Изменить стиль страницы

ЯКОРЬ ЧИСТ

Тральщик подходил к Таллину. Отчетливо стали видны неуклюжие портовые краны на причалах и возле них — лес мачт: стройные, высокие мачты парусников и шхун; приземистые—буксиров и катеров; толстые, обросшие надстройками мачты эскадренных миноносцев, крейсеров.

Вот и Минная гавань. Сигнальщик старший матрос Ивакин поднес к глазам бинокль и отыскал сигнальный береговой пост. Скоро они будут на месте, а через час можно готовиться и к увольнению.

— Сигнальщик, запросите добро у поста встать к стенке, — приказал капитан-лейтенант Фомичев.

Ивакин выполнил приказание и, получив ответ, огорченно доложил:

— Товарищ командир, получено: встать на якорь, Фомичеву не по душе эта непредвиденная задержка, но служба есть служба.

По местам стоять, на якорь становиться, — привычно скомандовал он и перевел ручку машинного телеграфа на «стоп».

Прозвучал сигнал. На бак высыпала боцманская команда и привычно принялась готовить якорные устройства к отдаче.

Ивакин начал осматривать в бинокль многочисленные пирсы, занятые кораблями. Взгляд его задержался на сторожевом корабле, который медленно отходил от стенки.

«Возможно, туда нас поставят»,— мелькнула обнадеживающая мысль.

Предположения сигнальщика оправдались. Как только сторожевик взял курс в открытое море, рейдовый пост просигналил на тральщик.

— Товарищ командир, получено: добро стать к стенке! — не скрывая радости, доложил Ивакин.

Поскрипывая, якорь-цепь поползла из воды. Боцман, придерживаясь руками за леер, пристально смотрел за борт.

— Якорь встал, — громко доложил он.

Ивакин нетерпеливо ждал последнего доклада боцмана— «якорь чист», после которого тральщик может идти к стенке. Но что такое? Боцмана словно подменили. Лицо его исказил ужас, глаза и рот широко раскрылись, плотная фигура застыла в смешной позе.

— Я-а-а, — хрипло вырвалось у него.

Поняв, что случилось неладное, Фомичев подбежал к правому борту. Ивакин видел, как брови командира удивленно вскинулись вверх, потом так же быстро опустились вниз. Лицо побелело, сухие губы сжались.

— Стоп шпиль! — не своим голосом крикнул он, и тут же одна за другой последовали резкие, неожиданные команды: — Левый якорь к отдаче изготовить… На отдаче якоря стоять… Отдать якорь!

Окрик командира подействовал на боцмана. Он подвернулся к матросам и начал распоряжаться отдачей левого якоря.

Ивакин, разжигаемый любопытством, подошел к правому борту и чуть было не вскрикнул от испуга: на якоре висела контактная мина. Десятки подобных немецких мин вытралили они в Балтийском море и подорвали их потом. Но такое Ивакин видел впервые.

— Всему личному составу немедленно перейти на ют, — передал по трансляции Фомичев.

— А нам? — недоуменно спросил Ивакин.

— Мы с вами останемся здесь. И быстрее связывайтесь с постом, — стараясь быть спокойным, распорядился капитан-лейтенант.

Но рейдовый пост уже заметил поднятую якорем мину и передал:

— Ждать. Высылаем минера.

Катер обошел корабль и пристал к левому борту. На палубу перешел офицер с погонами инженер-подполковника.

— Командир базового тральщика капитан-лейтенант Фомичев, — представился ему Фомичев.

— Алексютович, — назвал себя инженер-подполковник и попросил: — Мне нужен помощник, хороший гребец. Доброволец, конечно. Сами понимаете…

— Разрешите мне, товарищ командир, — вмешался в разговор Ивакин. — Я же загребной на нашей шлюпке…

Капитан-лейтенант пристально посмотрел на своего сигнальщика, точно видел его впервые. Ивакин чувствовал, что кончики его ушей начинают гореть, лицо заливает краска. В третий раз за день он проявил невыдержанность, этого вполне хватит даже для такого спокойного командира, как капитан-лейтенант Фомичев.

— Разрешаю, товарищ старший матрос. Сдайте вахту и — в распоряжение инженер-подполковника.

А инженер-подполковник уже направился к двухвесельной шлюпке — «тузику», который спускали за борт. Сдав вахту, за ним последовал и Ивакин.

Какими легкими показались ему короткие весла «тузика» по сравнению с веслами яла! Алексютович сидел на корме и неотрывно смотрел на мину.

Подошли к носу тральщика. На мелких и частых волнах «тузик», словно скорлупку, бросало из стороны в сторону. Ивакин едва успевал заносить весла и, к своему стыду, очень часто ловил «щук». А ведь с мостика на него смотрел командир! Оказывается, не так-то просто в непогоду грести на маленькой шлюпочке.

— Будем подходить к мине кормой, — сказал инженер-подполковник. — Главное, удерживай «тузик» на месте.

Над «тузиком» плавно раскачивалась черная от грязи мина. Казалось, еще мгновение— и голова офицера ударится о тяжелый металлический шар. Ивакин до крови прикусил нижнюю губу и рванул шлюпку в обратном направлении. Удар был вовремя предупрежден. Но отходить далеко нельзя. Нужно так удерживать «тузик», чтобы минер мог дотянуться до мины. А как удержать на месте это легкое суденышко, если волны швыряют его, как мячик? Сначала это ему не удавалось: шлюпку то кидало к самому борту, то далеко отбрасывало назад.

Постепенно Ивакин приноровился. Мина висела на запутавшемся минрепе — толстом металлическом тросе, за который зацепилась лапа якоря.

— Погнут колпак, — сказал Алексютович.

Ивакин и сам заметил погнутый свинцовый колпак. Значит, стеклянная трубка в нем лопнула, жидкость вылилась в нижнюю часть колпака. Стоит мине слегка повернуться, как жидкость попадет на электроды и тут же последует мощный взрыв. Необходимо было немедленно снять поврежденный колпак. Ивакин хорошо знал устройство контактных мин и поэтому ясно представлял себе, что может произойти, если будет допущена малейшая неточность. Там, на тральщике, и не подозревают, какой опасности они подвергаются каждую секунду. Потом он им расскажет. Только доведется ли?..

Стало жарко, несмотря на свежий ветер. Крупные капли пота покрыли лоб и щеки Ивакина. И нельзя их смахнуть: руки в мертвой хватке держат весла. Сколько еще продлится это испытание? Не сломалось бы весло, тогда их разобьет о борт тральщика. Но если ему, гребцу, так трудно, то каково минеру! Шлюпка плясала под ним, то приближая его к мине, то удаляя от нее. Алексютович с завидной быстротой и легкостью приседал или вытягивался во весь рост, стараясь не выпускать из рук погнутый колпак. Пальцы его рук энергично двигались, свертывая ключом чашечку с сахарного замедлителя. Ивакин боялся, что Алексютович расшибет голову о корпус мины, но тот всякий раз, когда мина нависала над ним, умело увертывался.

«Удерживать, удерживать, удерживать», — твердил про себя Ивакин, сильнее сжимая рукоятки весел. На дне шлюпки переливалась вода.

«Вода прибывает,— подумал Ивакин. — Не успеть. Надо доложить инженер-подполковнику…»

— Удерживай! — крикнул минер. — Скоро кончим.

Ивакин знал: сказано для него. Минер, очевидно, думает, что он, Ивакин, не выдержит. Выдержит, как бы это трудно ни было! Старший матрос вобрал в себя воздух и подул на глаза, стремясь стряхнуть с ресниц капли пота. Взгляд его упал на руки минера, которые извлекали внутренность свинцового колпака.

— Отходите! — приказал офицер и в изнеможении повалился в шлюпку.

Ивакин расправил непослушную спину, напряг закоченевшие мышцы и рывками стал отгребать от борта тральщика.

— Оботрите лицо, — сказал ему Алексютович. Ивакин выпустил правое весло и ладонью провел по мокрому лицу. Перед ним, улыбаясь, сидел минер.

Через полчаса обезвреженную немецкую мину сняли с якоря тральщика, и катер отбуксировал ее в безопасное место для подрыва.

Минер, тепло попрощавшись с Ивакиным, ушел на катере.

— Идите в кубрик, отдыхайте, — разрешил капитан-лейтенант усталому сигнальщику.

— Не много осталось. Я достою, — попросил Ивакин. Фомичев одобрительно кивнул головой, подошел к левому борту.

— По местам стоять, с якоря сниматься! — приказал он.

Боцман занял свое место у леерной стойки и, выгнув спину дугой, посматривал за борт на туго натянутую якорь-цепь.

— Пошел шпиль!

Якорь-цепь медленно поползла из воды.

— Якорь встал,— доложил боцман и застыл в томительном ожидании. Напряженно следил за подъемом якоря и Ивакин: неужели еще какой сюрприз?!

— Якорь чист!—доложил боцман.

Старший матрос облегченно вздохнул. Командир занял свое место и перевел ручку машинного телеграфа на «малый вперед».

Тральщик послушно развернулся и направился к стенке.