ГЛАВА ВТОРАЯ

День выдался серый. Скрывавшие солнце кучевые облака сизыми тенями плыли над оснеженными лесами.

Около самых хуторов на пути к Сале партизанам встретились сани. Седок погонял свою малорослую сильную кобылку, и она бойко бежала по дороге; залихватски заливались бубенцы: смотрите, мол, кто едет!

— Стой! — загородили партизаны дорогу.

Седок, недоумевая, остановил кобылку.

— А ну, слезай, — сказал Инари.

Откуда он знает этого человека? Он встречал его совсем еще недавно и вот сейчас не мог вспомнить ни времени, ни места. Вылезая, седок взглянул на Инари и тоже как будто что-то припомнил.

— Фамилия? — спросил Инари.

Но фамилия ничего не сказала ему.

— По какому праву вы задерживаете меня и обыскиваете? — начал кипятиться седок.

Из кармана его теплого полушубка Каллио выудил большой потертый браунинг.

Оглядевшись и увидев вокруг себя одних только вооруженных лесорубов, седок угрюмо замолчал.

— Чем занимаешься? Куда едешь?

Он решительно не хотел отвечать.

— Тогда обыщи его, Сунила, — приказал Инари, — Посмотрим, какие при нем бумаги.

Сунила нашел во внутреннем кармане полушубка два больших казенных конверта с круглыми сургучными печатями, но еще прежде, чем Сунила отдал их, Инари взглянул на казенные печати, хлопнул себя ладонью по лбу и весело сказал:

— Здравствуйте, господин ленсман!

Он вспомнил: этот ленсман арестовал его вместе с Олави на озере и тащил их как самогонщиков на суд. А бедняга Лундстрем в это время чуть совсем не погиб.

— Здравствуйте, господин ленсман!

Ленсман, одетый сейчас не по форме, вздрогнул и, стараясь припомнить, где они встречались, не отвечая на приветствие, испытующе поглядел прямо в глаза Инари: что он знает еще?

— Вот мы и поменялись ролями. Теперь, извините, не вы меня, а я вас арестую. Можете своими глазами убедиться, что я не самогонщик.

Теперь и сам ленсман припомнил и свой осенний поход по болотам, и то, как скрылись из-под самых рук правосудия эти ребята, против которых, правда, не было прямых улик.

Инари взял из рук Сунила оба конверта. На одном печати были уже взломаны, и он был вскрыт.

Это было секретное сообщение о том, что в Похьяла в связи с общим положением и с деятельностью социалистической рабочей партии возможно появление опасных смутьянов, агитаторов «руссят». Этих агитаторов нужно, при поддержке «местных патриотических организаций и шюцкора», при первом же подозрении арестовывать и немедленно препровождать в указанные пункты.

— Вот возьми и препроводи нас, — усмехнулся Инари, — мы все агитаторы.

Сунила, схватив лошадь под уздцы, хотел повернуть сани. Кобыла косилась, поводила ушами и не слушалась чужого человека.

— А ну, поверни ее, поедешь назад, — приказал Унха.

И ленсман, не споря, повернул сани.

Второй пакет не был еще распечатан. Адресован он был тоже ленсману, но печатей на нем было больше, и пакет выглядел очень внушительно.

Инари задумался над конвертом. Каллиграфической вязью с двумя синими подчерками шла строка: «Совершенно секретно».

«Пожалуй, лучше пусть вскрывает государственные печати и первым читает письмо уполномоченный комитета товарищ Коскинен», — подумал он и положил нераспечатанный конверт себе за пазуху.

— Стройся! — громко крикнул Унха Солдат, помощник Инари.

И отряд снова тронулся в путь. Посредине шли сани, отобранные у ленсмана и трактирщика. Уставшие в пути партизаны вскакивали в них на ходу и по очереди отдыхали. Впереди отряда шли два разведчика. Один из них только что вернулся и тяжело дышал.

— Товарищ командир, мы заметили в полукилометре от хуторов четырех солдат. Эти солдаты идут по дороге сюда.

— Вооружены?

— Да.

Инари отбирает девять партизан и сам идет десятым. Остальные должны неторопливо двигаться вслед.

Инари идет впереди. Вскоре он встречает второго разведчика.

— Солдаты совсем близко, они за поворотом.

Инари приказывает уйти всем с дороги и спрятаться за деревьями.

И сразу же из-за поворота выходят четыре солдата. Они идут медленно по краю дороги и все время смотрят вверх.

Один из них на ходу постучал по телеграфному столбу.

Оказывается, в селе обеспокоены тем, что нарушилась связь. И лейтенант распорядился выслать четырех пограничников-егерей вдоль линии — узнать, в каком месте разорван провод, и произвести летучий ремонт. И вот они, ругая последними словами и снег, и мороз, и провода, и лейтенанта, идут по большаку, пропуская мимо себя частокол телеграфных столбов.

И вдруг перед ними вырастает лесоруб (по браунингу в каждой руке) и кричит:

— Руки вверх!

И не успевают они еще опомниться, как он продолжает команду:

— Товарищи партизаны, держите их на мушке!

И совсем близко щелкают затворы, и из-за ближних толстых стволов высовываются дула винтовок.

Сколько их? Раздумывать тут, конечно, нечего, и три егеря поднимают руки вверх. За спинами у них из походных ранцев смешно торчит ремонтный инструмент. Четвертый замешкался и открыл сумку, висевшую у пояса.

Инари подскочил к нему и поднес к самому носу револьвер.

— А это видел? Руки вверх!

Егерь испуганно отшатнулся от блестящего дула револьвера и быстро поднял руки.

Из-за деревьев выскочили на дорогу партизаны и обезоружили солдат.

В это время уже подошла вся первая рота. Унха внимательно вглядывался в лица солдат. Все незнакомые, нет ни одного сослуживца.

В сани трактирщика усаживают пленных солдат и везут на хутора.

Солдаты, видимо, совсем перетрусили. Один из них спрашивает ленсмана:

— Не знаете ли, уважаемый херра, в чем дело?

Ленсман действительно знает и понимает гораздо больше солдат. Он ведь успел в пути распечатать и прочитать один из секретных циркуляров.

— Ребята, поймите, мы ведь мобилизованные, — словно жалуясь, говорит другой солдат.

В это время Каллио успел пройти по дороге мимо хуторов.

Скрытый от глаз хуторян частой, мелкой сеткой снега, Каллио прошел хутора незамеченным. Срубил молоденькую сосенку, невольно подражая Инари даже в манере держать топор, в наклоне фигуры. Он взял топором слишком высоко от земли, на два вершка выше нормального, и испугался, что испортит дерево, не будет полного выхода древесины. Потом, вспомнив, для чего срубал деревцо, расхохотался.

Мягкий, валящий с неба снег словно придавливал к земле все звуки. Каллио старательно очистил ствол сосенки от ветвей и, высоко подняв ее, разорвал провода.

Рота устраивалась на хуторах на большой привал.

Здесь надо дождаться, пока подойдет вторая рота. Выставили на дороге караулы. Не попавшим в наряд можно было спать до позднего вечера.

Инари решил выслать кого-нибудь с пленными навстречу Коскинену вместе с запечатанным пакетом, который буквально жег ему руки.

Парни смеялись:

— Славный подарок Коскинену шлет Инари!

Но вскоре шутки сами собою замолкли (лыжный пробег на морозе утомителен), и все, кто не был в наряде, заснули как убитые.

Вот она, наша молодость, единственная и неповторимая, когда снегом заносило все пути и дороги, когда компасы переставали действовать и ударники примерзали к пружинам, а мы прокладывали след по снегу, находили пути в непроходимых лесах и брали на мушку врагов. Вот какой она была, молодость наша. А теперь она стучит пневматическими молотками в котлованах, сияет ослепительным светом электросварки в цехах, звенит веселой песней.

Инари растянулся — впервые за четверо суток — и спит. Он не видит снов, не слышит разговоров. Но встанет он раньше других и, разбудив Каллио, возьмет его с собой в разведку.