В последующие годы построение каре и колонн на учениях становятся обычной формой, применяемой наряду с линейным развернутым строем.
Рязанский пехотный полк показал на маневрах построение колонн, их захождение, перемену фронта из двухлиний в одну, захождение фронта повзводно, полудивизионами и дивизионами, построение каре на походе и марш дивизионами и захождение их во фронт.
Любопытны действия Казанского пехотного полка на маневрах 1781 года. Построившись, полк начал движение, выполняя одновременно плутоножную стрельбу. Затем, построившись в каре, он продолжал стрельбу, после чего, перестроившись снова в линию, возвратился на прежнее место. Отсюда, построившись с флангов в колонны, полк двинулся против неприятеля, занимавшего укрепленную позицию. Наступая, полк вел пушечную стрельбу. Для действий на флангах неприятеля были выделены две гренадерские роты, которые и совершали обходные движения, в то время как главные силы продвигались для атаки в лоб. Атака с фронта и флангов привела к поспешному бегству неприятеля из ретраншемента. Оставив главные силы в занятых укреплениях, полк выслал вперед батальон для преследования отступавшего противника. Этот же маневр был повторен на смотру на второй день[1111].
Следует подчеркнуть, что из 120 планов, имеющихся в деле, только в одном мы встретили построение косого боевого порядка — в маневрах Смоленского пехотного полка[1112].
Екатеринбургский пехотный батальон в течение 1781 и 1782 годов присылал одинаковые планы эволюции, в которых показаны построение на месте, стрельба, наступные и отступные марши, построение колонн, переправа наступная и отступная, огибное каре и церемониальный марш.
ПЛАН МАНЕВРОВ СМОЛЕНСКОГО ПЕХОТНОГО ПОЛКА
Аналогичную картину дает отчет Черниговского пехотного полка, показавшего построение в линию, перестроение в колонну, в каре, снова в линию, захождение фронта и построение в две линии.
Такой же характер имели эволюции Семипалатинского, Оренбургского и Черниговского полевых батальонов.
Драгунские полки представлены отчетом Сибирского полка за 1776 и за 1781 годы[1113].
План эволюций карабинерного Рязанского полка
Гусарские полки прислали также несколько планов, дающих представление об их эволюциях[1114].
Представленные в Военную коллегию планы от кавалерийских полков свидетельствуют о том, что командиры полков не отходили от уставных правил и стремились отработать главным образом уставные эволюции. Так, например, Казанский кирасирский полк показал в 1776 году построение полка на месте, эволюции кавалерии и переправу. Тот же полк в 1777 году показал более полные по содержанию маневры[1115].
От карабинерных полков поступили два отчета. Карабинеры обучались по кирасирскому уставу и выполняли только уставные эволюции.
О самостоятельных эволюциях артиллерии можно судить по описанию действий Колывано-Воскресенского полевого батальона. Эти маневры показывали построение артиллерии и формы артиллерийского маневра (маневр орудиями и огнем)[1116].
Накануне русско-турецкой войны 1787–1791 гг. войска имели неодинаковую подготовку. Лучше всего были подготовлены войска, расквартированные в южных губерниях, которыми командовали Румянцев, Суворов и Кутузов. Они были подготовлены в духе румянцевско-суворовской тактики. Хуже были подготовлены войска других дивизий, где продолжали господствовать уставные формы.
Военная коллегия аккуратно получала отчеты, но не делала никаких указаний о внедрении опыта прошедшей войны, Больше того, она мешала Румянцеву, Суворову и другим передовым генералам прививать новые формы и методы боевой подготовки.
Во время войны 1787–1791 гг. русские войска, прошедшие суворовскую школу, показали, что они мастерски умели владеть огнем и штыком, успешно совершали переходы до 50 км в сутки и действовали в любое время, на любой местности и в любых боевых порядках.
Суворовская тактика доминировала в турецкой войне 1787–1791 гг. Она была продемонстрирована в сражениях при Фокшанах, Рымнике, при штурме Измаила и всегда приносила блестящий успех.
В этой войне целиком оправдались взгляды Суворова на боевую подготовку войск. Нужно сказать, что русские войска с 90-х годов стали энергично обучаться по суворовскому уставу «Наука побеждать», распространявшемуся в войсках в рукописном виде. Громадное значение имели также суворовские приказы, отдаваемые по войскам, находившимся в его подчинении.
Особенно большое значение имели двусторонние Тульчинские маневры. Военное искусство заключалось, по мнению Суворова, писал очевидец маневров Дюбокаж, в быстроте исполнения и в неустрашимости, не останавливаемой никакими препятствиями. Для достижения быстроты и неустрашимости нужно было, по его убеждению, освоить войска с явлениями войны посредством маневров, до того близких к действительности, чтобы солдат смотрел на настоящую атаку не более как на маневры.
Суворов все маневры заканчивал атакой. Части, какой бы они ни были силы, делились для этого на две стороны. Эти стороны, поставленные на некоторую дистанцию друг от друга, строились развернутым фронтом или в колонны, более или менее глубокие, затем они одновременно начинали движение. По сближении шагов на сто каждый начальник командовал, что нужно для атаки, которую пехота исполняла бегом, а кавалерия в галоп. Иногда пехота атаковала кавалерию, ружья на руку, между тем как эта последняя скакала ей навстречу. Иногда пехота ожидала кавалерию на месте, не открывая огня ранее как по сближении последней шагов на двадцать.
ПЛАН МАНЕВРОВ КАЗАНСКОГО КИРАСИРСКОГО ПОЛКА
ПЛАН МАНЕВРОВ АХТЫРСКОГО ГУСАРСКОГО ПОЛКА
Эта атака происходила, как в настоящем деле. Она производилась обеими сторонами, атаковавшими друг друга с фронта, все равно, стояли ли они в развернутом строю или в колоннах — среди огня пехоты и артиллерии, при криках «ура!», повторяемых всяким пехотинцем и кавалеристом. Офицеры при этом кричали: «Руби!» «В штыки!» Ни одна часть в момент атаки не смела ни принять в сторону, ни замедлить движение. Пехота шла на пехоту бегом, ружье на руку и только в момент встреч поднимала штыки. Вместе с тем каждый солдат, не останавливаясь, принимал слегка вправо, отчего происходили небольшие интервалы, в которые люди протискивались, и одна сторона проходила наискось другой. Впрочем, и от самого бега строй размыкался, что также несколько облегчало прохождение… Понятно, что для войск, выдержавших на суворовских маневрах, бой не представлял ничего нового. Кавалерия получала навык атаковать дерзко и неустрашимо, пехота — встречать атаку спокойно и хладнокровно. Подобные солдаты атаковали холодным оружием в деле, как на маневре; при таком способе боевой подготовки рекруты стоили старых выдержанных солдат. Наконец, этот способ образования войск приносил очевидную пользу и в смысле выдержки лошадей.
Восторженные отзывы дают «волонтеры», посылаемые иностранными правительствами в русскую армию для изучения причин столь блестящих ее побед. Примером могут служить отзывы принца де Линя и других лиц, представлявших австрийскую армию.
Во все времена, отмечал де Линь, указывали на французского солдата за пылкость его первого удара; еще теперь ссылаются на испанского солдата за его трезвость, терпение; на немецкого — за его субординацию, спокойствие, флегматичность во время опасности; в русском солдате сосредоточены все эти качества, что делает его, без всякого сравнения, лучшим в Европе.
Общий дух реформ Павла I определил новую систему обучения и воспитания войск. Уже 29 ноября 1796 года Павел предписал президенту Военной коллегии ввести в действие новые уставы. Такое быстрое введение этих уставов свидетельствует о том, что Павел и его советники не желали считаться ни с опытом предыдущих войн, в которых русская армия достигла громкой славы, ни тем более с опытом революционной Франции. Все павловские уставы проникнуты стремлением ввести «прусский дух регулярства», регламентировать решительно все и дать указания на каждый случай. Самостоятельность и инициатива в выборе форм и методов боевой подготовки категорически запрещались. На первый план выдвигалось требование о выполнении всех мелочей. За всякое отклонение от требований наказывали сурово и беспощадно. Павел хотел видеть в армии четкий, слаженный механизм. Идеалом такой армии была для него прусская армия, твердо хранившая дух и принципы Фридриха II. Слепо копируя все, Павел I даже гатчинский городок устроил по образцу Потсдамского лагеря[1117].
Главным стала подготовка к вахтпараду. Части приучались видеть венец своей строевой подготовки в том, чтобы на смотру не сбиться с ноги, чтобы линия фронта не изогнулась, чтобы точно соблюдались интервалы и дистанции, чтобы общий вид части при прохождении церемониальным маршем был блестящим.
Павел I, принимая основные положения прусской военной школы, проникался также и той военной идеологией, которая была присуща прусской армии. Солдатам и офицерам внушали, что раз армия есть одно целое, один механизм, то человек есть лишь часть этого механизма. Отсюда дисциплина, по мнению Павла I, должна выражаться в безусловной исполнительности, автоматизме и рутине, т. е. должна быть механической. Инициатива и какие-либо другие формы проявления индивидуальности в духе суворовских положений считались крамолой и искоренялись.
Этому направлению соответствовала линейная тактика, которая предполагала механическое соединение частей в одно целое для ведения боя. При этом главное внимание уделялось ружейному огню, на который возлагались все надежды. Отсюда переоценка залпового, неприцельного огня, стремление ввести такие строи, которые обеспечивали бы все виды ружейной пальбы рядами, шеренгами, взводами, ротами и батальонами. Штыковой удар отошел на второй план. Поэтому изучали не формы и методы ведения боя, а прививали навыки в производстве ружейных приемов для пальбы и изучали необходимые для этого строи. «Главный предмет в учении и маршировке должен быть тот, чтобы солдат держал ружье порядочно, почти во всю руку, крепко и прямо на плече, вверху не близко к голове, а внизу недалеко от тела, дабы ружье не шевелилось»[1118].