А у меня тем временем мысли побежали не в том направлении.

Значит, они не поняли, что изменились из-за портрета? Подумали, что это я наколдовала? И он им совсем не нужен?

Не знаю, почему, но я улыбнулась.

— Эй, ты чего радуешься? — рыжий детина откинул капюшон и наклонился ко мне ближе, что бы рассмотреть, — Ненормальная что ли? Бояться должна, что мы щас зарежем…

Не знаю, почему, но мне стало так весело, что я рассмеялась. Наверное, и вправду двинулась умом. Двинешься тут от таких приключений.

— Эй, ты чего? — обиженно протянул рыжий и засопел.

— Сейчас она будет плакать, не беспокойся, — черный плащ поставил у горла чашу и дернул меня вверх.

Посадил у креста и одним движением привязал тело к нему.

Честно говоря, смеяться резко расхотелось, но из принципа я решила не останавливаться. Помирать, так гордо. Ну, хоть портрет они себе не заберут, значит, удача на моей стороне.

Резкая боль пронзила где-то у основания шеи и оттуда брызнула кровь.

Я ойкнула, а черный подставил чашу под струю и что-то забормотал на непонятном языке.

Вокруг горели свечи, нарисованная пентаграмма ярко вспыхнула разноцветными красками и… Впереди, у соседнего склепа появился он.

Парни видимо не ожидали возрождения кого-то там так скоро и удивленно замерли. Амбруаз, серьезный и великолепный в своем черном, блестящем в сумерках наряде, очень быстро приближался к нам.

— Помогите, — хотела крикнуть я, но, видимо рана задела связки — из горла вырвался хрип.

— Эй! à l'aide! (прим. — помогите!) — я постаралась крикнуть громче, но опять получался бессвязный крик, — Помогитеееее!!!

Когда он увидел чашу у моего горла, его глаза зажглись бешенством. Он стремительно двинулся в нашу сторону, и рука черного дрогнула. Одним движением он вырубил его, и чаша с моей кровью разлилась по земле. Очень нежно Амбруаз обхватил одной рукой мою шею, а второй придержал затылок.

— Если бы я мог помочь раньше, — грустно прошептал он, и надавил.

Сначала меня обожгло кипятком, на глазах навернулись слезы, но я даже не могла приоткрыть рот, чтобы сказать, как мне больно. Это длилось вечность, и я даже стала привыкать к этой опаляющей все тело боли, но пришел адский холод. Шею закололо еще сильнее, из глаз хлынули слезы. И все это время мужчина пристально глядел мне в глаза, будто наблюдая за реакцией. Как врач.

Внезапно он отнял руки, и я закашлялась. Тело било в лихорадке, но скоро это все кончилось.

Я смогла поднять руку и коснуться шеи.

Зажило?

Казалось, прошла вечность, но парни в плащах только очнулись. Фиолетовый достал блеснувший в свете огней ритуальный нож и быстро бросился к нам.

Я не успела вскрикнуть, предупредить или как-то обозначить опасность. Но Амбруаз понял все по моим расширившимся зрачкам. Во тьме мелькнул его длинный хвост, и он выбил из рук фиолетового нож. Тот отлетел в кусты.

Очнувшийся парень в черном бросился его поднимать.

— Даю вам пять минут, чтобы уйти, — мужчина поднял руку и зажег в ней огонь.

Не знаю, как парни, а мне стало страшно.

Но наши не сдаются, даже если перед ними инородный элемент. Они бросились на него все сразу, и тут произошло странное.

Мне показалось, что время замедлилось, потому что парни повисли в воздухе в нелепых позах, с озлобленными мордами, а мужчина, уже собиравшийся направить на них голубой огонь, опустил руку и погасил его.

— Так ты доверяешь мне?

Из-за фамильного склепа справа вышел Эрл.

Теперь мне кажется, я узнала бы его из тысячи тигров. Наверное, по наглым блестящим глазам или по насмешливой ухмылке. Ну, разумеется, по голосу точно.

— Прости, — мужчина и не думал совеститься, — Ты чуть не опоздал.

— Но я пришел во время, — констатировал факт Эрл, совсем не обращая на меня внимания.

Стало обидно. Я тут сижу на холодной плите, порезанная и испуганная, а ему лишь бы что. Охранник, называется.

Захотелось противно захныкать, но последующая фраза высушила намечавшиеся слезы.

— Я просил тебя проследить, — с нажимом сказал Амбруаз и аккуратно поднял меня на руки.

Это было романтично. Так, по крайней мере, возопило мое сердце. И Амбруаз, неприступный и строгий, позаботился обо мне. Даже показалось, что я действительно знаю его чуть дольше, чем пару дней.

— Кстати, что будешь с ними делать?

Эрл кивком показал на нелюдей. Они так и повисли в воздухе, кто одной ногой отталкиваясь от земли в прыжке, кто с занесенной для удара рукой.

— А что с ними делать? — равнодушно пожала плечами я, — Смотреть противно. Сдать в полицию.

— Не пойдет. Их надо казнить, — непримиримо выдал Эрл.

Я вздрогнула.

Как казнить?

— Они нарушили неприкосновенность человеческой жизни, они хотели поработить твою душу и истязать твое тело. И все, что ты хочешь в ответ: сдать их в полицию? А если отпустят?

— Но я же свидетельствую, что…

— Ты с портретом потащишься в полицию?

Я смотрела ему в глаза и не понимала.

— Ты представляешь, что начнется в отдельно взятом управлении полиции, если хоть лучик выглянет из рюкзака?

Я с содроганием вспомнила магазинчик. Да, это вам не церковь. Амбруаз крепче прижал меня к своей груди и я решила воспользоваться случаем и спросить самое важное:

— Не понимаю: почему он не действует на меня? Я же не ангел во плоти. Совершаю ошибки, злюсь, расстраиваюсь. Негативных эмоций — много.

— Давай поговорим у тебя на чердаке, — предложил Амбруаз, и сделал шаг вперед.

— Эй, гуманисты, — Эрл не дал сбежать нам с поля боя, — Готовы все простить… Можно сделать с ними то, что они хотели сделать с тобой.

Я побледнела и схватила на пиджак Амбруаза.

— Пожалуйста, не надо. Это — перебор. Не позволяйте Эрлу творить такое…

Наткнулась на серьезный бескомпромиссный взгляд и замолчала.

Нет слов. Это что же такое получается, а?

— Эрл! — постаралась вложить в слова всю силу убеждения, — Нельзя отвечать силой на силу. Я не убийца и не хочу ею стать.

Мужчины промолчали. Наверное, слова попали в цель. Теперь попробую убедить.

— Я против убийства и против выкачивания крови. Эрл, послушай, они, конечно, подонки, но мы не можем поступать так же!

Почему-то вспомнились слова Жака о Лене. Я улыбнулась: вот она — верная позиция! Как бы плохо и неправильно не поступали окружающие, нельзя опускаться до их уровня.

— Почему это? — судя по выражению морды, я ни на йоту не убедила тигра, — Или ты забыла боль?

— Да вся наша жизнь состоит из боли, — разозлилась я.

Это только ощущение, или надо мной насмехаются? Я повернулась к Амбруазу, но он рассматривал надгробие напротив и ни во что не собирался вмешиваться.

— Ты преувеличиваешь, — лениво ответил Эрл и махнул хвостом.

Парни поплыли по воздуху прямо к нам. Их звериные морды еще не исчезли, и сейчас они были перекошены от злости. Это зрелище было до того противным, что меня передернуло от отвращения.

— Я говорю правду, — вернулась к вопросам о боли, — многие приятные моменты в жизни сопряжены с болью. Пусть это будет душевная боль от переживаний: любит или не любит, и заканчивая физической болью при…Хм, половом акте. Везде и за всем стоит боль, даже за таинством рождения, поэтому стоит принять ее за данность и…

— И что? — парни повисли рядом с Эрлом и я тяжело сглотнула.

Выглядит ужасно, нереально и бредово, как во сне, вот только жаль, я не могу очнуться.

Заметив красное пятно на боку у парня в черном плаще, почувствовала дурноту. Это же моя кровь там осталась. Моя.

Изверги.

— Мы не должны их казнить.

— В твоих словах нет логики, — Эрл довольно прикрыл один глаз, — Ты говоришь, что все в жизни связано с болью, и не хочешь причинить боль тем, кто этого заслуживает.

— Я оставляю данное решение мирозданию.

— Будем считать, что мироздание — это я, — гордо произнес Эрл.

Амбруаз издал смешок, а я вырвалась из его рук. Если такие принципиальные, то и мне помогать не надо. Рану залечили — и на этом спасибо. А теперь я пешком постою.

Меня всегда возмущало самодовольство и самолюбование. Поэтому — руки в боки и, не скрывая ехидства, спросила:

— Ты случайно не очередное воплощение короля Солнца?

— Он этой фразу не говорил. Вообще, скромняжка-парень был… А я всегда говорю правильные вещи, — глубокомысленно произнес он, — прямо как учитель в школе.

— Эрл, давай отпустим их, — устав с ним биться, протянула я. Найдя лавочку поблизости, с радостью плюхнулась на нее, — Я не хочу больше это обсуждать. Нужно найти Жака и Эврара. Вдруг с ними что случилось.

— Так и думал, что ты не сможешь отомстить. Но я не позволю им просто уйти. Придумай наказание.

— Эрл…

— Последнее слово за тобой.

— Но…

— Они будут висеть, пока ты не придумаешь.

— Наказание должно быть смертельным?

— Необязательно.

Я выдохнула. Хотя бы на этом спасибо.

Еще раз окинула взглядом парней и задумалась. Не хочу брать грех на душу и лишать жизни. В то же время тюремное заключение — не то, что я могу им предоставить. Наверное, Эрл ждет, что я прикажу отрубить руку или ногу, или каким еще способом наказывали преступников раньше?

Замуровывали заживо? Нет. Этого я не перенесу.

— А память стереть можно?

— Совсем? — оживился Эрл.

— За последний вечер, — несмело предложила я, — тогда они не вспомнят, что совершили.

— Но их память будет хранить прошлые злодеяния. Или ты думаешь, что они вели благочестивый образ жизни?

— Вряд ли, — загрустила я.

Значит, нужно придумывать дальше. Только вот что? Мне показалось, что начать жизнь сначала, с чистого листа — самый оптимальный вариант.

— Тогда я подкорректирую твое желание, — тигр протянул лапу, и по воздуху прошло колебание, — вот так.

Морды втянулись и приняли человеческое выражение лица. Парни шлепнулись об землю, как мешки с картошкой, но не проснулись.

— С ними точно все будет в порядке?

— Если ты вызовешь лекарей, то будет.

— Но… — я обвела взглядом место побоища и вздохнула.

Как объяснить людям, что не я здесь похозяйничала? Тем более, вырубленные парни валяются трупиками. Пентаграмма почти погасла, но чаша вон валяется и нож в крови…