ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Каллио проснулся, когда солнце уже сияло над лесом, серебром играла река и бревна шли сплошной массой.

В тот день приехал представитель акционерного общества и стал уговаривать всех сплавщиков приняться за сверхурочную работу.

Весенним разливом занесло много бревен на крестьянские поля. Бревна мешали вспашке. Нужно было их выкатить обратно в реку. По всему течению — на полях и на берегах — пропадали тысячи бревен раннего сплава, и среди них был драгоценнейший выборочный палубник.

— Мы и так работаем много, а денег не видим, — с досадой сказал Сара.

А Каллио спросил:

— Сколько дадите?

— Чего спрашивать! Мы сами не возьмем меньше марки за штуку, да к этому еще и плата за час, — резко заключил Инари.

Акционер ничего не сказал, только встал и, размахивая руками, пошел по берегу с десятником.

Десятник скоро возвратился и сказал Инари:

— Как ты дымом из моей трубки не поперхнулся, прежде чем такое вымолвить? Ведь во что обойдется тогда одно бревно?

— А меня это не касается, — отрезал Инари и прибавил: — Возьми свою трубку обратно, а то и впрямь когда-нибудь поперхнусь.

Десятнику стало стыдно. Морщины сбежали к переносице, и он примирительно ответил:

— Что подарено, то подарено.

Тогда Инари отдал трубку Каллио, и Каллио был очень рад. Никогда в жизни у него не было такой хорошей обкуренной трубки. Но только он развязал кисет, чтобы набить трубку табаком, прибежал совсем молодой парнишка.

— Закрывайте ворота, закрывайте запань, у порога залом! — закричал он.

Все заняли свои места и спокойно закрыли проход. А бревна все подходили. Акционер волновался.

Каллио, Сара, Инари, акционер и десятник побежали по берегу к порогу. Надо было так идти километра два.

Сучья цеплялись за одежду, ветки хлестали по лицу, корни хватали за ноги, и тонкая весенняя паутина липла на щеки.

У порога беспомощно суетились люди. Так бывает только при большом несчастье.

К Инари подошел остролицый, с совсем белыми, льняными волосами сплавщик.

— Это ты сделал, Сунила? — спросил шепотом Инари.

— Угу.

— Молодец! Мои бревна проходили здесь? — прошептал Инари.

Каллио краем уха слышал весь разговор, но ничего не понимал. В самом деле, Инари такой же сплавщик, как и он, и, однако, чем-то не похож на других, имеет какие-то секреты.

— Проходили, — также шепотом отвечал Сунила, — действуют превосходно. И внизу действуют. Думаешь, этот напрасно сюда приехал? — И он глазом указал на акционера; тот бегал по берегу и просил, чтобы кто-нибудь взялся разбить залом, потому что нельзя ведь задерживать сплав.

Каллио не раз видел заломы и даже два раза сам их разрушал, но такого большого ему еще не приходилось видеть.

Что такое залом?

Какое-нибудь бревно наткнулось на камень порога, затормозило свой быстрый бег и остановилось. На него наталкиваются бревна, идущие позади непрерывным потоком, и каждое останавливается и задерживает другие. Не прошло и двух часов, а уже выросла гора бревен, и она растет с каждым мгновением. А лес все подходит.

— Хорошо, что запань закрыли, — бормочет десятник, и крупные капли пота проступают на лбу.

— Если так оставить, — говорит Сунила, — то он вырастет вверх, как дом банка в Улеаборге, и под водою дойдет до дна. Я это дело знаю.

Залом расширяется; бревна примыкают слева и справа, они стонут, кряхтят, белая пена полощет порог.

Акционер мечется на берегу. Он застрелил бы того негодяя, который прозевал этот залом. Ведь если спохватиться вовремя, простой сплавщик может ударить первое застрявшее бревно, и все потечет своим порядком, и молевой сплав пойдет спокойно по реке. Но он знает, что если он сейчас будет ругаться и угрожать, то дело проиграно, никто не станет рисковать собою, чтобы разбить залом.

И поэтому акционер бегает по берегу и умоляет сплавщиков помочь, пока еще не поздно, пока еще можно сбить залом.

Все стоят, — кому охота рисковать собой — а бревна подходят и подходят, и залом трещит, скрипит, стонет. Живая, трепещущая плотина растет на глазах, и белая пена бьется о порог. А Каллио смотрит на Инари и думает: «Ну, теперь тебе секреты не помогут!»

В это время у запани тоже накапливается сдерживаемый воротами сплав. И Каллио видит: Инари отводит Сунила подальше от берега, вытаскивает листки бумаги и передает их ему, а затем идет обратно к берегу, подходит к акционеру и говорит:

— Я сорву залом.

Тот в радостном удивлении смотрит на него и протягивает для пожатия руку.

А Инари, как бы не успев второпях взять протянутую ему руку, схватывает шест и уже ловко пробирается по бревнам.

Десятник, вытирая розовым платком выступивший на лбу пот, шепчет:

— Нет, я не ошибся в этом человеке.

Каллио восторженно следит за каждым движением Инари. Он знает, что самое главное, самое важное — это найти сейчас первое зацепившееся бревно, которое застопорило весь этот поток леса. Он знает, на какое опасное предприятие пошел Инари. Если найти в этой огромной свалке нужное первое бревно, раскачать его, сорвать с места, тогда рухнет разом все это нагромождение и бревна, как спички, разлетятся по сторонам.

Каллио с завистливым восхищением следит за Инари.

Акционер замер. Десятник, Сара и другие сплавщики следят за Инари. А он взбирается по бревнам, которые скользят под его ногами, отплывают и колеблются. Инари осторожно осматривается и всем своим существом — глазами, настороженным ухом, руками, ступнею, шестом — ищет первое остановившееся бревно среди тысяч бревен строевого леса, балансов, пропса, палубника, кокор — одно из нескольких тысяч.

Но вот он взмахнул руками, и шест разрезал воздух.

Неужели поскользнулся?

Нет, он почувствовал, увидел бревно. Вот он словно пляшет по бревнам, и стройная его фигура балансирует, кажется, без всякого напряжения.

Сейчас начнется самое главное и самое опасное. Сейчас, когда он столкнет с места это бревно, когда оно сорвется и пойдет вниз по порогу, бурлящему ослепительной пеной, — весь залом рухнет, загрохочет, и бревна, прыгая по камням, сплошным массивом устремятся вперед, и надо в одну, две, три секунды успеть выскочить, вывернуться, вылететь из этого беспорядочного, грохочущего потока. Одно неточное движение — и…

Каллио закрывает глаза и слышит страшный грохот и стук своего сердца. Потом он сразу широко открывает глаза, смотрит — залом рассыпается.

Одно бревно взлетело высоко в воздух, а другие, толкаясь на пороге, торопятся, становятся торчком и снова падают.

Акционер присел на пень, лезет во внутренний карман пиджака и зачем-то вытаскивает бумажник.

Инари стоит, немного бледный и улыбающийся, на берегу и просит у Сунила трубку.

А Сара шепчет на ухо Каллио:

— Учись, Каллио. Такому человеку можно верить. Я знаю, верить можно только тому, кто хорошо работает.

Каллио утвердительно кивает и чувствует, что у него ноги стали совсем как ватные и пересохло во рту.

Они вдвоем подходят к своему товарищу, смеются, пожимают его шершавую руку и снова смеются: мир прекрасен!

Десятник говорит:

— Идемте, ребята, назад: надо отворять ворота запани и выпускать сплав дальше.

И они идут обратно. Мир чертовски хорош, и Инари — настоящий мужчина. Да, такому можно верить!

Они выпускают из запани лес, и бревна выходят в далекое путешествие.

А вечером снова сплавщики заползают спать в свою собачью конуру, и снова Инари выбирается в лес и долго не возвращается. А Каллио не спит. Он думает, куда запропастился Инари, приподымается, ударяется головой о потолок, ворчит: «Сатана-пергела!» — и выползает на воздух.

Ночь прозрачна, и, таинственные белой ночью, высятся береговые сосны и лепятся по обрывам; шумит внизу быстрая река, и очень близко поет птица, — кажется, пеночка.

Каллио вытаскивает кисет и набивает новую трубку, а птица поет. Он прячет кисет и вспоминает, что его сшила Эльвира, и думает: как только кончится сплав, он пойдет и поможет ей два-три дня по хозяйству на полевых работах.

Ночь совсем прозрачная, а Инари не возвращается. Вдруг Каллио слышит внизу всплеск. Черт подери, что бы это могло означать? Он спускается по обрыву и видит: Инари стоит по грудь в воде у берега и что-то прикрепляет к бревну, а бревно не стоит на месте, играет, как жеребенок. И тогда Каллио осторожно подкрадывается ближе и наблюдает: Инари на воткнутых в бревно ветках прикрепляет плакат. Каллио медленно, в свете северной летней ночи, читает огромные буквы плаката:

ТРЕБУЕМ 8 МАРОК В ЧАС — ИНАЧЕ ЗАБАСТОВКА!

Инари закрепляет этот плакат, — видно, не первый за эту ночь, — отталкивает бревно багром к середине реки, и оно послушно идет вниз по течению. Каллио смотрит и думает: «Если бревно это дойдет до моря, то сделает триста километров, и плакат прочтет уйма сплавщиков… Да ведь его сорвет на следующей же запани десятник!.. А может, и не сорвет, не заметит, а рабочие переплавят дальше. — И он улыбается. — Хитрый этот черт, Инари!»

А Инари, стуча зубами, подымается по обрыву. Тогда Каллио вдруг выступает из-за сосны и, подражая медведю, рычит — так, в шутку:

— А я все видел — р-р-р-р! — я знаю, как ты топишь своих насекомых!

Инари от неожиданности останавливается и затем, продолжая взбираться по обрыву, тихо говорит:

— Что ж, иди донеси акционеру или десятнику.

Каллио обиделся. Он идет за Инари и отвечает ему:

— Умный ты, умный, и про дивиденды знаешь, хитрый ты, хитрый, как медведь, а все-таки дурак, что от меня такие дела скрываешь…

Инари молчит. Тогда Каллио продолжает:

— Я, может быть, тебе помог бы.

— А это на твоем лице не написано, — уже одобрительно говорит Инари.

И Каллио улыбается.

А где-то близко какая-то птица играет вовсю, щелкает, захлебывается, рассыпается дробью, и они стоят в молчании и слушают эту песню. Потом Каллио спрашивает:

— Можешь ты, стоя на бревне, проскочить через порог и не упасть?