ВСЕГО ПОНЕМНОЖКУ

Мальчик спускался по лестнице виадука, прыгая через две ступеньки. Он прикинул на глаз: до конца еще пять прыжков, и в этот миг наскочил на стайку девочек. Они поднимались навстречу и весело стрекотали. Должно быть, видели на улице какого-то смазливого артиста, который выступает по телевизору, читает глупейшие стихи и при этом раздувает ноздри, закатывает глаза. Девчонки теперь о нем спорят. Одна, скорее всего Мариана, уверяет, что у артиста зеленые глаза, а другая, пожалуй, она-то и есть Мариана, клянется, что голубые, «нереально голубые». Вот нелепость! Разве у такого ничтожества может быть что-то «нереальное»?

Мальчик не удержался и сердито процедил «трещотки», но все же позавидовал им, что у них есть время на всякую чепуху, что их всерьез интересует цвет глаз какого-то ничтожества, вполне «реального» ничтожества.

После, когда он шел мимо книжного магазина, он увидел там Мариану. Она просматривала книгу. Какую, он не разглядел, да ему и не надо было разглядывать, он и так знал, какую книгу может листать Мариана. Что-нибудь явно бредовое о путешествиях в жаркие страны, где водятся попугаи и разноцветные мухи. О крокодилах, которые ползают по раскаленным пескам, или же совсем наоборот — о белых медведях, которые лязгают зубами от холода. Такие книги с первой же страницы нагоняют тоску зеленую. А Мариана охотится за этой мурой, особенно если там что-то есть и про любовь, а это значит про ахи и вздохи, про тех, у кого на уме одна чушь. Подумаешь, любовь! Что в ней такого непостижимого? Серьезную книгу она, конечно, и в руки не возьмет. Например, словарь неологизмов. Замечательная вещь! В одну секунду ты можешь узнать, что «эвпатия» — это покорность страданиям. Там есть слова и потруднее, и все расположены в строгом порядке, по алфавиту. Одно удовольствие смотреть.

Мальчик пошел своей дорогой, и, когда мимо проезжал тридцать пятый автобус, рядом с шофером он увидел Мариану. На ней красная куртка и красная шапочка, через плечо перекинуты ботинки с коньками. Едет на каток, определенно едет на каток, ей можно, она ни о чем и ни о ком не думает. На ее месте он бы тоже так поступил, не то что на каток, а махнул бы даже в Синаю или в Предял[4] кататься на лыжах, на санках. Нет, по правде, неужели и он поступил бы так на ее месте? И не мучился бы? И совесть не грызла бы ничуть? Откровенно, по-честному? Ну, если начнешь задаваться такими вопросами, им и конца не будет! Не все же люди одинаковы, пусть каждый живет как хочет, вовсе не обязательно сравнивать себя с другими.

К витрине кафетерия он и близко не подходил. Знал, что Мариана у того столика, под картинкой. А картинка, между прочим, бездарная: толстый малолетний кретин заправляется какао. Мариана стоит у столика, ест ромовую бабу и пьет «Пепси». Думает ли она о чем-нибудь? Нет. Абсолютно ни о чем не думает.

У газетного киоска он остановился, намереваясь купить журнал.

И когда он шарил в кармане, искал монетку в три лея, Мариана хлопнула его по плечу. Он не оглянулся. Нашел монетку и протянул киоскерше. Мариана опять хлопнула его по плечу. Тогда он обернулся и спросил:

— Ты чего?

— Просто так, — сказала девочка, — увидела тебя и решила подойти.

— Я тебя видел.

— Не мог ты меня видеть, — засмеялась она. — Я только сейчас прилетела.

— Это ты хорошо сказала. — Он тоже засмеялся. — Можно подумать, что ты и вправду с неба прилетела.

— Наверное, потому, что я взглянула вверх.

— Возможно.

— Как у тебя с уроками?

— Неважно, Мариана. А у тебя?

— Какая я тебе Мариана? — удивилась девочка, у нее даже лицо вытянулось.

— Разве я сказал «Мариана»? — У него тоже был удивленный вид.

— Да. Ты ведь прекрасно знаешь, как меня зовут.

— Еще бы, конечно!

— Может, ты думал о Мариане?

— О какой?

— У нас только одна: Мариана Никореску.

— С чего это я буду о ней думать?

— Откуда я знаю, что у тебя в голове…

— Да ничего, — ответил он.

— Мариана Никореску больна. Ты знаешь?

— Нет. А что с ней?

— Простудилась. В марте всегда так. Температура, кашель, насморк, всего понемножку.

— А я не знал. Поэтому она и не пришла сегодня в школу?

— Что за вопрос! Как она пойдет, когда у нее тридцать восемь и две?

Мальчик той же дорогой шел домой, только чуть побыстрее, чем прежде, ему хотелось почитать журнал.

Кафетерий был закрыт на учет. На автобусной остановке было много народу, очевидно, тридцать пятый автобус давно не проходил. В витрину книжного магазина он не заглядывал. Да это был вовсе и не книжный, а писчебумажный магазин, там продавали тетради, бумагу, карандаши и точилки. На виадуке было пустынно. Все это казалось ему вполне естественным. В марте всегда так. Немножко беспокойно, немножко чудновато — словом, всего понемножку…