Х о з е. Разрешите сказать. Никто не путает. Тут еще один человек объявился. Вот стоит! (Указывает на стоящего белобрысого паренька.)
К о м а н д и р. Ты откуда взялся? Документы!
Гайдар тихо смеется.
Н а т а ш а. Что вы, Аркадий Петрович?
Г а й д а р. Ничего, Наташа. Это я так…
К о м а н д и р (проверив документы). В порядке. Смирно! По вагонам шагом марш!..
Правофланговые за кулисами запевают, все подхватывают:
Уходили, расставаясь,
Покидая тихий край.
«Ты мне что-нибудь, родная,
На прощанье пожелай…»
Н а т а ш а. И мне пора… Через десять минут отправление.
Г а й д а р (взглянув на часы). А у меня через двадцать… До свиданья, Наташа… До встречи в ущелье Больших Огней!
Н а т а ш а. До встречи, Аркадий Петрович! (Убегает.)
Г а й д а р (вслед). Удачи тебе, Наташа!
Г о л о с Н а т а ш и. Спасибо! Пишите!
Г а й д а р. Куда?
Г о л о с Н а т а ш и. Не знаю!
Протяжный гудок паровоза, затихающая песня:
«Но куда же напишу я?
Как я твой узнаю путь?» —
«Все равно, — сказал он тихо, —
Напиши куда-нибудь…»
Т е м н о т а.
Землянка в партизанском стане. У стола, накинув на плечи ватник, сидит девушка-радистка и при свете фонаря налаживает что-то в приемнике. Вот она поднимает голову, прислушивается. В землянку входит А н д р е й к а — молодой партизан в ватнике, с автоматом на груди и гранатами у пояса.
А н д р е й к а. Радистам привет!
Г а л я. Ой, Андрейка! Наконец-то! А где Аркадий Петрович?
А н д р е й к а. К командиру пошел.
Г а л я. Так командира нет! Он с начальством по землянкам ходит.
А н д р е й к а. С каким начальством?
Г а л я. Из штаба армии прилетел… Большой, наверно, начальник! Знаков различия не видно: в пальто он кожаном. Но по всему видать — большой. Сам серьезный такой, а глаза смеются.
А н д р е й к а. Так уж и смеются? У тебя, Галя, только и есть, что смех на уме!
Г а л я. Да ей-богу же, смеются! Ну, может, не смеются, а улыбаются, это точно. Я же видела. Он со мной минут десять разговаривал.
А н д р е й к а. План наступления обсуждали?
Г а л я. Да ну тебя! Про Аркадия Петровича спрашивал!
А н д р е й к а. Про Аркадия Петровича?
Г а л я. Ага! Здоров ли, спрашивает, полковник Гайдар? Как он к вам попал да когда?..
А н д р е й к а. Ишь ты… Интересуется, значит?
Г а л я. Интересуется.
А н д р е й к а. Немудрено! Нашего Аркадия Петровича, может, еще и не такие начальники знают!
Г а л я. А все-таки приятно. Вот бы мне так! Прилетает с Большой земли командующий или член Военного Совета и спрашивает у Горелова нашего: «Скажите, товарищ командир отряда, есть ли у вас партизанка Галина Тарасовна Петренко?» — «Как же, товарищ командующий, есть! Наша радистка!» — «Ну, как ее здоровье? Как она себя чувствует?»
А н д р е й к а. Ничего, товарищ командующий, сегодня котелок каши изволила выкушать!
Г а л я. Опять ты, Андрейка! И почему с тобой серьезно поговорить никогда нельзя?
А н д р е й к а. А ты не обижайся. С шуткой оно как-то воевать веселей! Вот мы сегодня с Аркадием Петровичем у дороги под дождем лежим и шутим, что на мокрых кур похожи, а курицами-то мы не оказались! Язычка-то приволокли!..
Г а л я. Ну да?! Вот молодцы!
А н д р е й к а. Офицера! Аркадий Петрович как резанет по машине из пулемета! Солдаты — кто полег, кто врассыпную, а офицер прямо в нашу сторону бежит! Ну, мы его, голубчика, и скрутили! Здорово Аркадий Петрович из пулемета бьет! Писатель, а пулеметчика такого поискать!
Г а л я. Я, когда в десятилетке училась, книжки его читала. Все думала, посмотреть бы, какой он! А тут в одном отряде воюем, каждый день встречаемся — и ничего. Как будто так и надо!
А н д р е й к а. Веселой души человек! И храбрость-то у него какая-то веселая. И чего ты смотришь, Галя? Был бы я дивчиной, влюбился бы, ей-богу!
Г а л я. Андрейка! Ну, держись! Сейчас я тебе покажу! (Гонится за Андрейкой по землянке.)
А н д р е й к а. Сдаюсь!
Входит Г а й д а р. Он тоже в ватнике. У пояса — пистолет, через плечо — ремень неизменной полевой сумки.
Г а й д а р. Противник бежит! Давай, Галя, наступай на пятки.
Г а л я. Здравствуйте, Аркадий Петрович!
Г а й д а р. Здравствуй, Галочка! Сводку приняла?
Г а л я. Нет, Аркадий Петрович. Лампы перегорели. Только что наладила.
Г а й д а р. Ну, вечерние известия поймаем. Что нового?
Г а л я. С Большой земли начальник прилетел.
А н д р е й к а. Вас спрашивал.
Г а й д а р. Меня?
Г а л я. Ага! Так прямо и говорит: где тут у вас полковник Гайдар? Он с Гореловым по землянкам ходит, с ребятами разговаривает.
Г а й д а р. Интересно, кто бы это? Пойду…
Направляется к дверям и сталкивается с входящим в землянку С у х а р е в ы м.
Смирно!
С у х а р е в. Вольно! Здравствуй, полковник! Ну, что ты как столб стоишь? Не узнал?
Г а й д а р. Иван Степанович!.. Здравствуйте, товарищ член Военного Совета!
С у х а р е в. Я же «вольно» скомандовал, что же ты по всей форме обращаешься?
Г а й д а р. Как положено, товарищ член Военного Совета.
С у х а р е в. Ой, хитришь, Аркадий! Чувствуешь, наверно, что разнос тебе будет, вот и дисциплину свою показываешь. Так, что ли?
Г а й д а р. Точно, Иван Степанович! Психолог из вас великолепный!
С у х а р е в. Не подлизывайся! (Гале.) Тебя как зовут, радист?
Г а л я. Петренко, Галина Тарасовна, товарищ член Военного Совета!
С у х а р е в. Ишь ты! Ну вот что, Галина… Дождь прошел, звезд на небе тьма-тьмущая! Забери с собой этого молодого орла… (Андрейке.) Тебя как величать?
А н д р е й к а. Андрей Хвыля, товарищ член Военного Совета.
С у х а р е в. Так вот. Забирай этого самого Хвылю и идите погуляйте, что ли, а мы тут с полковником потолкуем.
Г а л я. Есть идти погулять, товарищ член Военного Совета!
Галя и Андрейка уходят.
С у х а р е в. Ну, рассказывай.
Г а й д а р. Что рассказывать-то, Иван Степанович?
С у х а р е в. Все рассказывай! Почему к партизанам забрался? Кто тебе разрешил газету бросать? Почему родных и друзей беспокоиться заставляешь? Что ж молчишь?
Г а й д а р. Иван Степанович, так ведь я…
С у х а р е в. С армией в окружение попал?
Г а й д а р. Да.
С у х а р е в. А место в самолете тебе, как корреспонденту и писателю, предлагали?
Г а й д а р. Предлагали.
С у х а р е в. А ты?
Г а й д а р. А я не полетел…
С у х а р е в. Почему? Геройство свое показываешь?
Г а й д а р. Какое же геройство, Иван Степанович! Все воюют, а я что… Хуже других, что ли?
С у х а р е в. Ты мне на всех не кивай. И не прикидывайся: отлично все понимаешь, не маленький. В общем, разговаривать мне с тобой долго некогда. Собирайся, полетишь со мной!
Г а й д а р. Не полечу, Иван Степанович.
С у х а р е в. Что?!
Г а й д а р. Не полечу. Не могу я сейчас лететь!
С у х а р е в. Это почему же?
Г а й д а р. Не могу! Было бы на фронте полегче — полетел бы. Не могу я сидеть в тылу, когда моя земля кровью обливается! Иван Степанович, даю честное слово большевика: как начнется наступление — вернусь в газету! А сейчас не могу! Что хотите со мной делайте — не полечу!
С у х а р е в. Так…
Входит А н д р е й к а.
А н д р е й к а. Товарищ член Военного Совета, разрешите обратиться?
С у х а р е в. Обращайтесь.
А н д р е й к а. Командир приказал передать, что пилот просит вылетать. Туман сильный надвигается.
С у х а р е в. Хорошо. Передайте, что сейчас буду.
А н д р е й к а. Разрешите идти?
С у х а р е в. Идите.
Андрейка выходит.
Значит, не полетишь?
Г а й д а р. Не полечу, Иван Степанович.
С у х а р е в. Что родным передать?
Г а й д а р. Передайте, что жив, здоров… что скучаю очень. Сына поцелуйте…
С у х а р е в. Хорошо. (У дверей.) До свиданья!
Г а й д а р. До свиданья, Иван Степанович! Вы не сердитесь.
С у х а р е в. Нужен ты мне, еще сердиться… Да иди ты сюда!.. Что ты там встал как статуя? Давай руку!
Г а й д а р. Иван Степанович!..
С у х а р е в. Ну что Иван Степанович? Иван Степанович из-за тебя теперь неделю спать не сможет! И в кого ты такой безрассудный уродился?
Г а й д а р. В вас, Иван Степанович! Честное слово, в вас!
С у х а р е в. Не ври, я — человек солидный! Слушай, Аркадий… я не умею всякие такие слова говорить, но прошу тебя… Ты не очень, понимаешь?.. Не того… Не зарывайся… Если что случится, то я… Ну, в общем, чего там… Будь здоров! Не надо, не провожай! (Быстро выходит.)
Г а й д а р. Иван Степанович! (Бежит за Сухаревым. В дверях останавливается, смотрит вслед ушедшему, потом медленно идет к столу. Садится.)
Входят Г а л я и А н д р е й к а.
Г а л я. Аркадий Петрович, что это с членом Военного Совета?
Г а й д а р. А что?
Г а л я. Да он идет, бормочет что-то и лицо от всех отворачивает. Рассердился он на вас здорово, да?
Г а й д а р. Наверно, рассердился, Галя.
Г а л я. За что же?
Г а й д а р. Он мне на Большую землю лететь приказывал, а я не послушал…
А н д р е й к а. Зря! Дома бы побыли, с родными повидались.
Г а й д а р. Дома я, Андрейка, после войны побуду. И вас в гости позову. Посидим, поговорим, отряд наш вспомним… (Негромко поет.)
Вспомним, как, бывало, песни пели мы,
Сидя у походного костра…
Г а л я, А н д р е й к а.
Как ночами мерзли под шинелями,
Чтобы в жаркий бой идти с утра…
Слышен гул самолета.
А н д р е й к а. Полетели!..
Г а л я. До самой Москвы! Посмотреть бы хоть одним глазочком, какая она… Все собиралась съездить, да война помешала. Красивая, наверно…
Г а й д а р (негромко). Красивая, Галя… Очень красивая! Сейчас осень. Моросит дождь… В мокром асфальте отражаются огни затемненных фар… И мой, уже совсем взрослый, сын Тимур, уходя по утрам в школу, наверно, долго стучит в прихожей ногами, забивая их в тесные галоши… (Помолчав.) Настрой приемник, Галя: сводка сейчас…
Слышатся позывные Москвы. Голос диктора: «Внимание! Говорит Москва!»
Т е м н о т а.
Полотно железной дороги. Верстовой столб с надписью: «Канев — Золотоноша». За высокой насыпью, покрытой сухими желтыми листьями, чернеют голые ветки одинокого дерева. Слышен отдаленный лай собак. Из-за насыпи показывается голова в кожаном шлеме, потом и сам человек в синем комбинезоне с автоматом в руках. Это П а в л и к. Он оглядывается по сторонам и бережно втаскивает на насыпь раненого Х о з е. Лай приближается.
П а в л и к. Осторожнее ногу, Хозе… Сейчас спустимся… Вот так… Ну, теперь они нас живыми не возьмут!
Х о з е. Павлик, уходи! Оставь мне запасной диск и уходи! Слышишь?