Глава двадцатая НОЧНОЙ ПОБЕГ

Варяги — народ храбрый, однако осторожный. Ночуют на «Драконе», а «Дракона» на якоря поставили в нескольких саженях от берега.

После доброго ужина все спят крепким сном. Меду за ужином один я не пил. Угощали меня, конечно, да, спасибо, Тюр заступился. В темноте на берегу еще уголье тлеет, где пировали варяги. Тихо. Только спящие храпят да быстрая вода речная у борта журчит.

Я ощупью пробираюсь на корму. Месяц еще не взошел, темно, как в подполье, даже собственных ног не видно, того гляди, наступишь на кого-нибудь. Хорошо, если на латы или шлем, — не страшно, только ноге холодно, а ну как на руку или на лицо…

Так и есть! Чувствую, теплое — чья-то рука. Отдернул ногу, будто на змею наступил, замер. Ничего, обошлось, помычал варяг и затих.

Пошел дальше — кому-то на бороду наступил. Этот закричал по-варяжски, умолк, а потом заговорил сердито. Я стою ни жив ни мертв. Пробормотал что-то варяг и снова захрапел.

Конечно, проще было сразу прыгнуть за борт, чем пробираться на корму, да боялся я: вдруг кто-нибудь услышит всплеск и решит, что пьяный варяг за борт свалился. Поднимут тревогу, запалят светочи, начнут искать.

Добрался я до кормы, ухватился за якорный канат и спустился в воду. Вода студеная, сразу-то даже вздохнуть не могу, будто черствым куском подавился. Разжал я пальцы, и подхватило меня течение.

Вылезаю из воды, гляжу: далеко вверх по реке остатки варяжского костра мерцают, изрядно отнесло меня. Оно и лучше, к деревне ближе.

Припустил я бегом вдоль берега. Чтоб с пути не сбиться, на прибрежную воду смотрю, в ней звезды небесные струятся-переливаются.

Вот и деревня — крыши на звездном небе чернеют. Вышел на дорогу. Она за день нагрелась, еще остыть не успела. Чувствую ногами тележную колею, навоз и следы от конских копыт. Вижу впереди огонек, это та добрая женщина зажгла его перед волоковым оконцем, чтобы мне в потемках не плутать, ища ее избу.

Не успел я постучать, дверь отворяется, на пороге она сама. Обнимает, как родного сына, шепчет:

— Мокрый, бедняга, продрог!