Глава 4

Эбби

Я не буду искать в этом скрытый смысл. Хотя… эй, он принес мне десерт. Это одна из тех вещей, что делают парни, когда им нравится девушка, так ведь?

Когда я опускаю вилку в это неожиданное угощение, мысленно возвращаюсь к тому затяжному взгляду, каким он смотрел на меня, прежде чем ушел на ужин, и к тому, как он сказал «Для тебя». Восхитительная возможность зарождается во мне. Возможно, эта дорога не с односторонним движением, как я думала раньше. Возможно, только возможно, он тоже увлечен мной. Я двигаю тарелку на несколько сантиметров по столу и чувствую головокружение от этих новых мыслей, которые радостно прыгают в моей голове, подобно щенкам, бегающим по траве.

— Хочешь немного?

— Я думаю, что уже превысил возможный лимит потребления торта на сегодня, — говорит он.

Я размахиваю вилкой и поправляю его:

— Для торта не существует лимита. Мы с Харпер провели множество тестов и доказали это.

— Вы не смогли достичь предела?

Я качаю головой.

— Ни разу. Каждый кусочек, который ты съедаешь, повышает твой лимит еще на один укус.

Он поглаживает свой подбородок, будто обдумывая это.

— Значит, это подвижная цель? Лимит торта.

— Да. И мы тщательно изучили его, учитывая, что мы с тортом очень хорошие друзья. Вполне возможно, что нас разлучили при рождении, когда, лежащих в корзинках, выставили за порог «Куска торта».

Он знает мою подругу Харпер. Она — волшебница, и прошлой осенью он нанял ее выступать на пятом дне рождении Хейден. Тогда Харпер сказала мне, что слегка им увлечена, но это было до того, как она начала проводить больше времени с Ником. Теперь они безумно и всепоглощающе влюблены друг в друга. И это потрясающе.

Удивительно еще и то, что Саймон обратился к Харпер за советом по поводу няни. Он специально позвал ее выпить с ним кофе, чтобы попросить у нее рекомендации, потому что она хорошо ладит с детьми. Как раз этого он и хотел для Хейден, и поэтому нанял меня.

— Именно твоя любовь к сладостям воссоединила тебя с давно потерянной единокровной сестрой-волшебницей? — спрашивает он, прислонившись к кухонному островку.

— Это, и еще то, что мы учились вместе. — Я съедаю еще один маленький кусочек. Я наслаждаюсь ночными моментами, подобными этому. Мне нравится проводить время с его дочерью, но я также жажду этих кратких мгновений, когда она засыпает, и мы, взрослые, можем поговорить друг с другом.

— В колледже, верно? Предполагаю, что вы учились в разных школах, так как ты из Аризоны, а она отсюда.

Я киваю, впечатленная тем, что он помнит все детали, которыми я поделилась, а затем называю год, в котором мы окончили колледж. Он хмыкает и качает головой, а затем смеется.

— Что смешного?

— Это было всего четыре года назад. — Он указывает себе на грудь. — А я закончил колледж двенадцать лет назад.

Я откладываю вилку, кладу руки на стол и стреляю в него взглядом. Это одна из причин, почему мне нравится работать на Саймона. С ним я могу быть игривой. Я могу его дразнить. Он не мистер Серьезность в отличие от моего предыдущего работодателя.

— Я умею считать.

Подождите. Почему он заговорил про разницу в возрасте? Это любопытно. Может, потому, что уже поздно, или, может, потому, что он принес мне торт, или потому, что прошло уже много времени с того момента, когда я флиртовала в последний раз, но я решила продолжить блуждать по этому пути. Этот ряд вопросов похож на раздвижную дверь, приглашающую меня окунуться в новый способ взаимодействия с ним, который я тайно желаю.

Я пододвигаюсь ближе.

— И ты думаешь, что приобрел все знания мира за те восемь лет форы, что у тебя есть?

Он усмехается.

— Боже, нет. Иногда я думаю, что сейчас знаю меньше, чем тогда.

Я удивленно приподнимаю брови.

— Что ты имеешь в виду?

Он потирает рукой шею. Рукава рубашки закатаны, обнажая сильные, натренированные предплечья. В старшей школе он играл в футбол, а еще был баскетбольной звездой. Он один из немногих школьных спортсменов, который по-прежнему выглядит стройным и подтянутым в свои тридцать с небольшим. Его руки прекрасны. И я едва сдерживаю желание погладить эти предплечья, исследовать его бицепсы, крепко сжать плечи. На самом деле, на десерт я бы лучше отказалась от торта, и заказала бы себе одного очень сексуального отца-одиночку, если можно.

— Просто кое-что я мог бы сделать по-другому, — говорит он тихо, с сожалением. Его взгляд устремляется в сторону комнаты Хейден. — Но, в то же время, — говорит он, возвращая свое внимание ко мне, — я также думаю, что не изменил бы ни одной чертовой вещи.

— Понимаю, — тихо говорю я. — Прекрасно понимаю.

Он улыбается мне милой улыбочкой. Он не так много говорит о своей бывшей жене, но причину распада их брака понять не так уж и трудно. Мать Хейден связалась с кем-то с работы, и из-за молчания Саймона можно понять, что эти отношения наложили свой отпечаток на их брак.

Он никогда не называл Мириам неверной сукой, но, насколько мне известно, она такая и есть. Я встречалась с ней несколько раз, и она вполне искусно стреляла в меня презрительным взглядом и постоянно забывала мое имя. Она зовет меня Гэбби каждый раз, когда видит. Однако она — отличная мама, и прекрасно ладит с Хейден по выходным, которые они проводят вместе, и это все, о чем можно просить.

Но я не хочу продолжать о ней разговаривать, хоть даже и мельком.

— Как прошел твой ужин?

Пока я ем торт, Саймон рассказывает мне о своем вечере. Мне нравится слушать, как он говорит, сидя здесь, в тускло освещенном доме, когда время подходит к полуночи и слышатся слабые звуки Манхэттена, проскальзывающие сквозь окно.

— Габриэль очень общителен, и с ним легко разговаривать. Мы не обсуждали условия каких-либо потенциальных инвестиций, но хорошо поладили, — говорит Саймон, заканчивая рассказывать подробности своего ужина.

— Ты заключишь эту сделку, — с уверенностью говорю я.

Он выгибает бровь.

— Ты можешь видеть будущее?

— Разве я не указала это в своем резюме? В дополнении к моим удивительным языковым навыкам и таланту заботы о детях, я умею читать чайные листья. Этот навык все хотят видеть в своих… — Я замолкаю и впервые чувствую себя странно, когда говорю о своей работе. Няня. Возможно, это странно потому, что это первая ночь, когда я задержалась, чтобы поболтать со своим боссом так, будто мы — пара. Я спрашиваю его о деловом ужине, он приносит мне десерт, и мы переписываемся всю его дорогу до дома, но мы не пара.

— И чайные листья указывают на то, что Габриэль хочет мои деньги? — спрашивает Саймон.

— Совершенно верно. А как иначе? Ты знаешь толк в этом деле. Ты — кудесник. — Я знаю, что у него есть превосходное чутье, когда дело касается бизнеса. Я была свидетелем его таланта в действии, когда он принял пару телефонных звонков дома, и я знаю его послужной список. Этот мужчина всегда заключает сделки.

Я съедаю еще один кусочек торта, сотворенного ангелами. Тишина нарастает, и я думаю, но не уверена, что он наблюдает за тем, как я ем. Что его глаза следят за моими губами, когда я откусываю кусочек мягкого торта. Возможно, я это все выдумываю, но надежда согревает меня. Теплое нежное чувство распространяется по моим плечам, затем спускается к животу, и это снова происходит — один из тех моментов, когда наши взгляды встречаются. Этот взгляд вычеркивает все причины, почему наши отношения — плохая идея.

Потому что мое тело говорит, что мы бы идеально подошли друг другу.

Мое сердце сжимается, а по коже пробегают мурашки. Воздух между нами потрескивает. Я не могу отвести от него взгляд. Мне нравится, как он смотрит на меня и, кажется, он ищет моего одобрения.

Он скользит взглядом по моему лицу, а затем указывает на мой рот.

— У тебя…

— Что?

— Черничный соус, — говорит он хриплым низким голосом.

— Правда?

Я провожу рукой по губам, но он качает головой.

— Ты пропустила.

— Где?

Мои глаза следуют за его рукой. Он проводит большим пальцем по уголку моих губ. Его прикосновение длится меньше секунды, но оно вспышкой отражается в моей груди, и будто электрический разряд проносится по моей коже. Этот момент похож на разжигание спички, и теперь я горю. Все эти месяцы вожделения выходят на поверхность. Я хватаюсь за стол, надеваю сандалии и смотрю вниз.

Это глупо. Неразумно. Просто я увлеклась своим боссом. Позднее время сыграло со мной злую шутку, заставляя думать, что ночь — время возможностей.

На самом же деле, ночь создана для ошибок.

Когда я поднимаю голову, то вижу, что Саймон все еще смотрит на меня. Бабочки порхают в моем животе, и я дико желаю всего, что не могу получить. Я отчаянно хочу, желаю очутиться в его объятиях. Чтобы его тело прижималось к моему. Чтобы его губы исследовали мои. Руки прикасались к моим рукам, волосам, лицу.

Я хочу сказать что-нибудь, но не знаю, с чего начать, что прошептать, даже не знаю, как назвать эти секунды, что, казалось бы, близки к чему-то новому между нами. Наши взгляды направлены друг на друга, между нами полыхает огонь, и наша тяга — будто магнит. Я задерживаю дыхание. Если ни один из нас не произнесет ни слова, это не будет глупым риском. Если мы просто останемся здесь, существуя в этом моменте, мы можем притвориться, что между нами ничего нет.

Но это было бы ложью.

Это не безответные чувства. Они взаимны, горячи и наэлектризованы. Мужчина не сидит в темноте и не смотрит на женщину вот так, если не хочет чего-то большего. Не желая быть вместе.

Звуковой сигнал нарушает тишину. Он звучит незнакомо.

Затем я вспоминаю. Этот звук издает мой iPad.

Шум возвращает меня в реальность. Я хватаю планшет, но он скользит в моих руках, когда я пытаюсь восстановить связь с миром вокруг нас.

— Орлиная сигнализация, — шепчу я, указывая на устройство, хотя мой пульс все еще бешено колотится. — Я настроила систему оповещений на случай, если в гнезде есть активность.