Диакон просил царя, чтобы ему разрешили служить. Царь ответил: «Боюсь, что патриарх Никон отдаст мне свой посох и скажет: возьми его и паси монахов и священников; я не прекословлю твоей власти над вельможами и народом, зачем же ты ставишь мне препятствия по отношению к монахам и священникам?»124
Никон, по выражению Павла Алеппского, «дошел даже до того, что отставил от должности келаря Св. Троицы», который брал взятки с богатых ратников Сергиевой лавры, чтобы им не идти на войну, а посылал вместо них бедных. Келарь Троице-Сергиева монастыря был третьим человеком в Русском государстве после царя и патриарха. Можно поэтому представить, какой общественный резонанс получило это дело. Виновного сослали в отдаленный монастырь, а вместо него был поставлен Арсений (Суханов)125.
Патриарх Никон с согласия Алексея Михайловича ввел очень строгий надзор и за нравственным состоянием населения. При Никоне накануне страстной седмицы запечатывались все питейные заведения и лавки, где продавали спиртное, и оставались закрытыми весь пост и светлую седмицу до понедельника после Фомина воскресенья. Точно так же поступали в другие посты, накануне воскресных дней и великих праздников. Церковные празднества должны были проходить в чистоте и радости духовной126.
При всей внешней суровости мер к нарушителям церковного благочестия Никона отличало подлинное и глубокое человеколюбие. Став патриархом, он не переставал принимать от народа челобитные и добиваться у царя быстрых и справедливых решений по ним. На праздничных патриарших трапезах, как правило, накрывался стол для нищих, слепых, увечных, бездомных людей. Многих из них (кто не мог есть сам) Никон кормил собственноручно, а затем обходил этих людей, «умывая их, вытирая и лобызая их ноги»127. Никон вообще очень заботился о нищих и бедных. Нелицемерная его любовь к народу была широко известна. Павел Алеппский свидетельствует, что они «слышали и видели от всех воевод, от других вельмож, священников и всех вообще московитов благожелания, хвалы, благодарения и большую веру их к патриарху, имя которого не сходит у них с языка, так что они, кажется, любят его, как Христа»128.
В российских условиях очень многое в работе церковногосударственного управления церковными делами зависело от того, насколько сильным и авторитетным было положение главы Церкви - патриарха. Поэтому всемерное укрепление патриаршего достоинства явилось у Никона главнейшей составной частью общих деяний по укреплению авторитета Русской церкви.
Хорошо зная, в каком скованном, слабом, а порой и униженном положении перед сильными мира находился его предшественник патриарх Иосиф, Никон прежде всего дал понять и почувствовать, что патриарх - не только человек, но как глава и предстоятель великой поместной Церкви есть лицо, облеченное особой божественной благодатью и властью и поэтому требующее к себе самого благоговейного отношения. Первыми это ощутили представители высшего сословия - царские князья и бояре. Павел Алеппский пишет: «Бояре прежде входили к патриарху без доклада привратников; он выходил к ним навстречу и при уходе шел их провожать. Теперь же, как мы видели собственными глазами, министры царя и его приближенные сидят долгое время у наружных дверей, пока Никон не дозволит им войти: они входят с чрезвычайной робостью и страхом, причем до самого окончания своего дела стоят на ногах, а когда затем уходят, Никон продолжает сидеть»129.
На должную дистанцию от себя Никон сразу же поставил и своих прежних друзей - «ревнителей благочестия». Привыкшие запросто входить к патриарху Иосифу, спорить с ним, вмешиваться в управление Церковью, принимать самое деятельное участие в важнейших церковных делах, протоиереи Неронов, Аввакум, Лазарь, Даниил и другие были убеждены, что при Никоне их влияние еще более увеличится. Можно представить себе, как они были уязвлены, когда Никон не только прекратил советоваться с ними, но и не стал пускать их к себе «в крестовую», на что они многократно потом жаловались с подкупающей откровенностью. Люди, привыкшие вершить важные церковные дела, теперь уже не смогли смириться с положением простых приходских священников... В этом первый толчок, зародыш и источник будущего раскола130. Неронов впоследствии упрекал Никона: «Прежде ты имел совет с протопопом Стефаном и его любимыми советниками...» Наиболее определенно о взглядах раскольников на сущность конфликта их с Никоном высказывался игумен Феоктист в письме к Стефану Вонифатьеву, где он писал, что противники Никона желали бы о. Стефана иметь патриархом вместо Никона, потому что о. Стефан будет строить мир Церкви, «внимая прилежно отца Иоанна (Неронова) глаголам»131. Впоследствии старообрядство обусловилось и другими причинами и побуждениями. Но необходимо отметить, что самое начало оказалось заключено не в чем ином, как в уязвленной гордости человеческой.
Никон правил Церковью не только властно, но и в высшей степени мудро и умело. Теперь в полной мере обнаружилось в этом замечательном человеке редкостное сочетание высокой монашеской духовности с большим даром администратора крупного государственного масштаба.
Никон много содействовал тому, чтобы склонить царя на объявление войны Польше за воссоединение Украины с Россией. 23 октября 1653 года в Успенском соборе Кремля Алексей Михайлович в торжественной речи к боярам и народу произнес: «Мы, великий государь и великий князь... советовав с отцом своим и богомольцем, великим государем, святейшим Никоном, патриархом Московским и Всея Руси.., приговорить изволили идти против недруга своего польского короля»132. Так впервые прозвучал этот необычный титул Никона. С этого времени по настоянию самого Алексея Михайловича Никон стал именоваться не великим господином, как принято было для патриархов, а великим государем, одинаково с царем.
В мае 1654 года Алексей Михайлович во главе русских войск отправился на войну с Польшей. Патриарх Никон оказался единственным человеком и деятелем, которому царь вполне доверил не только свою семью, но все государство. Хотя царь и в походе продолжал решать сам важнейшие государственные проблемы, но почти все текущие дела были переданы Никону. Никон правил Россией фактически единолично в течение двух лет, организуя снабжение армии всем необходимым за церковный счет. Павел Алеппский свидетельствует: «Сколько тысяч войска и миллионов расхода потребовалось, и царь лично участвует в походе, который длится уже два года, а еще не открыли ни одного из (государственных) казнохранилищ, но все получают от архиереев, монастырей и других»133. В 1655 году Никон рассказывал антиохийскому патриарху Макарию: «Я дал ему (царю) десять тысяч ратников. От монастырей... и от архиереев дано столько же, от каждого сообразно с его средствами, с его угодьями и доходами; даже из самых малых монастырей царь взял по одному человеку с вооружением и лошадью, припасами и деньгами на расход, ибо все монастыри пользуются щедротами царя и пожалованными им угодьями, пока не наступит нужда, как ныне»134. Эти слова патриарха Никона ярко характеризуют отношение к церковным средствам самого главы Церкви и русского общества того времени.
В этот период Никону пришлось решать множество дипломатических, торговых, административных и других важнейших государственных дел. Ни одно из них не пострадало. Царские чиновники трепетали теперь перед патриархом не только потому, что он пользовался особым расположением царя, но и потому, что чувствовали его явное деловое превосходство. Князь Михаил Пронский, три князя Хилковы, князь Василий Ромодановский, которым было поручено управление Москвой, в ответ на распоряжения Никона обращались к нему весьма примечательно: «Великому государю, святейшему Никону, патриарху Московскому и Всея Великия и Малыя России, Мишка Пронский с товарищи челом бьют...»135
В июле 1654 года Россию постигло страшное бедствие - «моровое поветрие», как его называли (может быть, эпидемия чумы или иной смертоносной болезни). В Москве вымерло подавляющее большинство населения. Ко всем заботам Никона прибавилось спасение царской семьи, с чем он также прекрасно справился.
В начале 1655 года эпидемия прекратилась, и в столицу вернулись сначала патриарх Никон с царской семьей, а затем и Алексей Михайлович. Во второе воскресенье Великого поста того же года в Кремле состоялись торжественные проводы царя снова в поход. Это событие очень красочно и подробно описано Павлом Алеппским. Одна из картин проводов содержит, по выражению историка Церкви митрополита Макария (Булгакова), «драгоценные сведения о тогдашнем значении и могуществе патриарха Никона»136. Очевидец пишет: «Затем патриарх Никон стал перед царем и возвысил свой голос, призывая благословение Божие на царя в прекрасном вступлении, с примерами и изречениями, взятыми из древних: подобно тому как Бог даровал победу Моисею над фараоном и пр., и из новой истории, о победе Константина над Максимианом и пр. и говорил многое, подобное этому, в прекрасных выражениях, последовательно и неспешно. Когда он запинался или ошибался, то долго обдумывал и молчал: некому было порицать его и досадовать, но все молча и внимательно слушали его слова, особливо царь, который стоял сложив руки крестом и опустив голову, смиренно и безмолвно, как бедняк и раб пред своим господином. Какое это великое чудо мы видели! Царь стоит с непокрытой головой, а патриарх в мирте. О люди! Тот стоял сложив руки крестом, а этот с жаром ораторствовал и жестикулировал перед ним; тот с опущенной головою в молчании, а этот проповедуя склонял к нему свою голову в митре; у него голос пониженный и тихий, а у этого... громкий; тот как будто невольник, а этот - словно господин. Какое зрелище для нас!.. Благодарим Всевышнего Бога, что мы видели эти чудные, изумительные дела!»137