В комнате Линды опять сидели Ставра и Нинетта, Линда фыркала, мол, тигр много себе позволяет! Ээээ… он позволил себе поднять ее ленту для волос, свалившуюся во время футбольного матча, и самозабвенно принюхиваться, посылая ей при этом гипнотизирующий таинственный взгляд.

— Вот и какого черта он так сделал?! Что он этим хотел сказать?! Что я пользуюсь не тем шампунем?! Или что?

Те двое смеялись до слез и называли ее безмозглой гусыней. На что принцесса Линдириель обиделась и выдала:

— А ты толстая корова с крылышками! Да и цвет непонятный, не то бледный понос, не то горелая манная каша!

— Что?! — вскипела драконница, — Корова… Я?!!!!

— Ты! — давилась смехом гнома.

Но и для нее у Линды нашлось доброе слово:

— А ты… Ты! Ты гномиха — переросток!

— Я переросток?! У меня папа викинг, потому я крупная! А ты… Ты дылда эльфийская!

И пошел бой подушками, перья так и летели. Потом заклинание очистки три раза запускать пришлось.

В соседних комнатах тоже шло обсуждение. Ну, естественно, у всех амазонок кумиром был таинственный прапорщик. Но тот в «боях» не участвовал, только появлялся на поле в роли координатора. Но был хорош… Очень хорош… Дамы даже придумали, чего потребуют от команды Голубой лиги в качестве поощрительного приза. Но это секрет. Только после победы!

Вы не поверите, но на втором месте после прапорщика Фурсенко в зрительских симпатиях амазонок был Олениель. Да, да! Рослый блондин в… шелковый камуфляж не перенес усиленных тренировок и скончался, так что великий эльфийский кутюрье выступал в коже. В той самой, из своих старых запасов, моду на которую почти тридцать лет назад завез принц Паблито из Азгардбергена. Да, тогда многие эльфы стали одеваться как викинги, но вслед за кожаной одеждой они еще и обзавелись женами из отряда "эльфийских амазонок" королевы Брунхильд. Так что кожа среди них утратила свою популярность, ибо ассоциировалась с определенным ренегатством и предательством идей и принципов Голубой лиги. В общем, как-то так.

А теперь он, в смысле Олениель, настолько органично смотрелся в тисненной коже на голое тело, что многие дамы откровенно пускали слюни на заместителя командира. Потому что от усиленных тренировок его гладкое упругое тело обрело крепкие мужские мышцы и даже (!) загар. Короче, тандем прапорщик Фурсенко — кутюрье Олениель убойно действовал на дам-амазонок и вызывал в них брожение фантазии. Однако, если у Петра Фурсенко заинтересованные взгляды дам вызывали понимающую снисходительную улыбку, то Олениель по началу откровенно был озабочен, можно даже сказать, испуган. Правда, потом втянулся, потому как восхищенные взгляды, они всегда приятны, даже если это женские взгляды, в конце концов, женщины тоже люди. Олениель пришел к выводу, что благодарная дамская аудитория — это неожиданный прорыв. У него даже возникли идеи творческого характера. Великий кутюрье уже видел в мыслях новую коллекцию. И одевать он собирался женщин, причем женщин разных: воительниц, домохозяек, артисток… Ахххх… Какой простор для фантазии…

Воистину, взаимодействие полов оказалось очень полезно

На следующий день согласно тайному плану товарища прапорщика Фурсенко, по предложению Главы Голубой лиги начались спарринги между отдельными группами обеих команд.

***

Надо сказать, что все это время бедняга Петрелион даже не выходил из комнаты. По мере приближения дня Х у него, что называется "заранее лоб трещал". А потому несчастный полуэльф-полудракон, мрачный и неразговорчивый, все больше лежал на диване и накачивался с горя огненной водой. Джеффри это в конце концов надоело. И освобожденный член команды Голубой лиги получил грандиозный разнос.

— Если ты продолжишь в том духе, можешь прямо сейчас отправляться домой! — шумел Глава.

Петрелион обиженно засопел.

— Какого черта лысого с тобой творится? Петрелион, дружище, я не узнаю тебя.

Тот отвернулся, чтобы скрыть страдальческое выражение, но промолчал. Тайна жгла его изнутри, а безвыходное положение, в которое он попал по милости Морриган, просто убивало. Бедный полудракон был уверен, что его жизнь кончена. Мелькали, конечно, малодушные мысли, что вместе с его смертью проблема исчезнет. Но черт побери! Он так хотел жить! И потом, было кое-что… Дурацкая, необъяснимая, непонятная надежда. Ох, а страшно-то как было!

Но ничего этого он своему другу отрыть не мог, а потому просто пробурчал:

— Все, Джеффри, я понял. Завтра можешь на меня рассчитывать.