Вся система организации и боевой подготовки армии и флота и была направлена на выработку у солдат военной идеологии, отвечающей интересам господствующего класса. Господствующий класс в классовом обществе всегда выдает свои интересы за интересы общегосударственные и общенародные. Так делало и русское дворянство, воспитывающее армию в духе преданности царю, церкви и родине. Эти принципы вдалбливались в сознание солдатских масс многими средствами. О них говорилось в уставах, на всех занятиях, о них твердилось во время богослужений. Средства убеждения нераздельно связывались со средствами принуждения по отношению к тем, кто не проявлял готовности умереть за матушку-царицу, веру и отечество. В этих случаях использовалась палка, шпицрутены, батоги, присуждаемые весьма щедро. Суд и расправа возлагались на офицеров. Классовый состав суда определял его решения. Кригсрехт использовался в армии как одно из средств принуждения, позволявшее держать в повиновении солдатскую массу.

Постоянные побои и истязания солдат за малейшие провинности, присвоение командирами солдатских денег, продовольствия и обмундирования, полное их бесправие и невозможность выразить легально протест приводили к такой форме социального протеста, как побеги из войск и участие в народных восстаниях.

Побеги начинались уже во время призыва рекрутов по очередным наборам. Местные и полковые военные суды были завалены делами о беглых рекрутах. Рекруты бежали из сборных пунктов, во время следования в полк или после прибытия в него, используя для этой цели малейшую возможность.

Окунувшись в жизнь полка, молодые солдаты не выдерживали условий быта и бежали либо поодиночке, либо группами. Бежали во время местных командировок, бежали с отдаленных постов, бежали часто и с гауптвахты. Характерен случай бегства солдат 5-го Оренбургского батальона, бежавших с 15 арестантами. «Означенные Лебедев и Кручинин, сидев под стражею и подговорив с собой других военно-арестованных в числе 15 чел., 12-го того мая (1788 года) разбили приставленный караул и, отобрав ружья, сделали побег к Волге с намерением сплыть на плотке»[1123]. Из Троицкого монастыря бежал солдат 3-го Астраханского батальона с 25 арестованными солдатами («запретных колодников»), которые проломили в церкви полы над подвалом[1124].

С караула вместе с рекрутом бежал солдат 2-го Астраханского батальона А. Костин. Не менее характерен случай побега нескольких солдат и десяти рекрутов 3-й легкой команды, 2-го и 3-го Астраханского батальонов[1125].

Бежали из полков по нескольку раз. Так, например, рядовой Санкт-петербургского гренадерского полка Ф. Москалев бежал три раза. За первый побег он был наказан в 1786 году 1000 шпицрутенами, за второй побег в том же году он получил 6000 шпицрутенов, за третий побег в 1787 году он был наказан 8000 шпицрутенами[1126].

Профос Иркутского батальона Гордеев бежал несколько раз «отроду ему 50 лет, в службе с 1737 года, из боярских людей, напред сего за побеги гонен был шпицрутен чрез тысячу человек, впервые шесть, вдругорядь десять, втретья двенадцать, вчетвертыя двенадцать и написан в профосы в пятой двенадцать раз». Бежал в шестой раз, но по закону 1775 года освобожден от наказания шпицрутенами и направлен, скованный, на казенную работу[1127].

Солдат Апшеронского полка Коптев бежал четыре раза. Суд присудил его «бить кнутом, вырезать ноздри и, заклеймя указными знаками, сослать в каторжную работу»[1128].

Обычно беглые солдаты пытались отделаться от обмундирования и от оружия, чтобы скрыться в городах, но это удавалось редко. Они не имели денег, чтобы купить одежду. Иногда беглые шли на убийство извозчиков или корчмарей, присваивали себе их документы и скрывались. Обычно суд за такие дела приговаривал к наказанию кнутом и после вырезания ноздрей и клеймения направлял в ссылку в Сибирь.

Многие солдаты бежали из полков во время нахождения войск за границей. Так, после Семилетней войны, во время которой русские войска неоднократно показывали примеры стойкости и мужества в бою, среди возвращавшихся в Россию войск стихийно возникло дезертирство. Правительство вначале издало указ об укреплении дисциплины в войсках, но этот указ делу не помог. Число дезертиров составило несколько тысяч. Правительство обратилось к гражданским властям Пруссии и Польши с просьбой способствовать поимке дезертиров и одновременно опубликовало указ об амнистии[1129]. Вернувшимся беглым солдатам, а заодно и бежавшим за границу крестьянам правительство обещало «устроение спокойной и выгодной жизни». Чаще всего солдаты бежали в Молдавию и Польшу, где старались поселиться. Польское правительство принимало их, но нередко принуждало к поступлению на службу в польские части, или они сами определялись в полки. Среди взятых в плен в 1794–1795 гг. поляков оказалось некоторое количество русских солдат. В одном случае таких солдат оказалось 15 человек (Иеменко, Ванин, Ходоровский, Дейнеке, Дмитриев, Бирюков и др.). Как правило, все это были солдаты, бежавшие ранее по 4–5 раз. Они были наказаны кнутом от 13 до 25 раз и направлены в каторжные работы[1130]. В другом процессе участвовало 25 дезертиров из екатеринославских, херсонских и других полков.

В ходе следствия выяснилось, что, например, Н. Кузнецов, 36 лет, на службу был взят в 1788 году, а в 1790 году бежал за границу в Польшу и «тогда ж там добровольно с присягою на верность польских войск в Житомирской легкоконный полк определился». Так же поступили А. Иевлев, А. Мартынов, Б. Щеглинов, Н. Должинцев, Гер. Михайлов, М. Капустин и другие[1131]. Военный суд приговорил их за участие в сражениях «против своих соотечественников и доставшись в числе присоединенных войск попрежнему к службе российских возвратиться не хотели…» к повешению. Но затем смертная казнь была заменена 12 тыс. шпицрутенами и ссылкой в отдаленные полки[1132].

Аналогичным был процесс обнаруженных среди сосланных пленных поляков на Кавказе восьми солдат и рекрутов Херсонского, Екатеринбургского и Киевского карабинерных полков (И. Полетаева, И. Жмыхова, Л. Федоровича, Ф. Кривоноса и других). Военный суд приговорил семь человек к повешению, а солдата Ярославского полка М. Андреева за трехкратный побег в Польшу — к отсечению головы[1133].

Из просмотренных дел о пойманных в Польше беглых солдатах видно, что большая часть их была наказана от 1000 до 8000 шпицрутенами и после наказания сослана либо в отдаленные районы на военную службу, либо на поселение. Правительство нередко обращалось с призывами к беженцам вернуться в Россию, обещая полное прощение, но возвращалось очень мало. Вернувшихся солдат военный суд постановлял вновь приводить к присяге и направлять в прежние полки. Примером может служить определение Румянцева о явившихся из побегов в Молдавию 86 солдатах[1134].

О количестве солдат полевых полков, находившихся под судом, подведомственным непосредственно аудиторскому департаменту Военной коллегии, можно судить по данным за время войны России с Турцией 1787–1791 гг. и с Швецией 1788–1790 гг.

1788	1789	1790	1791
поступило дел	решено	осталось	поступило дел	решено	осталось	поступило дел	решено	осталось	поступило дел	решено	осталось
452 + 27	449	30	650	640	40	722	690	72	645	636	81*

* ЦГВИА, ф. 8, оп. 94, св. 82, д. 1220/1880 за 1788–1791 гг., л. 5, 9, 13, 17 (В число оставшихся дел входили дела за ряд лет. Задержки происходили из-за отсутствия следственных данных.)

Несколько меньше «судных дел» имелось по Киевскому и Елизаветградскому кригсрехтам.

Более решительной формой социального протеста против существующего порядка являлся переход солдат на сторону восставших крестьян. Примером такого перехода служат действия солдат 1-го Саратовского фузилерного артиллерийского полка 1-го батальона и солдат ряда других частей во время крестьянской войны 1773–1775 гг.

В Саратовском батальоне за «преступление присяжной должности и бытии их в толпе злодейской» было отдано под суд 240 человек. В составе подсудимых было три сержанта, три каптенармуса, один капрал, восемь барабанщиков, три флейтиста и 222 рядовых. Суд приговорил к физическому наказанию 43 человека, к смертной казни — 193 человека и освободил от наказания 4 человека. Смертная казнь была заменена ссылкой в Петровскую и Александровскую крепости. Осужденные к физическому наказанию были сосланы на поселение.

По второму процессу 14 солдат, активно участвовавших «в разбое на Волге с ватагами», было решено «наказать всех при публике кнутом, вырезать ноздри и, поставив указные знаки, сослать в каторжную работу»[1135]. Стремились перейти на сторону восставших солдаты и других полков. Так, в Нарвском пехотном полку 16 солдат пытались уйти на Волгу вместе со своим оружием, но были пойманы[1136]. Широко был распространен переход на сторону восставших из состава иррегулярных войск, особенно тех, которые располагались на Волге и в Сибири.

Особенно беспокоила правительство такая форма протеста, как критика существующих порядков в стране и особенно в армии. Она рассматривалась как бунт. Тайная экспедиция, занимавшаяся такими делами, привлекала к суду не только тех, кто выступал с критикой, но и тех, кто слушал ее и молчал. В 1763 году из 28 человек, находившихся под следствием тайной экспедиции и осужденных ею, было 10 солдат и офицеров, в 1769 году — 9 человек и т. д. С 1763 по 1796 год тайная экспедиция осудила 13 гвардейских, 30 армейских и морских офицеров и 50 солдат за критику порядков в войсках[1137].

Столь же опасной формой протеста с точки зрения правительства было самозванство, На протяжении второй половины XVIII века тайная экспедиция разбирала более 20 случаев самозванства, В восьми случаях самозванцами были беглые солдаты, пытавшиеся поднять крестьян на борьбу с царизмом.