. — А я поеду домой, посплю, пожалуй.

Он допил кофе, собрал бумаги, которые лежали на столе, и сгреб их в портфель. Снял тапочки, обул уличную обувь и не спеша вышел из офиса. Роберт облегченно вздохнул. Ему не хотелось, чтобы кто-то знал, что он работает над другой версией произошедшего. Он собирался закрыть дело самостоятельно.

***

На столе лежали три стопки сшитых листов — каждая толщиной по три-четыре сантиметра. Роберт заблаговременно сделал ксерокопии материалов по делу Алекса. Он не знал, для чего, но подсознательно догадывался, что они ему пригодятся. Основной объем этих материалов составляли письменные расшифровки бесед Алекса с психотерапевтом. Роберт не читал их полностью, не было смысла. Достаточно было заключения врача о том, что Алекс полностью вменяем. И теперь он был твердо уверен, что ему нужно их просмотреть.

Он листал страницу за страницей, вчитывался в ответы Алекса. В каждой реплике он находил подтверждение тому, что искал: психологические портреты Алекса и Нины совпадали.

Одна сессия поразила его больше всего.

— У меня рак, — сказал Алекс.

— Вот как. — Видно, что врач не сразу нашелся, что ответить на такое признание. — И давно?

— Не очень, около года.

— Как вы себя позиционируете в связи с этим? Нет ли у вас ощущения безысходности или нежелания жить?

— Абсолютно нет. Мне его вырезали недавно. И теперь я здоров.

— То есть то, что вы сделали, не связано с вашей болезнью?

— А вы думали, что я такой несчастный, жертва судьбы, решил из мести за несправедливость этого мира взорвать десяток человек?

— Нет, я так не думаю.

— Я нормальный. Я не устану это повторять. Я не псих, я сделал это сознательно.

Роберт поежился от холода внутри. Воспоминания о тех днях прорывались сквозь сознание, придавая этому моменту мрачный оттенок. Роберт внезапно почувствовал сожаление и грусть. Ему было одиноко. Должно быть, так же одиноко, как Алексу в его камере. Но у них было разное одиночество. Роберт всегда думал, что Алекс — его лучший друг. А оказалось, что он совсем не знал его. Никогда не знал и никогда не понимал.

— Что это вы делаете? — сказал доктор.

— Вы о чем?

— Ну вот это, крутите ладонью перед лицом. Что означает этот жест?

— Не знаю. Я делаю так, когда мне нужно успокоиться. Вы выводите меня из себя своими вопросами

— Для протокола. В данный момент Алекс делает жест рукой, как будто снимает с себя маску.

У Роберта екнуло сердце. Вот оно, одинаковый, такой знакомый элемент. «Это нельзя ни с чем спутать, — сказал он вслух, — это она».